Хозяин кабинета потупил взор.
– Да помню я это все, помню, – чуть слышно пробубнил он, – и буду помнить до гробовой доски. Но и ты пойми: не могу я тебя бесконечно прикрывать. Люди же все видят. И как ты прогуливаешь, и как опаздываешь. Видят, что ты почти каждый день с бодуна на работу приходишь. Ты посмотри на себя в зеркало. У тебя…
– Хватит!
Юрий Николаевич с силой хлопнул ладонью по столу. Его собеседник испуганно дернулся и замолчал. Колотов тяжело поднялся со стула и медленно двинулся к выходу. Взявшись за дверную ручку, он повернулся к начальнику вполоборота.
– Не переживай. Избавлю я тебя от лишних проблем. Сегодня же напишу заявление об уходе.
– Юра! – заведующий лабораторией вскочил с места, – ты меня не так понял! Я же совсем другое имел ввиду! Я хотел…
– Знаю, что ты хотел, – перебил начальника Колотов, – я тебя хорошо знаю, Гена. Прощай.
Юрий Николаевич махнул рукой и вышел из кабинета.
– Ну вот, опять уволили, – подумал он, направляясь в отдел кадров, – казалось, можно было бы уже привыкнуть к этому, а все равно на душе мерзко. Кстати, когда меня в последний раз увольняли? – Колотов на секунду задумался, – в 1918-ом. Точно, в восемнадцатом, в Сеуле, в ресторане у “Толстого Муна”.
Юрий Николаевич ухмыльнулся, вспомнив шарообразную фигуру своего бывшего хозяина.
К удивлению Колотова, собрать необходимые подписи на заявлении оказалось совсем несложным делом. Через полтора часа, получив в бухгалтерии расчет, он зашел в лабораторию, забрать личные вещи. Сев за свой стол, Юрий Николаевич потянул на себя ручку ящика и в следующий момент вдруг каждой клеткой головного мозга осознал и каждым нервом своего тела ощутил, что совершает ставшее привычным действие в последний раз. Юрий Николаевич отпустил ручку и, положив ладонь на стол, осторожно погладил его облупившуюся во многих местах полировку.
– Сколько же этому трудяге лет? – возник в голове неожиданный вопрос.
Юрию Николаевичу вспомнился тот день, когда он впервые сел за этот стол. Колотов хорошо помнил эту дату: 30 апреля 1960 года. Канун майских праздников. В тот день провожали на пенсию его бывшего руководителя по аспирантуре, бывшего директора института, академика Михаила Федоровича Захарова. В конце торжеств Михаил Федорович взял Колотова под локоть, подвел к новому директору и, в присутствии многих людей, громко произнес:
– А мой стол прошу передать моему лучшему ученику, товарищу Колотову, – и, повернувшись к Юрию Николаевичу, поднял вверх указательный палец, – мне его сам Лаврентий Павлович Берия подарил. Как тогда говорили, в знак особого уважения. Этот стол из карельской березы сделан. Ему сноса нет. За этим столом думается легко. Вероятно, благодаря ему, я и стал академиком.
Все громко рассмеялись, а Захаров, взяв в свою худенькую ладошку руку Юрия Николаевича, крепко сжал ее.
– Надеюсь, и вам он поможет вырасти до академика.
Юрий Николаевич тяжело вздохнул, резким движением выдвинул ящик стола и принялся поспешно складывать свои вещи в портфель.
Через четверть часа, захлопнув за собой массивную институтскую дверь, он в нерешительности остановился на крыльце, вертя головой из стороны в сторону, словно витязь на распутье. Утром, выходя из пивного бара, Колотов дал себе слово до понедельника спиртного не принимать, поскольку ему, кровь из носа, необходимо было закончить экспертную оценку прибора “УТ-2”, заказа министерства обороны. Теперь, однако, обстоятельства изменились. Необходимость в завершении экспертной оценки, в связи с увольнением, отпала, в то время как горькая обида на бывшего начальника жгла душу и это жжение требовалось по-быстрее залить.
Приняв решение, Колотов спустился с лестницы и направился в ближайший виноводочный магазин. Купив бутылку водки, он сел в троллейбус и поехал к Трофиму.
Панкратов Трофим Геннадьевич проживал в нескольких кварталах от дома Юрия Николаевича. Познакомились они около года назад в очереди в винный отдел местного гастронома. Скинувшись на бутылку, они пошли к Колотову домой. С тех пор, раз или два в неделю, друзья-собутыльники собирались то у Юрия Николаевича, то у Трофима чтобы, за неспешной беседой, влить в себя некоторое количество горячительной жидкости.
Дверной звонок в квартире Панкратовых не работал, и Юрию Николаевичу пришлось стучать в дверь кулаком. Однако на стук первой открылась дверь в соседнюю коммуналку, где жили две седенькие старушки. Соседки встали в дверном проеме и так усердно затрясли головами, что, казалось, вознамерились вытряхнуть из волос скопившуюся там за много лет перхоть.
– Э-э-эх, опять заявился! И, небось, опять с бутылкой! – начала та, что была повыше и похудее.
– А еще с портфелем! Интеллигент! – продолжила поменьше ростом и пышнее телом.
Юрий Николаевич повернулся к старушкам спиной и из всех сил принялся долбить дверь.
– Да хоть ногой пинай, все одно, не откроет, – ухмыльнулась тощая.
– Ты, как вчерась ушел, так к нему еще два алкаша с бутылками заявились. Так теперь он, наверняка, дрыхнет без задних ног, – пояснила ее подруга.
Неожиданно дверь в квартиру Трофима приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова владельца жилплощади. Дыбом стоящие волосы вздрагивали в такт трясущемуся в похмельной лихорадке телу. Взгляд мутных глаз уперся в Колотова.
– А-а-а, Николаич! – признал Трофим товарища, – заходи.
Хозяин квартиры шире открыл дверь, пропуская гостя внутрь помещения. В этот момент в поле его зрения попали вмиг притихшие старушки.
– А вам чего тут надо? – рявкнул на них Трофим, – ну-ка, кыш в гнездо, вороны старые!
Дверь в коммуналку захлопнулась с быстротой выпущенной из лука стрелы.
На кухонном столе, среди грязной посуды, высились три пустые водочные бутылки. Трофим указал на них рукой.
– Вчера, как ты ушел, ребята из соседнего подъезда подрулили. Как пришли, помню. Как сидели тут, тоже помню, а как они ушли, хоть убей, не помню.
Юрий Николаевич взял со стола две рюмки и протянул Трофиму.
– На-ка, помой.
– У тебя есть что-нибудь? – обрадовался хозяин дома.
– Есть, – грустно улыбнулся Колотов.
Он собрал грязную посуду со стола и составил ее в раковину умывальника. Затем достал из портфеля бутылку и, с помощью ножа сдернул пробку. Трофим торжественно водрузил на стол вымытую посуду. Юрий Николаевич тут же наполнил ее до краев.
– За что пьем? – Трофим трясущейся рукой поднял рюмку.
– За окончание моей работы, – с той же грустной улыбкой предложил Колотов.
– Ты уже закончил свою срочную работу?
Юрий Николаевич в ответ покачал головой.
– Срочную работу не закончил, а вот работать в институте закончил.
– Значит, уволили! – Трофим хлопнул ладонью по столу.
– Сам ушел, – поправил товарища Колотов, – по собственному желанию.
– Сам, ни сам, а я тебя предупреждал, что долго ты там не продержишься. Завязывать тебе надо было с пьянкой.
– А тебе не надо? – усмехнулся Юрий Николаевич.
– И мне надо, – вздохнул Панкратов, – вот, за это и выпьем.
Они чокнулись и одновременно опрокинули в рот содержимое рюмок.
В промежутке между первой и второй рюмками, Юрий Николаевич рассказал товарищу о своей последней беседе с заведующим лабораторией.
– Его понять можно, – примирительно произнес Трофим, наполняя водкой посуду, – с него начальство тоже стружку дерет.
Между второй и третьей рюмками, обсудили проблему взаимоотношения начальников и подчиненных в более широком плане, рассматривая вопрос с юридической, нравственной и даже с политической точек зрения.
– Дружба между начальником и подчиненным подобна дружбе между наездником и лошадью, – завершил тему Трофим и наполнил рюмки по третьему разу.
– А ты знаешь, что в Красной кавалерии использовались исключительно кобылы? – вспомнил Юрий Николаевич вычитанный когда-то из научно-популярной литературы факт.
Между третьей и четвертой рюмками поговорили о лошадях.