— Но каким образом…

— Парень оказался в своем нынешнем обличье? — знахарка закончила вопрос, который хотел задать Мейлард. — Говорю же: иногда даже у некоторых законченных идеалистов начинает работать затуманенная голова, мир становится более реалистичным, тем более что кое-какие действия дорогого учителя вызывали у Кадена недоумение, а потом и возмущение. Вот все и закончилось весьма невесело, ведь бунт на корабле надо давить сразу же. В корне, так сказать.

— Но как Каден оказался в тех местах, где мы его впервые встретили? Расстояние между Берегом холодных ветров и той мельницей, надо сказать, весьма немалое!

— Так ведь и Шайтар все эти годы без дела не сидел… — поморщилась Нази. — К сожалению, его влияние распространилось куда дольше и шире, чем можно было предположить. Больше я вам пока ничего не скажу, но, думаю, вам понятно, что у колдуна уже хватает послушных слуг. Скажу больше: с той перемычки проложена еще одна лесная дорога, и по ней можно даже проехать в небольшой карете. Правда, дорогой эту лесную тропу можно назвать весьма условно, но, тем не менее, по ней, хоть и с трудом, но все же можно проехать. Как я понимаю, эта дорога где-то выходит на тракт, а оттуда уже можно добираться в любую часть страны. Все просто. Именно в такой закрытой карете и вывезли Кадена подальше отсюда, после чего выкинули парня: отныне делай, мол, что хочешь, но лучше сдохни, а перед смертью хорошенько помучайся. Если я правильно поняла, подобное являет собой нечто среднее меж казнью и тяжким наказанием — все одно парень в своем нынешнем обличии долго бы не протянул.

— Да, не позавидуешь… — Мейлард сочувственно посмотрел на оборотня, который по-прежнему сидел, уставившись глазами в землю. — Столько пережить…

— Говоря откровенно, я никак не могу взять в толк, каким образом Каден сумел продержаться так долго… — знахарка потерла пальцами виски. — Обычно через полгода начинаются необратимые изменения личности, а тут… Сила воли у парня большая.

— Но нам крестьяне в той деревне говорили, что не один такой медведь в окрестностях бродит… — вырвалось у Айлин.

— Значит, не только Кадена такая беда постигла, и кроме него есть взбунтовавшиеся… — вздохнула Нази. — Выходит, придется и с другими бедолагами разбираться, а пока что только и остается, что молить всех Светлых Богов о том, чтоб к тому времени эти несчастные были еще живы. Ну, а то, что всех таких… преобразованных вышвыривают примерно в одном месте — так, похоже, желают, чтоб те находились в каком-то одном ограниченном районе. Иную причину я пока что предположить не могу.

— Но зачем?

— Возможно, чтоб в случае необходимости можно было вновь собрать оставшихся в живых преобразованных людей. Или же Шайтар ставит какой-то очередной эксперимент, мать его…

— А мне вот что интересно… — вновь встряла в разговор Айлин. — Тогда, при нашей первой встрече, Каден не сводил глаз с розового бриллианта, который я как раз рассматривала. Что в этом камне такого необычного?

— В том бриллианте, что ты таскаешь с собой, нет ровным счетом ничего магического, и я тебе уже не раз об этом говорила. Тут, дорогая, дело совсем иного рода… — Нази побарабанила пальцами по столешнице. — Боюсь, в этом вопросе мы подходим к самому главному. Дело в том, что у Шайтара на пальце имеется кольцо с большим розовым бриллиантом. Если не считать многочисленных оберегов, нашитых на одежду шамана, кольцо с бриллиантом — его единственное украшение. Конечно, огранка, размер, оправа у того камня иные, но вот цвет, как я поняла, у этих двух камней одинаков, можно сказать совпадают один в один. Вот Каден при виде этого сверкающего бриллианта и растерялся по-настоящему, уж очень он напомнил ему камень в перстне Шайтара. Сами понимаете, каково увидеть столь приметный камень в чьих-то руках…

— И что тут необычного? На свете немало схожих камней, в том числе и очень дорогих.

— А то, что я предполагаю (зато Каден в этом уверен), что большая часть невероятной колдовской силы Шайтара заключена именно в этом перстне. Ох, посмотреть бы мне вблизи на этот перстень и на бриллиант в нем — я бы сразу многое поняла! Видите ли, еще тогда, несколько лет назад, когда маги пытались решить миром дело с шаманом — еще тогда некоторые из… нашего сообщества высказывали предположение о том, что вся его сила и мощь заключены именно в этом перстне с розовым бриллиантом, или же его способности многократно увеличены этим странным украшением. Лично я склонна предположить: не будь у Шайтара этого перстня, то перед нами был бы колдунишка мелкого пошиба. Почти наверняка из-за этого он и не хотел встречаться с чародеями — у нас ведь не дураки звание мага получают, вполне могут разобраться, что к чему, а заодно враз бы выяснили, откуда у шамана взялся его удивительный дар.

— Вы нам говорили, что он деревья оживлял, и воду добывал… Не понимаю, что в этом плохого? — поинтересовалась Айлин.

— Ремон, объясни этим бестолковым, в чем тут дело… — устало сказала Нази. — Я уже устала повторять одно и то же, а до них не доходят самые очевидные вещи.

— Попытаюсь… — откашлялся Ремон, который до этого не произнес ни звука. — Вот вы говорите — родники, деревья… Родники, конечно, дело хорошее, только тут надо знать, где их следует пробивать. И в первую очередь это не стоит делать в тех местах, где находятся кладбища или старые захоронения, а шаман выпускал подземные воды именно там. Подобное несколько необычно и странно, вы не находите? Что касается оживления давно умершей природы, хотя бы тех же деревьев… Знаете, в этом мире есть свои правила, в том числе и такое, что всему отмерен свой срок, и это — один из основных законов природы, а оживление того, что уже давно погибло — подобное, извините, уже некромантия, а к ней надо относиться с величайшей осторожностью.

— Но ведь многие из вас занимаются черной магией… — заметил Мейлард.

— Верно, есть такое дело, но тут не стоит переступать определенную черту… — нахмурился крепыш. — Некромантия тоже разной бывает. Оживить недавно засохшее дерево — это одно, а вот поднимать из могил тех, кто умер уже давненько — это совсем иное, выходящее за пределы допустимого.

— При чем тут могилы?

— Все при том же. К вашему сведению, Шайтар нередко этим занимался, несмотря на возмущение и недовольство остальных магов. Нет ничего хоть мало-мальски хорошего в том, что на твоих глазах из могилы вылезает давно умерший человек.

— Кошмар! — вырвалось у Айлин.

— Верно… — кивнул головой Ремон. — Оживить умершего человека, у которого уже погиб мозг и разрушаются нервные окончания — это не воскресить дерево! В результате получаются не люди, а ходящие куклы, которые к тому же гниют…Конечно, процесс дальнейшего тления можно остановить, но восстановить уже умершую и разлагающуюся плоть не дано никому. Вряд ли хоть кому-то понравится, если возле его дома появится с десяток полуразложившихся тел, которые не только самостоятельно ходят, но и тупо пытаются что-то сделать, совершенно не понимая сути своих деяний…

От подобных слов Айлин чуть не затошнило, а Ремон продолжал:

— Видите ли, оживление хоть давно засохшего дерева, хоть умершего человека — это относится к разделу самой черной магии, и подобные деяния должны строго контролироваться. Разумеется, для тех, кто смотрит со стороны, кое-что выглядит настоящим чудом — например, бревна старого деревянного дома вдруг стали покрываться зеленой листвой, а из все тех же потрескавшихся бревен стали расти сучья и ветви!.. Любой сторонний человек, увидев подобное, может сказать одно слово — чудо, а тот, кто проделывает подобное, может легко прослыть чудотворцем! Что же касается магической основы этого дела, то все здесь выглядит далеко не так просто, и звучит примерно так: эти деревья умерли уже давно, и их суть переместилась в иной мир. Чтоб вновь оживить эти деревья, нужно много сил, и, прежде всего, темных. Смерть есть смерть, и тут уже не важно, к чему она относится — к дереву, или к человеку.

— Да мы уже поняли, что ты имеешь в виду… — кивнул Мейлард.