– И? – выдавливаю я.

– Я сдержался. Но подслушал ваш разговор. Прости. Затем я заплатил за напитки. Не смог не сделать хотя бы такую малость. А после ушел, пока не натворил глупостей.

– Почему ты не заговорил со мной?

Марк пропускает мой вопрос мимо ушей.

– Но потом ты пришла в палаццо. Поступила довольно дерзко. И тогда я понял, что ты не такая уж наивная, какой показалась сперва. Ты открылась с новой стороны – забавная, умная и… В общем, мне было сложно опять противиться себе. Я не из тех, кто предается сентиментальности.

Что он такое говорит? Я таю от его слов. Таю. Но я не должна. Мне необходимо знать про Джессику. Почему он сказал, что она ему понравилась? Но не успеваю я спросить, как он произносит:

– После твоего ухода из палаццо я попросил друзей – приятелей, коллег, слуг – присматривать за тобой. Прости меня еще раз. Я не имел права вмешиваться без спроса в твою жизнь. Этому нет оправдания. Но ты показалась мне все же… слегка наивной, может, даже слишком дерзкой.

– Ты устроил за мной слежку?

– Не совсем. Назовем это охраной. Да. «Охрана» звучит лучше. Потом я узнал, что ты исследуешь жизнь трущоб, Матердеи, Скампию – очень опасные места, – и попросил своих людей быть более бдительными. Да, последнюю пару дней за тобой следили.

Не знаю, как к этому относиться. Должна ли я испытывать шок и отвращение, что в мою жизнь вторгаются? Но в моей душе все наоборот. Я под защитой! Марк Роскаррик защищал меня. Невозможно злиться на него.

– Я был на виа Толедо, – говорит он, – когда позвонил один из моих парней, Джузеппе, и сказал, что ты в беде. Он добрался до тебя первым, а я приехал, как только смог.

– И спас меня. Спасибо.

Марк отмахивается от слов благодарности:

– С моей стороны это был чистой воды эгоизм. Я не достоин твоей благодарности.

– Прости, я правильно расслышала? Эгоизм?

Легкий ветерок на мгновение пропадает. Семья, что сидела за нами, ушла. Наступила тишина.

– Икс, – слышу я голос Марка. – Я спас тебя… для себя. Мне дурно от одной мысли, что с тобой может что-то случиться. Как ты уже поняла, именно ты понравилась мне с самого начала.

Теперь я просто обязана спросить.

– Но ты сказал, что Джессика…

– Я соврал, чтобы уберечь тебя от меня.

Его глаза потемнели – от злости или же от печали, а может, от чего другого.

– Не понимаю, Марк…

Он вздыхает и отворачивается, будто разговаривает сам с собой. Вглядывается в голубизну побережья Сорренто вдалеке.

– Александра, для тебя это опасно. Но я все равно неуклонно двигаюсь вперед… – Он медленно поворачивает голову и впивается в меня взглядом. – Ничего не могу с собой поделать. В тебе есть что-то особенное, не только красота, а что-то в самой тебе. Я увидел это, как только ты вошла в палаццо. Твоя смелость, бесстрашие. Острый ум. Меня непреодолимым образом потянуло к тебе. Как по закону гравитации. – Он на секунду замолкает, а потом говорит: – Как там было у Данте? В конце «Комедии». Про любовь, что «движет солнце и светила»? Ах да. «L’amor che move il sole e l’altre stelle».

На этом он замолкает. Я тоже не произношу ни слова. Да и что мне сказать? Что я чувствовала то же самое? Или похожее?

Чтобы подавить свои глупые слова, я отпиваю вина. «Москато роса». Непередаваемый вкус, насыщенный и одновременно утонченный. Сладость без сладости как таковой. Сейчас будто наступил самый важный момент в моей жизни.

– Мне тоже нравится Данте, – слегка дрожащим голосом произношу я. – Одна из причин, почему я приехала сюда. Хочу изучить итальянский, чтобы читать литературу в оригинале.

– Любимый отрывок? – В его глазах вспыхивают огоньки.

– В «Комедии»? – Я обдумываю ответ. – Наверное, отрывок из «Paradiso» [24]. Когда души возносятся к Господу…

Не скрывая восхищенной улыбки, Марк заканчивает предложение за меня:

– Да! Как воспаряющие снежинки! Это и мой любимый отрывок.

Наши взгляды вновь встречаются. Марк произносит строфу на певучем итальянском:

– «In sù vid’ io così l’etera addorno, farsi e fioccar di vapor triunfanti…» [25]

И вновь тишина. Марк делает глоток вина.

Затем ставит бокал на стол, его алые губы увлажнились от сладкого «Москато роса». Он пристально смотрит мне в глаза. Тянется рукой через стол и накрывает мою ладонь своей. Подается вперед чуть сильнее. От его прикосновения меня словно пронзает током, каждая клеточка тела жаждет раствориться в этом невероятном мужчине. Мир вокруг нас меркнет.

– Марк… – выдыхаю я.

Я связана по рукам и ногам. Другого выхода не остается. Не хочу больше тянуть. Наши губы совсем близко. Мир теряет смысл, Вселенная – ничто, есть лишь этот момент: наш столик на солнечной террасе, я, Марк Роскаррик, его прекрасное лицо и влажные сладкие губы, что вот-вот прильнут к моему жаждущему рту.

– Я не могу, – говорит он. – Не могу поцеловать тебя. Это слишком опасно. Для тебя. – Он мрачно вздыхает. – Ты мне очень нравишься, Икс. Не помню, чтобы я желал кого-то так сильно. – Длинная и гнетущая пауза. – Но это невозможно.

– До меня по-прежнему не доходит – почему?

– Мы не зашли далеко.

– Странно. Очень странно. Угощает тебя обедом, говорит, что чуть ли не обожает тебя, что ты самая красивая девушка со времен Елены Троянской, если не симпатичнее… а потом заявляет: «Видишь ли, я не могу из-за мрачной и ужасной тайны…» Затем провожает до дома – и все?!

– Он предложил мне свою машину и водителя, чтобы я изучала Неаполь… без приключений.

Подруга кивает.

– Джесс, почему он так поступил? – не унимаюсь я. – Почему?

– Дай подумать. А чтобы лучше думалось, мне нужна доза никотина.

Подруга прикуривает сигарету и выпускает сизый дым под хруст пиццы «Маргарита».

– А может, он и правда очень влиятельный сamorrista? – выдает она. – И не хочет, чтобы его мерзопакостные секреты вспыли на поверхность? Выглядит он как довольно опасный тип. – Джесс фыркает со смеху. – Может, дело в другом. Может, у него просто герпес!

Не язвительные ли нотки появились в ее голосе? Она моя лучшая подруга, не хочу, чтобы она завидовала мне или расстраивалась. Пока что ее реакция была сдобрена здоровым чувством юмора, с присущим ей цинизмом и очаровательным сарказмом. За это я и люблю Джесс. Именно она привносит в мою жизнь стабильность. Иначе я рискую упустить нить событий.

– Но опять же, – задумчиво говорит подруга и выпускает дым кольцом, – может, это имеет отношение к его жене. Ее смерти.

Мы весь вечер обсуждаем Марка в маленькой пиццерии неподалеку от порта. Джессика поддерживает тему, за что я ей очень признательна. Но ведь именно она потащила меня в то кафе.

Мы сидим на улице, наслаждаясь знойным вечерним воздухом. В то же время я вижу, что происходит внутри пиццерии: там здоровяки с демоническими прическами накачиваются в баре крепкой граппой. Они залпом опрокидывают жидкость в горло, затем оборачиваются, словно в ожидании аплодисментов. У некоторых на руках шрамы – ожоги или порезы.

Джессике нравятся такие злачные места. Ей они кажутся очень душевными и настоящими. Иногда я с ней соглашаюсь, иногда нет. Прямо сейчас меня это мало волнует. Я еще не отошла от шока, а на горизонте маячит депрессия.

Марк Роскаррик испытывает те же чувства, что и я. Но он не может позволить себе быть со мной?

Он также предлагает мне машину с водителем. Джузеппе. Зачем делать это, если наши отношения не продвинутся дальше?

Смотрю на заваленный бумажными салфетками стол, а потом на Джессику:

– Джесс, я веду себя глупо, да? Думаешь, мне стоит забыть его?

В ответ подруга пристально смотрит на меня:

– Да.

Откровенно говоря, я разочарована. А еще я знаю, она права.

– Однако… – добавляет Джессика, смачно пожевывая сигарету. Ее слова вырываются в ночной воздух вместе с дымом. – Знаю, что ты этого не сделаешь.