– Прекратите валять дурака, – вновь посоветовал тот после внимательного ознакомления с результатами.

N уже не на шутку озлобился.

– У меня тяжело под ребрами. Там есть нечто, неужели вы не почувствовали?

Профессор хмыкнул, и оставшиеся деньги исчезли окончательно, ибо обследование повторилось: на N испытали совсем уж сверхсовременное оборудование – по уверению эскулапов, «оно не должно было оставить никакого сомнения».

В третий раз возник N в ослепительном кабинете. Прошелестев таблицами, специалист отрезал:

– Вы однозначно здоровы.

Проклиная клинику и выпросив у родных новую денежную подачку, N продолжил знакомство с адом еще в одном уважаемом центре. Папку он забрал с собой – новыми сведениями о болезни (N и не сомневался: сделанные в том центре анализы будут совершенно противоположны первым) больной собирался затем осрамить профессора-шарлатана. Чуда не случилось: в конце концов ему и там указали на дверь. Папка еще более распухла. Он бросился в другую больницу.

– Вы определенно больны, – в один голос сказали ее хирурги, – но это болезнь иного рода. Молодой человек, вам явно нужен психиатр.

N решил подать за оскорбление в суд – и проиграл. Между тем в папке сосредоточились уже все анализы, которые только могла позволить себе медицина, они жизнерадостно уверяли: N абсолютно здоров. Однако он продолжал болтаться по клиникам, несмотря на то, что везде и машины, и люди упорно сходились в едином мнении. Так N пропустил целый семестр. За его психику всерьез забеспокоились родные. Из потрепанной папки уже свисали целые ленты, врачи смеялись над манией; дошло до того, что он набросился на своих очередных терапевтов с кулаками. В подобных мытарствах проскочило полгода. Оказавшись за порогом еще одного заведения (там целый консилиум после знакомства с анализами попытался убедить клиента, куда ему следует немедленно обратиться), вконец измотанный N задумался. «Неужели я действительно вообразил это нечто, а теперь представляю его в себе? А если его попросту нет? Если они правы? В таком случае мне нужна психиатрическая лечебница, и я немедленно, сейчас же в нее лягу. Пусть пропишут самые действенные препараты, пусть выводят меня из этого страшного состояния, иначе я просто упаду и умру».

N оказался в ужасном положении: все вокруг весьма дружно, басами, сопрано и тенорами, со всеми возможными доказательствами на руках уверяли – он болен именно психически, но под ребрами с левой стороны по-прежнему подавал признаки жизни какой-то ужасный ком. Окончательно сломленный N готов был признать шевелящееся нечто плодом своего воображения. Правда, остался в его записной книжке еще один адрес. Прежде чем сдаться антидепрессантам, скорее из-за присущего ему природного педантизма, для «галочки», чтобы «до конца пройти весь проклятый круг», он позвонил, договорился и вот уже переминался с ноги на ногу на пороге частного дома с папкой многочисленных снимков и целым томом исписанной и испещренной графиками бумаги. Заученно N разделся, заученно поведал о симптомах болезни. Он не мог удержаться, чтобы не пожаловаться на бездушных коллег того, кто сейчас его так гостеприимно принял, – многочисленные неверующие Фомы в лучшем случае рассуждали о каких-то сигналах в воспаленном мозгу, создающих иллюзию присутствия чужеродного тела, хотя, по их уверениям, на самом деле этому телу совершенно неоткуда взяться.

Врач не торопился, не желал, получив гонорар, как можно быстрее спровадить явного сумасшедшего (N насмотрелся на подобных мерзавцев, уже на второй минуте осмотра начинающих скучать). Более того, присев рядом, в течение получаса (N видел, как идет время в образе больших настенных часов у врача за спиной) выслушал все, включая откровение явившегося как снег на голову пациента о желании последнего улечься теперь уже на совершенно другие обследования, затем помял, потрогал, пощупал его бок.

Пока он вникал в смысл диаграмм и графиков, N напряженно ожидал если не усмешки, то хотя бы плохо скрываемого скепсиса. Действительно, пару раз врач хмыкнул, но, уже укладывая в папку рентгеновские снимки вместе с прочими свидетельствами полного физического здоровья N и завязывая ее тесемки, вдруг о чем-то задумался.

– Погодите-ка сдаваться, – потер он переносицу, – лечь вы всегда успеете. Дело вот в чем, молодой человек: есть у меня друг-психолог с собственной, весьма странной теорией. Честно признаюсь, идея, которую он с таким жаром проповедует, всегда казалась в нашем общем медицинском кругу… как бы помягче сказать… необычной, он до сих пор на нас обижается. Однако для вас, возможно, в ней будет некая польза. Не желаете ли познакомиться? Сразу скажу – на нем вы не разоритесь. Каждый такой посетитель для него настоящий подарок. Да и вам хотя бы морально станет полегче. Мой совет: непременно попробуйте…

N тотчас известил отца о грядущем приеме (в ответ тот немедленно сообщил, что высылает последний транш и теперь сыну решать, на что тратить деньги – на уважаемую психиатрическую клинику, в которой уже определились с местом, или на облаченного в халат заведомого мошенника), затем, дождавшись родительской подачки и подхватив папку, с которой уже сроднился, отправился на условленную встречу.

Поднявшись на этаж, оказавшись в холле, осведомившись у секретарши, он увидел обычное убранство еще одного кабинета и, как и полагается, вновь протянул целый ворох анализов, которые хозяин стандартных дивана и кресел в полном молчании прочитал и повертел в руках. Затем рекомендованный внимательным врачом психолог подошел к окну, посмотрел вниз на авеню-стрит-улицу, постучал пальцами по стеклу и, наконец, подал голос:

– Мне о вас уже доложили. А теперь расскажите сами. Только в самых мельчайших подробностях.

N рассказал.

– Что мне делать? – спрашивал N.

– Ну конечно же, радоваться.

– Чему?

– Вам попался именно я.

– Простите?

– Душа.

– Я не понял.

– То, что вас так измочалило, – на самом деле душа. Псюхэ, как говаривали древние греки. У Сократа она – демоний. Впрочем, неважно, как ее там называли… Еще раз повторю, хорошо, что вы здесь оказались. Хотите ложиться с этим в психушку? Глупее идею сложно придумать. И вообще, молодой человек, никогда не связывайтесь ни с традиционными психоаналитиками, ни с современной психиатрией. Среди нас много дураков добросовестных, я уже не говорю о недобросовестных дураках. Благодаря стараниям нашего брата подобные вам пациенты, стоит им только поведать хотя бы ничтожную часть того, о чем вы сейчас рассказали, заканчивают жизнь в комнате с мягкими стенами, а ведь все просто.

– Что просто? – заволновался N.

– У вас никакой не рак. Выбросите из головы опасения насчет сумасшествия.

– Смеетесь?

– Отнюдь. Вот еще один совет: прекратите шататься по лабораториям, не подставляйте с этого дня никому свои вены – анализы ничего не покажут. Не мучайте себя глотанием трубок. Вообще ничем себя не терзайте. Зарубите на носу – вы один из тех немногих, кто чувствует душу. Только и всего. Определенная аномалия. Девяносто девять и девять десятых процента всех живущих о псюхэ и не подозревают, но она существует, как видите. Единственное, что от вас требуется, пока не изобретут препараты, способные если не избавить от этого неприятного сожительства, то хотя бы сделать его более-менее приемлемым, – привыкнуть к ней. Главное – не трусить. Представьте себе ее неким подобием доброкачественной опухоли: будете постоянно ощущать, испытывать некоторые неудобства, но в конце концов… Послушайте, да она в каждом из нас, взгляните на толпы внизу. Но лишь ничтожной части рода людского душа доставляет хлопоты: вы относитесь к этой части. Так что смиритесь с фактом: в вас находится существо. Оно просто живет – тем более, как я понял, в настоящее время с его стороны не исходит никакой угрозы!