— Послушай меня, опасность я встретила вчера, и как раз ты спас меня от смерти. И если ты думаешь, что я испугаюсь, услышав правду, то это не так. Поверь, в моей жизни уже предостаточно странностей.

Эрик с невыразимой горестью посмотрел на меня. Его глаза устало и измученно изучали мое лицо.

— Эрик, ты можешь мне довериться, — вкрадчиво сказала я.

На секунду его взгляд вновь обратился на меня, и в синих глазах, широко раскрытых и ясных, было удивление и надежда. А потом они снова стали отчужденными, далекими, и мое сердце упало... Но что же вновь заставило его передумать? Что же мне сделать такого, чтобы Эрик смог поверить мне?

— Ты зря пытаешь расколоть меня, — он отрицательно помотал головой.

— Я не уйду отсюда, пока ты мне все не расскажешь, — заявила я твердо.

— Мия, не будь упрямой, — Эрик закатил глаза.

— Я все сказала.

— Знаешь, это проклятье, когда человек не хочет смотреть в глаза реальности, — раздумчиво произнес он. — И это в твоем случае. Ты не хочешь верить тому, что на самом деле ничего необычного не было.

— Что? — взвизгнула я от злости. — Ты издеваешься надо мной?! — мне вдруг захотелось наговорить ему самые резкие, бранные слова, что готовы были сорваться с моего языка. — Да как ты можешь спокойной говорить мне, что ничего необычного не было вчера?!

— Тебе просто показалось.

— Не пытайся выставить меня дурой, Эрик! Я все прекрасно помню, и мне ничего не показалось! — я подошла к нему ближе. В моей душе кипела злоба. — Если ты пытаешься сейчас отвергнуть меня, сделать идиоткой, то у тебя это получилось!

Я смотрела на Эрика. В моих глазах была неприкрытая мольба и разочарование, его глаза, как темный океан, не выражали ничего. И глядя в эти ничего пустые глаза, я с горечью понимала, что все мои надежды и безумная вера потерпела крах.

Мне бы следовало развернуться, оставить его и уйти прочь отсюда, но на меня вдруг навалилась такая усталость, что я просто не могла сдвинуться с места. Даже слово сказать было тяжело.

— Я ошиблась в тебе, Эрик, — это прозвучало как удар хлыста. — Ошиблась во всем. Особенно в нашей дружбе. Друзья должны доверять друг другу, а ты... ты просто оттолкнул меня, — я говорила медленно, с огромным трудом произнося слова, будто мне было очень больно. Хотя, мне и так было больно — физически и душевно. — Если человек врет кому-то, что-то скрывает, то в первую очередь он не честен перед собой. Прощай, Эрик.

Сказав эти ужасные слова, я собиралась развернуться, превозмогая бессилие и отчаяние.

— Стой, — на выдохе сказал Эрик.

Я замерла.

— Я все расскажу тебе, — продолжил он. — Всю правду о нас.

Я кивнула, хотя мне было не очень понятно, что Эрик имел в виду. Я, затаив дыхание, приготовилась слушать его. Он поделится со мной своей тайной. Я запылала от волнения, заполонившего мою душу. Я готовила себя к выслушиванию его объяснений.

Я взглянула в его синие глаза и поджала губы. В его мрачном взгляде было что-то такое, чего я не могла понять — не сожаление, не испуг, а сомнение.

Холодный ветер, дующий с океана, врезался в меня, и я вздрогнула — впрочем, не столь от холода, сколько от волнения, вызванного словами Эрика. Непонятный ужас сковал мое сердце.

— Только не сейчас, — сказал он так, будто это была тайна.

— Почему? — сдержанно спросила я.

— Завтра, в пять часов встречаемся у моего дома, — уклонился он от ответа.

— Ты обещаешь мне, что все расскажешь? — усомнилась я.

— Да, — сказал он, и на его губах промелькнуло что-то похожее на прежнюю безмятежную улыбку, но только сейчас она была напряженной.

— Я тебе верю, — проронила я.

Мы молча стояли и смотрели друг на друга. И вдруг я вздрогнула, будто вернувшись из длинного путешествия, и увидела, что холодный ветер дул с океана, что над головой, не переставая, неслись серые, как сланец, облака. Я почувствовала, что лицо Эрика вновь приобрело отчужденный вид.

— Я пойду, пожалуй, — пробормотала я, и моих губ коснулась робкая улыбка. — До завтра, Эрик.

Но вместо прощальных слов я увидела лишь резкий кивок.

Глава шестнадцатая

Лугару

Я вернулась домой в полубессознательном состоянии. Голова шла кругом, и рука... боль была невыносимой. Я чувствовала себя поникшей из-за того, что так ничего и не узнала сегодня. Но Эрик дал мне обещание, что все расскажет завтра. Мне бы хотелось быть уверенной на сто процентов, что он сдержит свое слово, но в сердце поселилось зловещее сомнение.

Начался страшный ливень. Сжимая руки, я стояла у окна в своей комнате, ненавидящими глазами уставившись на завесу дождя. Такое чувство, будто погода возмущалась вместе со мной — раскат грома пронесся по свинцовому небу, сверкала кривая линия молнии. Пришлось закрыть окно.

Целый день я пролежала на кровати, думала, заново выстраивала предположения, и все вновь сводилось к тому, что Эрик с друзьями — не люди. Это однозначно. Хотя небольшая частичка меня надеялась, что все-таки я сошла с ума, и они совершенно обычные парни, которым не повезло с другом. Но это уже не мне судить.

Мне так отчаянно хотелось верить в то, чтобы хоть кто-то в моей жизни был абсолютно нормальным и обычным человеком. Без сверхспособностей, без супер-силы, скорости, ловкости, и вечной жизни.

Мама заходила ко мне несколько раз, чтобы напичкать таблетками, приносила ужин. Я вообще не выползала из своей комнаты. И боль в руке то отходила на второй план, то пронзала все тело, и диким импульсом возвращалась к укусу. Мое любопытство оказалось велико, и я решила разбинтовать повязку, взглянуть на рану. Уфф... зрелище ужасное... Пришлось очень скоро и небрежно перевязать руку бинтом обратно, так как еще немного этого кровавого месива — и меня бы стошнило.

Ближе к вечеру мама повезла меня в больницу. Медсестра показала ей, как правильно забинтовывать руку и сказала, чтобы не мы приезжали по несколько раз на день. Теперь мне следовало появиться там только через две недели, когда рана должна немного затянуться.

Честно говоря, я удивилась, что медсестра не догадалась, что это был укус. Вероятно, это потому, что из-за ужасности моего положения невозможно понять это. Но это даже к лучшему, так как мама бы стала разбираться со мной.

Мы вернулись домой через час. И меня ждал сюрприз. В гостиной, на диване рядом с папой, сидел Дэниэл, пристально смотря на экран телевизора. Услышав мои шаги, он резко повернул голову в мою сторону. Его безмятежное лицо стало угрюмым, когда прозрачно-голубые глаза взглянули на забинтованную руку.

Не сказав ни слова, я жестом позвала его в мою комнату наверх.

— Может, потрудишься мне объяснить, почему ты не отвечала на мои звонки, — суровым тоном произнес Дэниэл. — И... что с твоей рукой?

Я прошла в комнату, немного приоткрыла окно и развернулась лицом к Дэниэлу. Он выжидающе смотрел на меня.

— Прости, что не отвечала на звонки, — пробормотала я, — телефон был на беззвучном режиме.

— А что с рукой? — он подошел ко мне и бережно сжал мою раненую руку своими тонкими пальцами.

Я не почувствовала никакой боли от его прикосновения. Даже наоборот, я ощутила некое облегчение от его холодной кожи.

— Я... споткнулась и упала, — на выдохе проговорила я.

Дэниэл удивленно уставился на меня, а потом слегка улыбнулся.

— Почему-то, я не сильно удивлен, — тихо сказал он. — Как вчера погуляла в парке?

Его вопрос возродил во мне воспоминания вчерашнего вечера. Я смотрела на Дэниэла, но не видела его красивого лица. Перед глазами стоял жуткий образ угольно-черного волка, его вытянутая морда, грозный оскал, яростный взгляд.

Я встряхнула головой, избавляясь от воспоминаний.

— Было... забавно... — пролепетала я и проглотила ком ужаса, застрявший в горле.

Дэниэл улыбнулся шире и осторожно обнял меня, стараясь не задевать мою больную руку. Я прижалась к его груди, от души желая, чтобы Дэниэл держал меня в своих объятиях всю жизнь.