Арманда сразу же после экзаменов отправили к родственникам в Новый Иерусалим, и до начала учебного года он расстался с одноклассниками.

Феликс делил свободное время между городом и дачей в Барвихе, причём, появляясь в Москве, он неотлучно крутился во дворе «Дома правительства», где у Петра Ивановича была комната, появившаяся при любопытных обстоятельствах. Осенью 41‑го столица осталась без горячего водоснабжения. Из жилых это не коснулось только домов на Грановского и Серафимовича. Тогда‑то Кирпичникову и выделили в пользование свободную квартиру в «Доме на набережной». Однако пустой она оказалась весьма относительно: четыре из пяти комнат стояли опечатанными – прежних жильцов, «врагов народа», посадили, а новых, будущих «врагов», ещё не заселили. Оставалась открытой только комнатушка для прислуги. Её‑то и закрепили за Кирпичниковым. Вся операция по обеспечению заместителя члена ГКО горячей водой оказалась «подскоком на месте», поскольку Пётр Иванович жил в Москве без семьи и принимал душ в комнатах отдыха своих рабочих кабинетов. Пользу от этой истории извлекла только молочная сестра Евгении Даниловны, Люба, поселившаяся в этой комнате после возвращения из эвакуации.

В то несытое для простых людей время племянник постоянно подкармливал тётку, почти ровесницу, всякими вкусностями, таская их из дома. Этого Любе хватало не только на собственное пропитание, но и побаловать любимцев из раненых – вечерами, после работы чертежником в ОКБ‑16, она дежурила медсестрой в госпитале.

Двадцать первого июля по пути со службы Евгения Даниловна забрала сына с Тёмкой в Барвиху.

* * *

Хмель с Кирпичом начали дачную жизнь с рыбалки на пруду в цековском санатории, превращённом на время войны в госпиталь. Наловив с раннего утра пару дюжин плотвичек и карасей, они сдали улов тётке Феликса, Зелде, и рванули на великах к Москве‑реке. Назад вернулись часам к семи, накупавшиеся до посинения и проголодавшиеся, как волки. Добрейшая Зелда усадила их за стол и начала потчевать. Больше всего на свете она любила, когда кто‑нибудь с аппетитом ел её стряпню. К тому времени с работы уже вернулась Евгения Даниловна и, зная крутой нрав хозяйки дома, ребята сидели за столом немного притихшими.

– …Ну, голубчики, чем занимались?

– С утра рыбы наловили, а потом весь день – у воды.

– Я уж вижу – оба красные как раки. Феликс, ты на ночь натри спину одеколоном, а то волдыри пойдут.

– Да, Евгения Даниловна, плохо быть краснокожим и рыжим, – немного пугливо пошутил Тёмка, не выносивший тишины.

– Ну, чего привязались?! Лягу спать – помажусь, – огрызнулся Феликс.

– Костенки сегодня за грибами ходили. Принесли по полной корзине. Я и не помню, когда грибы так рано начинались. Говорят, слой пошёл, – сменила тему разговора Зелда.

– Это – дело. Неизвестно, какими будут август и сентябрь, а о заготовках надо побеспокоиться. Мальчики, может, вы по грибы сходите? – спросила Евгения Даниловна.

– Мам, мы завтра снова на реку собрались. Там с друзьями уже договорились встретиться.

– Ну, так после грибов и езжайте на пляж.

– Да ты что? Мы же без ног вернёмся. Правда, Тём?

– Евгения Даниловна, давайте послезавтра за грибами – все уже настроились в футбол поиграть, а без нас состав не наберётся.

– Дело ваше.

11

Феликс проснулся без будильника, в половине шестого утра. Посмотрев на часы, он поднялся и начал расталкивать Артёма:

– Вставай, соня – грибы проспим.

– Палёна мышь! Ты чего, рехнулся в такую рань будить? То на рыбалку – ни свет ни заря… то – за какими‑то дурацкими грибами. Дай поспать! – шёпотом отбрехнулся Тёмка, не открывая глаз.

– Забыл? Мы же с утра решили идти.

– Кирпич, а попозже нельзя?

– Можно, но только за счёт завтрака.

– Ну, его к лешему этот завтрак – разбудишь, перед выходом.

– Как знаешь. Ты точно есть не будешь?

Ответа не последовало.

Тихонько, чтобы никого не разбудить, Феликс привёл себя в порядок, перекусил и упаковал в дорогу сухой паёк. Потом налил дополна офицерскую фляжку из ведра с колодезной водой, достал в чулане две просторные корзины из ивовых прутьев и пошёл поднимать друга.

В 6 часов ещё прохладного утра 23 июля, стараясь не шуметь, ребята покинули дом, и вышли на улицу. Тёмка никак не мог отойти от сна – его непромытые глаза были заспаны, а лицо выражало страдание, но потихоньку и он стал оживать. Пройдя вдоль дачных заборов метров двести, ребята свернули за угол и вскоре вышли на опушку леса.

– Пора разойтись в стороны, а то на одни и те же грибы будем натыкаться, – сказал Кирпич, и мальчишки углубились в лес, держась поодаль.

Мокрая от росы утренняя трава им не мешала – на обоих были обуты высокие кожаные «ленд‑лизовские» ботинки, прозванные «говнодавами». Они в отличие от отечественных аналогов не промокали и не изнашивались.

Скоро стали попадаться первые грибы. Сначала сыроежки, потом маслята с козлятами и подберёзовики. Ребята исправно срезали их перочинными ножиками, проверяли на червивость и складывали в корзины. За час они углубились в лес километра на три и вышли к озерцу. Артём сполоснул лицо и развалился на бережку.

– …Кирпич, дай пожрать, а то я впопыхах даже не успел ничего в топку забросить.

– А ко‑ко ни хо‑хо? Да тебя подъёмным краном из постели не вытащить было.

– Ну, тогда я спал, а сейчас проголодался.

– Знаешь что, господ нет – нечего было дрыхнуть. Всё надо вовремя делать – нам ещё ходить и ходить, так что перекусим часов в девять, не раньше.

– Ну, ты и зануда! Подумаешь, проспал… ладно, не жидись, дай бутерброд.

– Ешь, на здоровье. Только потом мне в рот не заглядывай. – Феликс протянул товарищу свёрток с едой.

– Не ссы в компот – там ягод много. Смотреть в рот тебе не буду – всё равно поделишься своей половиной, – расхохотался Тёмка.

Увидев, что предусмотрительный Феликс запасся шестью сдвоенными бутербродами, Хмельницкий удовлетворенно крякнул и в два укуса уничтожил толстый ломоть хлеба с сыром. Запив еду водой из фляжки, он ожил и засобирался дальше.

– Скоро берёзовый лес. Там белые и подосиновые должны пойти, – сказал Феликс, знавший окрестности вдоль и поперёк.

Переговариваясь и подбирая на пути грибы, ребята очутились в редком березняке, перемежавшемся опушками. Здесь их ждала удача – то и дело попадались молоденькие подосиновики, потом пошли и белые. Мальчишки и не заметили, как их корзины дополнились отборными грибами по самый край. Пришло время трапезы. Они сели на поваленное дерево, и Феликс развернул успевший промаслиться пакет с бутербродами, которые они умяли со зверским аппетитом.

– По пути назад придётся грибы по карманам рассовывать, – пошутил Тёмка. – Может, проведём селекцию, как дедушка Мичурин, – оставим здесь сыроеги с маслятами, а то белые девать некуда.

– Жалко ведь.

– Жалко, знаешь где? У пчёлки в жопке.

Артём начал аккуратно вынимать из верхней части корзины белые и подосиновики, выкладывая их в рядок на траву. Запасливый Феликс без охоты последовал примеру друга. Когда благородные грибы закончились, он с видимым сожалением освободил корзину от грибов попроще и аккуратно сложил назад крепыши с бордовыми и коричневыми шляпками.

– Вот так‑то лучше, – резюмировал Хмельницкий, закончив ту же операцию.

Назад к дачному посёлку они вышли усталыми и счастливыми – в руках у них были доверху наполненные корзины.

– Отдадим трофеи, пообедаем и гоним купаться, – приободрился от грядущего удовольствия Артём.

– Ага.

Хмель шёл впереди. Не оборачиваясь, он продолжил:

– А классно мы сегодня выступили!

Около ребят притормозили две «эмки». В каждой сидело по трое молодых, здоровых мужчин. Окно первой машины открылось, и улыбающийся шофёр спросил Хмельницкого:

– Вы что, в этом лесу столько грибов накосили?

– Не… мы далеко ходили. Километров за пять отсюда.

Мужчины высыпали наружу и обступили ребят, цокая языками. Позади себя Артём услышал голос: