– Знаю, знаю, – покивал Психолог и только в этот момент заметил, как парадно выглядит старый приятель. – А что это ты такой напомаженный? Прямо как этот… кот ученый, что все ходит по цепи кругом.

Бес и в самом деле выглядел очень импозантно. Дорогой костюм-тройка из настоящей шерсти, из-под бритвенно отглаженных брюк выглядывали лакированные копытца, а воротничок белоснежной рубашки аж похрустывал при соприкосновении с узлом модного широкого галстука. Прическа – аккуратно подстриженные и уложенные кудряшки, в которых при наклоне лобастой головы видны были полированные рожки. В общем, красавец.

– У тебя настолько презентабельный вид, что твою голову немедленно хочется повесить на стену в качестве охотничьего трофея, – буркнул Психолог.

– Ну, друг, надо же соответствовать! – довольно засмеялся Бес. Он был польщен комплиментом. – Недавно меня пригласили для консультации к Самому. Ты ж понимаешь, какая это ответственность!

– Смотри, ответственность и в самом деле велика, – предостерег Психолог. – И ежели что напортачишь, то и отвечать придется не по-детски.

– Дальше преисподней не сошлют, – пошутил Бес и тут же придал своей игривой физиономии строгое выражение. – Давай все же вернемся к нашим баранам. Чего это ты не понимаешь? Да так громко не понимаешь, что даже я там у себя услышал.

– Баран-то один, и это я, – признался Психолог. – А не понимаю… Ну да вот, посмотри сам, – он бросил Бесу пачку фотографий, которую тот легко поймал внезапно удлинившимися пальцами. – Смотрю и не могу сообразить, с чего она взяла, что некрасива?

– Мало ли что вам, людям, приходит в голову, – философски заметил Бес. – Тебя вообще не должны интересовать такие вопросы. Красива, некрасива… Да какая разница?

– Разобраться хочу, – Психолог взъерошил и без того торчащие в стороны волосы. – Понять хочу, как это человек исхитрился заплевать собственную жизнь, исходя из ложного убеждения.

– Это как раз легко. Было бы убеждение, а уж изгадить жизнь – это как пописать под душем. Легко и просто.

– Да ты на фотографии хоть посмотри, – Психолог вздохнул. – Ну да, нельзя сказать, что у нее идеальная внешность. На девушку с конфетной коробки она не похожа. Нос, опять же, несколько подводит. Носом она в отца пошла. Но вот какая штука… Была у меня одноклассница, так у нее нос – всем носам нос! Чистый орел, да еще и красноватая шишечка на конце. Но ей же этот нос замуж выйти не помешал! Трое детей, муж пылинки с не сдувает! Встречаемся иногда, живем-то по соседству, – счастливый человек! У однокурсницы такое косоглазие было, что без слез не взглянешь. Да еще и бифокальные очки. Наши красавицы ее очень жалели. И пока они жалели, она благополучно выскочила замуж. И тоже – счастливый человек! А этой что помешало? Ведь она куда как красивее моих соучениц. А главное – гораздо интереснее. Да и вообще, если бы для счастливого брака требовалась идеальная внешность, человечество уже давно вымерло бы!

Бес развернул фотографии веером, вгляделся.

– Да, не Мона Лиза. Но что-то в ней есть. Неудержимо привлекательное, – согласился он. – Но дело ведь не в этом. Кстати, я помню те времена. Тогда требования к внешности были несколько иными. Это уже потом ваша Мухина со своей скульптурой «Рабочий и колхозница» испортила мужчинам вкус. А до того в моде были девушки миниатюрные, стройненькие. А эта твоя как бы великовата.

– Можно подумать, что только миниатюрные замуж выходили, детей рожали, – фыркнул Психолог. – И почему Мухина? А как же Некрасов? Слона на скаку остановит, горящую избу снесет… Стройненькая и миниатюрная как-то не вписывается.

– Слонов, к твоему сведению, несколько в иных социальных кругах останавливали, – нравоучительно сообщил Бес. – А тут – девушка из приличной интеллигентной семьи. Она и избу-то крестьянскую наверняка только на картинке в книжке видела. И мужчины в ее окружении были соответствующие. Наверняка она им казалась нескладной и слишком… хм… габаритной.

– Между прочим, ее сестра, которая считалась красавицей, еще повыше, чем она сама, – заметил психолог. – Так что насчет миниатюрности можно поспорить.

– У сестры черты лица помягче, – сказал Бес, пощелкивая когтем по фотографии. – Вот ее можно легко представить замужней дамой определенного круга. А твоя протеже… не тянет, я бы сказал, не тянет.

– Да ну? – Психолог внезапно рассердился, схватил книгу, резко зашелестел страницами. – А что скажешь на воспоминания современников? Не тех, кто знал ее уже знаменитой и старой, а тех, кто видел ее молодой.

– Ну и что они там видели? – Бес скучающе зевнул, прикрыв дипломатично зубастую пасть ладошкой.

– А вот! – Психолог звонко хлопнул по раскрытой книге. – «Очаровательная жгучая брюнетка, одета роскошно и ярко, тонкая фигурка утопает в кринолине и волнах декольтированного платья. Она напоминает маленькую сверкающую колибри…» Ты понял? Маленькая сверкающая колибри! А ты говоришь – габариты не те…

– Да ведь это писал какой-то провинциальный театральный критик в те времена, когда твоя протеже начинала свою театральную карьеру. А что взять с провинции? Их дело – реклама. А уж насколько она соответствует действительности… – Бес пренебрежительно отмахнулся, будто гонял назойливую муху.

– Реклама рекламой, но ведь в первом ее театральном контракте русским по белому указано амплуа. Угадай какое! – Психолог торжествующе потряс книгой. – Героиня-кокетт! Понимаешь ты это, чудак? Героиня-кокетт! Не инженю, не характерные роли… а – героиня-кокетт!

– Можно подумать, что если ты повторишь это четыре раза, она станет писаной красавицей, – засмеялся Бес. – Напомню, что это – провинциальный театр. Может, у них не хватало молоденьких актрис. А все молоденькие девушки милы в определенных обстоятельствах, – Бес плотоядно ухмыльнулся, мелькнул раздвоенный кончик алого языка.

– Ладно, провинциальный критик, провинциальный театр… Но ведь есть и другие свидетельства, – упрямо сказал Психолог. – Да, ее не считают классической красавицей, и вряд ли с нее кто-нибудь стал писать Венеру Милосскую. Но ее называют интересной, отмечают, что глаза были необычайной красоты… Да ведь она гораздо красивее многих, кого признавали красавицами! Вот, к примеру, воспоминания Нины Сухоцкой… Уж ее-то ты не будешь обвинять в пристрастности как критика. Актриса Камерного театра, племянница Алисы Коонен… Какой ей интерес рекламировать восторженную провинциалку? Тем более, что воспоминания Сухоцкой относятся к тому времени, когда Раневская еще не выходила на сцену. Евпатория, 1910 год, то есть Раневской в то время 16 лет. Она тогда только что не молилась на Коонен, бегала за ней, как собачонка. Не удивительно, что запомнилась Сухоцкой. Не так уж часто дочери нефтепромышленников делают из актрис кумиров.

– Уговорил, Сухоцкой не было интереса рекламировать Раневскую. На сборы это никак не влияло. Хотя, может, лестное описание дочери Фельдмана могло дать какой-то бонус, – не преминул уколоть Бес. – И не забудь, что свои воспоминания о внешности провинциальной девочки Сухоцкая изложила уже тогда, когда эта девочка стала достаточно известной, да еще и была ее подругой. Так что кто знает, где истина…

– Нет, ты послушай! – упрямо наклонил голову Психолог, сердито постукивая по страницам книги. – Послушай! «Сухоцкая говорит о Фаине как об обаятельной, прекрасно, иногда несколько эксцентрично одетой молодой девушке, остроумной собеседнице, приносившей в дом атмосферу оживления и праздника. Сухоцкой Фаина казалась очень красивой, даже несмотря на неправильные черты ее лица. Огромные лучистые глаза, столь легко меняющие выражение, чудесные пышные, волнистые, каштановые, с рыжеватым отблеском волосы, прекрасный голос, неистощимое чувство юмора и, наконец, природный талант, сквозивший буквально в каждом слове Фаины, в каждом ее поступке, – все это делало ее обворожительной, привлекательной и притягивало к ней людей».

– Замечательно! – Бес зааплодировал. – Если бы из Сухоцкой не получилась актриса, то она могла бы смело идти в рекламные агенты. А еще лучше – в брачную контору. По ее описаниям женихи слетались бы стаями. Кстати, ты обратил внимание, что провинциальный журналист описывает жгучую брюнетку, а Сухоцкая – девушку с каштановыми волосами, с проблесками рыжины. Может, речь идет о разных людях? И если Сухоцкая несомненно описывает юную Раневскую, то вот насчет журналиста я бы не был так уверен.