Её самолюбие было уязвлено.

«Я самая обыкновенная баба, да, да, как те… даже хуже!»

Из крана капала вода. Кап‑кап‑кап… Надо было заставить себя успокоиться, смолчать, не торопиться с выводами, не уронить себя в глазах мужа… Кап‑кап‑кап…

Вдруг послышался его голос. Муж говорил с горничной. Госпоже Эдзаки стало страшно встретиться с ним лицом к лицу. Она медлила, медлила… Но наконец вышла. У неё было такое чувство, точно она держит во рту что‑то очень горькое.

– Ты что? Купалась?

Муж сидел за столом в домашнем кимоно и, попивая пиво, листал какой‑то журнал. Излюбленная привычка! Благообразное, мягкое лицо, спокойные, ровные движения. Сейчас он поднесёт стакан к губам. Сейчас скривит лицо.

Но спокойствие мужа ещё больше взволновало госпожу Эдзаки. Очевидно, это отразилось на её лице, потому что муж спросил:

– Что с тобой?

– Ничего… немного разморило в ванне.

– Видела открытку от Кикуко? Они взяли несколько свободных дней и отправились на гору Хачикэдакэ.

Госпожа Эдзаки еле сдерживалась. Казалось, её вот‑вот прорвёт. Но она справилась с собой.

Через неделю неожиданно пришло письмо в коричневатом конверте, на коричневатой бумаге, написанное красивым ровным почерком Кумико Такахаси. Она писала:

«Знаю, вы озадачены моим письмом не меньше, чем моим визитом. Я должна сказать правду. Я совершенно равнодушна к вашему уважаемому супругу. Между нами никогда ничего не было, как вам, вероятно, показалось. Просто однажды он зашёл ко мне в гости, в мою неуютную комнатёнку. У меня была бутылочка вина, и мы её распили. Вот и всё. Больше ваш муж ко мне не приходил. Очевидно, решил не рисковать своей репутацией…

А пришла я вот почему. Прочла я как‑то вашу статью. Потом другую, третью, и меня взяло зло – как вы снисходительно и глубокомысленно поучаете несчастных женщин. Я подумала: хорошо ей рассуждать, а случись такое с ней самой. она бы места себе не находила. Тут демагогия не поможет. И я решила…»

Госпожа Эдзаки скомкала письмо и поднесла к нему спичку. Через минуту от письма осталась только кучка чёрного пепла.

Прошёл год. Господин Эдзаки как‑то сказал жене:

– Знаешь, меня мучает совесть. Я должен тебе сказать. Помнишь, мы шли как‑то за подарком по Синдзюку… Мы тогда встретили одну женщину… так вот, она… вернее, я… нет, мы…

Госпожа Эдзаки снисходительно улыбнулась и кивнула, давая понять мужу, что ей всё известно и что он напрасно утруждает себя, рассказывая об этом.

– Значит, ты обо всём догадалась?.. – недоумевал господин Эдзаки.

– Ну, ещё бы! Как‑никак тридцать лет знаю тебя… Надо сказать, что для тебя это непростительное легкомыслие…

– Да, да, ты права, – серьёзно подхватил муж. – Как только становишься на ноги, появляется какое‑то бесовское желание разрушить всё к чёрту!.. Ты права, я допустил непростительное легкомыслие… Надоело быть старым, солидным… Захотелось безумств! Идиот! Да, да!.. Типичная мужская истерия!..

Госпожа Эдзаки вспомнила о своих мучениях и рассмеялась.

Теперь всё утряслось.

По вторникам и субботам в конторе «Советы женщинам» на улице Тамаги‑мати вы всегда можете найти госпожу Эдзаки. Вторник и суббота у неё приёмные дни.

ЭПИЛОГ

ЭПИТАЛАМА

1

Пять часов. К отелю подъезжают частные машины, такси. Вновь прибывшие справляются у метрдотеля: здесь ли состоится свадебный банкет Кэнкити Кусуноки и Митико Оуги. Да, именно здесь, на пятом этаже.

Роль распорядителя взял на себя приятель Кэнкити, Мицуо Иноки. Он помогает метрдотелю расставлять на столе карточки с фамилиями гостей и принимает поздравительные телеграммы.

Выкроив свободную минутку, Иноки быстрым шагом минует холл, где собираются гости, знакомясь друг с другом или возобновляя старые знакомства, и входит в комнату жениха, предварительно постучав в дверь. Жених о чём‑то спорит с матерью и сватами, супругами Ханаки. Заметив вошедшего, он бросается к нему:

– Послушай, дружище!..

– Как самочувствие господина жениха?

– Воротник попался жёсткий, жмёт – сил нет!

– Ничего, привыкнешь. – Иноки достаёт сигареты и предлагает Кэнкити закурить. – У всякого мужчины есть в жизни такой день, когда его называют талантливым юношей и прочат блестящее будущее. Сегодня твой черёд. Сейчас ты услышишь это собственными ушами.

Мать и сваты смеются.

– Выбор такой очаровательной невесты, – вмешивается в разговор госпожа Ханаки, – уже свидетельствует о таланте, а женитьба на ней сама по себе обещает блестящее будущее.

– Неплохо сказано! – ухмыляясь, говорит Кэнкити. – Но как бы не объесться моти.

Мать и супруги Ханаки в недоумении. О чём это говорит жених? Им даже неловко слышать такую бессмысленную фразу. Но Иноки тут же догадывается, что хочет сказать приятель. Он напоминает о давнишнем их разговоре за столиком в баре. Иноки тогда сказал:

«…Иной раз хочется забыть, что ты – «муж», «отец», хочется быть мужчиной. Женщины видят в нас мужчин, пока мы за ними ухаживаем, а потом мы для них мужья. Это быстро приедается, как моти на Новый год…»

Иноки усмехается.

– У некоторых мужчин крепкий желудок, – говорит он загадочно, – всё переваривает.

– К месту ли теперь такой медицинский разговор? – возмущается госпожа Ханаки. – При чём тут процесс пищеварения, когда человек женится… О своих желудках после поговорите!

Кэнкити и Иноки, не выдержав, хохочут.

2

В холле, где ожидают гости, накурено. Здесь и пожилые люди в визитках, и молодые в новомодных светло‑синих и тёмно‑синих костюмах. Сверкают белоснежные воротнички сорочек. Весело порхают нарядные, как цветы, подруги Митико.

У входа два студента, родственники жениха, встречают гостей. Чуть поодаль, вытянувшись, точно по команде «смирно», стоит Микио Тамура. Каждому входящему он кланяется, протягивает кисточку, книгу и просит оставить памятную запись. Служащему мэрии как нельзя лучше подходит эта роль.

Покойная жена Тамуры Сатоко до замужества некоторое время была приходящей прислугой в семье Оуги. На свадьбу они преподнесли Сатоко богатый подарок, а когда она заболела, справлялись о её здоровье, присылали передачи.

Незадолго до свадьбы Кэнкити и Митико сестра Фусаэ сказала Тамуре:

– Оуги выдают барышню замуж, поздравь их и предложи свои услуги. Может, понадобится в чём‑нибудь твоя помощь.

Украдкой следя сквозь толщу очков за прибывающими гостями в визитках и нарядных кимоно, Тамура вспомнил свою свадьбу. Он не пригласил на неё ни сослуживцев, ни начальства – одних родственников, да и то не всех, а самых близких. Они сидели за столом, веселились, а невеста прислуживала им, то и дело бегая на кухню. Да, свадьба свадьбе рознь. Когда есть деньги, по‑другому получается.

С тайной ненавистью наблюдал Тамура за собравшимися. Лицо его, как обычно в таких случаях, стало холодным, непроницаемым.

После смерти Сатоко прошло два года, но Тамура и не помышляет о женитьбе. Правда, сестра Фусаэ несколько раз пыталась его сватать, но он и слышать об этом не хочет.

– Всё никак Сатоко не забудешь? – робко спрашивала сестра.

Тамура не отвечал.

Его жизнь вошла в прежнюю колею. На работе он всё так же неразговорчив, а когда в обед все служащие собираются возле железной печурки поболтать о женщинах, по‑прежнему сидит в стороне и жадно слушает.

В дни получки он, как когда‑то до женитьбы, отправляется на Синдзюку, выпивает для храбрости чашечку‑другую сакэ и покупает женщину. Лёжа с ней в сыром номере какой‑нибудь дешёвой гостиницы, Тамура вспоминает Сатоко. Перед его глазами пробегают строки, написанные детским корявым почерком:

«Если я выздоровею, я сделаю для тебя даже невозможное. Но, увы, я не выздоровею, я умру твоей должницей…»

В глазах Тамура, за толстыми стёклами очков, накипают слёзы.

3

Главный распорядитель, Иноки, приглашает гостей к столу. Гости медленно покидают холл. После них остаются наполненные окурками пепельницы, стаканы с недопитым лимонадом и на диване забытый кем‑то японский веер.