‑ Совсем нет надежды, старик?
Лекарь негромко ответил:
‑ Если вынуть копье, он мгновенно истечет кровью. Если не вынимать, агония продлиться до следующего утра.
Подошедший Светозар, с перевязанной обрывком рубахи головой и мечом в руке, остановился в числе прочих, с глубоким трепетом вглядываясь в бескровное лицо Хиргарда. Как дыхание смерти меняет людей! Нездоровая бледность, запавшие щеки, раскрытый рот, судорожно глотающий воздух, слезящиеся, мутные глаза ‑ иные воины, прошедшие не одну битву, невольно отворачивались, ибо смотреть на страдания своего вождя и не иметь возможности помочь было для них невыносимо.
Однако оружие, поразившее плоть, оказалось не властно над несокрушимой волей полководца. Хиргард, цепляясь за остатки сознания, заставил себя перебороть тошноту, боль и слабость. Его взгляд снова приобрел осмысленность и блеск решительности. А еще спусть мгновение предводитель восставших: усмехнулся. И хрипло проговорил, приподняв голову:
‑ Не зря, выходит, я жил:
Окружавшие его вожди и предводители ополчений качнулись вперед, чтобы не пропустить ни малейшего слова умирающего. Он же продолжал:
‑ Я слышал слова лекаря. И предпочту быструю смерть: бессмысленному цеплянию за собственный труп. Но сначала поклянитесь, что исполните мой последний: приказ!
Все, как один, выдохнули:
‑ Клянемся!
‑ Слушайте: Теперь вам придется встретиться с самим Хейдом, он не простит вам гибели целой армии. Вы должны как можно быстрее ‑ все чаще и чаще Хиргард сглатывал, прерывая слова ‑ как можно быстрее пополнить свои ряды, определиться с тактикой, а потом встретиться с врагом ‑ и разбить его! Вас должен вести к победе новый: новый вождь, который сделает из вас настоящее войско, а не: а не банду ополченцев. Пусть моим преемником будет Светозар, вождь лужичей!
По толпе вокруг пробежал ропот удивления, не слишком, впрочем, враждебного. Светозар хотел было возразить, но понял, что спорить с умирающим бесполезно. Поэтому он опустился на колени и взял в руки холодеющую ладонь Хиргарда:
‑ Я обещаю тебе, что продолжу твое дело достойно! ‑ и добавил ‑ Жаль, что у тебя нет сына‑наследника:
‑ Сына? ‑ переспросил умирающий ‑ Сына? Да, его: его у меня нет. Но разве не всякий отец гордился бы дочерью, которая: которая родилась сегодня ‑ такой победой? Теперь же встань, Светозар ‑ я сам вытащу дротик из тела.
И молодой лужич поднялся и непроизвольно зажмурился, услышав чавканье, с которым орудие медленно лезло из раны. Но тут же раскрыл глаза ‑ чтобы знать, каким вождь до конца должен оставаться. Наконечник покинул плоть, и древко выпало из ладони Хиргарда. Прилив боли швырнул его в страшную бездну, но угасающее сознание вспыхнуло ослепляющим заревом, и в нем умирающий увидел великие битвы грядущего. Понял он и то, что должен был еще сказать преемнику. Его глаза встретились с глазами Светозара, и тот, в ответ на немую мольбу, наклонился, весь обратившись в слух. И тогда Хиргард выдавил окровавленным ртом, простирая трясущуюся руку на Восход, к уже невидимому для него горизонту:
‑ Арьяварта... Русколань...
И плакали о нем бесстрашные герои.
5.
Паутина на сумрачных сводах,
Коридоры полны темнотой.
За бессчетно минувшие годы
Моя крепость мне стала тюрьмой...
От немого, слепого кошмара
Не хранят и ни трон, и ни меч.
Опадает наряд государя
С страшной ношей ослабленных плеч.
Я ‑ осколок далекой эпохи,
Своей древностью равный богам.
Моя жизнь ‑ в вашей смерти и боли,
Моя слава ‑ лишь тень и обман...
Если попытаться вообразить себе ту мертвую водородную бездну, которая на заре Жизни начиналась за пределом прибрежной полосы, бездну без края и дна, погружение в которую становится бесконечным, то только ее более чем "непроницаемый" мрак можно сравнить с недрами и бесчисленными переходами черного замка Аверон, оплота всемогущего владыки Закатных Земель. По традиции, позаимствованной от разбитых и порабощенных райксов, на стенах коридоров и залов чадили факелы, но это лишь усугубляло темноту вокруг ‑ не таившуюся по углам, а полновластно царившую в цитадели.
И точно такая же темнота была у Хейда внутри. Особенно ясно он ощущал это, когда стоял на вершине смотровой башни, скрестив руки на груди, и глядел вдаль, не обращая внимания поросшие лесом холмы внизу. Неизвестное по‑прежнему манило великого завоевателя, он почти физически ощущал притяжение: Но вот понять, что именно его притягивает, или скорее ‑ по какому пути следовать за этим зовом, он не знал. Грандиозные походы не слишком прельщали повелителя вампиров с тех пор, когда он заколол колдуна Ангорда и вернулся в свою ставку с драгоценным трактатом в руках. Пожелай Хейд ‑ и его воинство давным‑давно маршировало бы по столицам самых отдаленных держав, но этого не произошло. Другая мысль , другие желания на время овладели им, все чаще и чаще противостоя дичайшей скуке, волнами накатывавшейся из неведомых пределов.
Разумеется, поражение в Арьяварте доказало, что Хейд тоже может ошибаться, а значит ‑ не всесилен. Поэтому после возвращения с Севера повелителю вампиров пришлось безжалостно и решительно искоренять самые малые ростки измены и заговора. Он был готов отстоять свою власть и в будущем. В этом у него были два верных соратника: преданный до фанатизма Виндраум, чей талант тактика уступал разве что Хейдовскому, и рассчетливая, осторожная, хитрая Ульра. Полагаясь на них, Хейд мог хотя бы на время отвлечься от дел Империи и сосредоточиться на страшных и древних тайнах, ставших его достоянием.
"Тени Предвечного" стали лишь необходимым, но базисом для дальнейшего проникновения Хейда в глубины оккультного. В первую очередь это было историческое знание, позволявшее понять ‑ какие законы управляют человечеством. И Хейд убеждался, что на протяжении долгих тысячелетий за спиною полководцев и тиранов, завоевателей и освободителей, реформаторов и вождей переселения народов стояли те или иные аспекты мистического ведения. Их редко выражали откровенно, чаще немногие посвященные маскировали Тайное вуалью религии, традиции, культуры и даже научных и околонаучных теорий ‑ в зависимости от уровня развития того или иного народа, но преемственность идей проследить было возможно всегда. И каждая Великая Идея, отвечающая на вопросы мироустройства и человеческого существования, соответствовала той или иной Расе.
В переплетении узеньких и грязных улочек городов Азии родился образ Бога‑Рабовладельца, который Хейд экспортировал на завоенные территории. Сам он, разумеется, ни в Бога, ни в Богов не верил, но и среди вампиров попытался укрепить свои позиции при помощи религии. Если Небесный Господин, предлагаемый вилленам, был одинаково безжалостен ко всем, не разбирая цвета кожи и языка, ненавидя все народное, исконное ‑ "языческое", то Бог вампиров, Расы Победителей, возвеличивал их, в то же время внушая, что величайшая добродетель ‑ это верность повелителю и командиру на Земле. Конечно, могущественным и бессмертным воинам такое было внушить труднее, но в конце концов всем приятно, когда его называют превосходящим других, а вместе с идеей "превосходства" вампиры впитывали и незаметную приманку подчинения Хейду.
Но Хейд понимал и то, почему долгие тысячелетия семитические империи со всеми их высокопрофессиональными наемными армиями с трепетом взирали на Север. Там жила иная, не менее могущественная Идея, вошедшая в плоть и кровь нордических племен. Ее хранили мечи и боевые топоры былинных богатырей, ее воплощали великие цари, правившие бескрайними землями, которых воспитывали седобородые волхвы. "Тени Предвечного" глухо намекали, что грозный "король" некогда разгромил огромную орду кочевников, пришедшую из Степи со своими бесчисленными отарами овец. Из текста следовало, что захватчиков вел не человек, встретившийся в битве один на один с белокожим вождем и павший от его руки. Затем натиск льдов заставил нордические племена переселяться на юг, отвоевывая земли у иных рас. "Эти презренные, которые любят смерть и презирают жизнь", как именовал их один древний восточный хронист, сокрушили бессчетное множество великих царств и заключили почетный мир с самим Великим Кемом! И перед глазами у Хейда вставала картина того страшного боя у рухнувших стен Смолограда, когда он потерпел от проклятого голубоглазого племени свое первое поражение.
