Странствующий же менестрель и насмешник Вальгаст себя никаким пятном, или там облачком, вовсе не ощущал. Не ощущал он себя и полководцем, и уж точно не ощущал потребности погибнуть именно в этот день. Действительно, когда он обнажил меч и пошел вперед, воины, данные ему Хиргардом, последовали за ним, и он не показал даже капли страха, когда на него смотрели десятки глаз. Но теперь, когда вокруг творилась неразбериха, Вальгаст несколько потерял голову. Он совершенно нелепо отпрыгивал от проносящихся мимо обезумевших коней без всадников и втягивал голову в плечи, когда рядом свистели стрелы.
Особенно же мерзко стало менестрелю, когда спешенный катафрактарий с обнаженным мечом и в умопомрачительно рогатом шлеме двинулся прямо на него с явным намерением прикончить. Вальгаст трезво оценил ситуацию и понял, что первый же удар такого врага не оставит от него и мокрого места, но и бежать права просто не имел ‑ все ж таки он, а не кто‑нибудь другой, складывал песни о героях! Так что менестрель начал медленно отходить назад, благо тяжелые доспехи и неподъемный меч противника сковывали тому движения. Однако не на столько, чтобы можно было вклинить между ними свой удар. В отчаянии Вальгаст был уже готов даже уверовать в наличие Небесного Господина и признать приближающуюся смерть карой за безбожие, и обреченно вознес взгляд к небесам, словно пытаясь отыскать там карающее божество. И как бы это ни было нелепо, в этом и оказалось менестрелево спасение. Вампир‑катафрактарий оказался не умнее и тоже поднял голову, чтобы проверить ‑ что обнаружил в небесах человек, и уж не падает ли оттуда что‑нибудь? В тот же миг клинок Вальгаста вонзился в щель между шлемом и металлическим воротом панциря, разорвав горло противника, и тот с лязгом замертво рухнул к ногам победителя. Говорят, что именно тогда в голове менестреля родилась впоследствии знаменитая сентенция: "В этом мире нас спасает только одно ‑ то, что есть еще большие дураки".
Когда пехота и остатки кавалерии вампиров смешались, разорванные пополам воинами Хиргарда, исход боя был предрешен. Конечно, у восставших не было сил окружить противника, и они попросту выдавливали черное воинство из леса, словно гной из лопнувшего нарыва, но было очевидно ‑ они будут гнать врагов до тех пор, пока не уничтожат до конца. Халлевиг даже не мог приказать вампирам отступать, а если бы и смог ‑ то это привело бы лишь к большим потерям. Магистр подумал о том, что его теперь ждет и какими глазами взглянет Великий на полководца, потерявшего армию ‑ и его охватило неистовое желание развернуть коня вспять и мчаться проч от поля своего позора... Но в этот же миг что‑то мелькнуло перед взором Халлевига, и длинное лезвие кинжала вонзилось в его горло, вспарывая нечеловеческую плоть справа налево. Магистр с грохотом упал с коня, а обернувшиеся командиры его войска с ужасом воззрились на незаметно, фантастически бесшумно возникшего на холме всадника. Поверх обычного доспеха на нем был надет плащ с капюшоном, скрывавшим шлем без рогов или плюмажа. И страшный знак, знак, которому подчинялось все и вся в империи Хейда, был вышит на плаще убийцы магистра: перевернутая пятиконечная звезда, вписанная в ровный круг так, что каждый ее луч выступал за его пределы, перекрывая границы окружности. Такие плащи имела право носить лишь личная стража Хейда. И одной из их обязанностей было следить за полководцами и наместниками, а в случае предательства...
Каждый из вампиров в который раз ощутил себя жалкой пешкой в игре, которую вел Великий, ибо смертельный удар мог настигнуть любого, попавшего под подозрение. Страшный же эмиссар обратился к ним:
‑ Каждый из вас заслуживает смерти. Идите в бой и выведите оттуда столько воинов, сколько сможете. После этого Хейд решит вашу судьбу.
Командиры, все как один, помчались к грохотавшему всеми звуками ужаса, боли и смерти полю брани, ощущая спинами не только насмешливо‑презрительный взор эмиссара, но и другой, полный ни с чем не сравнимой злобы, взгляд откуда‑то из поднебесья.
Светозар уже теснил очередного врага, пытаясь сбить вампира с ног, когда почувствовал за спиной опасность и отскочил в сторону. Меч второго противника рассек воздух, и тут же серая молния ‑ верный Хват! ‑ сбила нового противника с ног. Светозар не растерялся и метнул нож в неожидавшего такой быстрой повторной атаки первого вампира, а затем довершил дело ударом меча. Сбитый на землю пехотинец попытался вскочить, но предводитель лужичей повторно опрокинул его ударом сапога по шлему и всадил ему в грудь сверху вниз, пробив панцирь, свой клинок, сжимая его за рукоять обеими руками. Переведя дыхание, Светозар поднял голову ‑ и увидел Хиргарда, а мгновением позже рванул меч из трупа, бросаясь на выручку вождю.
Хиргард, уже дважды раненый, не покидал боя. Он был впереди своих воинов, подавая им пример и окриками подбадривая тех, к кому подбирался страх. Десять и еще шесть врагов вставало на его пути, и десять и еще шесть врагов пало от его меча. Это был его день, ибо этот день стал днем его величайшего сражения и его величайшей победы. И что было для него важнее ‑ в этот день исполнилась его мечта: он не просто совершил удачный набег, не захватил замок, не разграбил обоз и не освободил рабов, но встретил ненавистных врагов на поле брани, лицом к лицу ‑ и разгромил их. И потому Хиргард хохотал в лица противников, с которыми рубился, и все вокруг, казалось, вторило его смеху. Могучим ударом он отшвырнул еще одного пехотинца, увидел Светозара, который смотрел куда‑то ему за спину, предводитель восставших начал поворачиваться: и время замедлило свой бег.
За спиной Хиргарда поднимался с земли вампир в покрытом вмятинами панцире, из которого торчало несколько сломанных стрел. Свой меч он потерял или сломал в бою, и потому сжимал в руке первое, что попало в ладонь: короткое метательное копье, не нашедшее, как видно, своей цели. Он понимал, что обречен, и потому хотел одного: хотя бы еще один раз убить до того, как убьют его самого. Но человек, которому предназначался смертельный удар, начал поворачиваться ‑ и тогда вампир попросту метнул копье. Его глаза сверкнули торжеством, и не успели погаснуть, когда сразу несколько мечей упали на него со всех сторон.
Копье вонзилось в грудь Хиргарда. Он покачнулся, раскинув руки, выронил меч и медленно начал заваливаться навзнич. Небо и лес засверкали золотыми вспышками, боль заполнила собою всю вселенную, и какой‑то далекий шум докатился до его ушей ‑ это был вопль ужаса, вырвавшийся из груди тех, кто был поблизости. Светозар успел подхватить падающего вождя, но сознание уже покидало Хиргарда. Перед тем, как его накрыла тьма, он успел прошептать:
‑ Боже... Боже...
В этот же момент теснимые восставшими вампиры окончательно осознали бесполезность сопротивления и из бесформенной, но плотной толпы превратились в хаос мечущихся в стремлении спастись и гибнущих пешцев. Им не за что было умирать, все, что у них было ‑ это их вечная жизнь, и страх перед гневом Хейда померк перед опасностью потерять ее немедленно. Победа над ними была очевидной, несомненной и полной. Лишь около трех десятков вампиров собралось вокруг командиров, пытавшихся хотя бы сделать отступление организованным ‑ впрочем, это помогало мало. И когда плотная толпа тех, кто видел, как ранили Хиргарда, во главе со Светозаром и Вальгастом, вновь вступила в бой, мечтая лишь отомстить за вождя, восставшие уже почти не встретили сопротивления.
Это была победа. Победа, которую давным‑давно, на протяжении поколений, ждали в Закатных Землях. Победа, со всей ясностью дававшая понять ‑ враг не всесилен, и его можно одолеть, обладая ясным разумом, храбрым сердцем и сильной рукой. И радость победителей не знала предела: Но все, как один, замолчали, когда четыре хмурых воина опустили умирающего Хиргарда на землю в том месте, где он принял план своей величайшей битвы ‑ своей последней битвы.
В тишине над предводителем склонился седой лекарь. Он осторожно, но решительно разрезал одежду Хиргарда и обследовал рану, в которой засел дротик. Затем поднялся с колен и скорбно поник головой. Вождь ополчения тюриннов, Шлейнзакс, не выдержал:
