— Почему ты решила их развесить?

— Не знаю. До того, как я снова встретила тебя, мне было очень плохо. Это состояние началось, когда умерли родители, и возобновилось, когда погиб ты. Мне казалось, что жизнь — это тяжелая болезнь, которую нужно превозмогать. А потом я пересмотрела несколько фильмов из тех, на которые мы с тобой ходили, и поняла, что нужно относиться к ней с большим оптимизмом, — отвечает Нина, с улыбкой глядя на висящие чуть ли не вплотную друг к другу красочные афиши. — К тому же их не любит тетя Кэр.

Я изучаю комнату, стараясь запомнить ее такой, какой она стала теперь. На полке стопка дисков с фильмами, расставленными в алфавитном порядке — и к каждому из них есть афиша.

— Жаль, нельзя посмотреть хотя бы один из них с тобой, — говорю я, глядя на фотографию, прикрепленную к зеркалу. На ней мы с Ниной, на озере.

— Я снова буду тосковать по тебе, — говорит Нина, увидев, куда я смотрю.

Я незаметно изучаю ее, чтобы образ глубже врезался в память: гладкие волосы цвета потемневшей меди, бледное лицо, карие глаза, полные нежности и грусти. Протягиваю руку, чтобы погладить ее по щеке, и вижу, как лицо меняется и на нем появляется выражение кротости и умиротворения. Мы обнимаемся, и я чувствую себя совсем не так, как совсем недавно чувствовал себя в объятиях Вив.

Близость Нины утешает меня, внушая спокойствие. Кладу голову ей на плечо, вдыхая свежий запах волос. Она гладит меня по спине, и мы стоим молча, прижавшись друг к другу.

— Кам, я… — решается нарушить молчание Нина. Она поднимает голову, и я, чуть отстранившись, смотрю на нее. Мы почти касаемся друг друга губами. Я смотрю ей в глаза, не решаясь поцеловать, и хотя между нами буквально несколько сантиметров, кажется, будто мы смотрим друг на друга из разных вселенных. Я нарушаю границу первым и спустя мгновение касаюсь ее горячих губ, источающих чудесный аромат, похожий на запах чая с едва заметной примесью меда.

Нина прерывает поцелуй первой.

— По крайней мере, — говорит она, — на этот раз мне представилась возможность попрощаться.

Я понимаю, что остаться не могу. Кивнув Нине на прощание, разворачиваюсь и иду к двери.

— Давай я тебя провожу, — просит она.

— А как же Оуэн? — спрашиваю я, обрадовано кивая в ответ на ее предложение.

Нина на цыпочках пересекает коридор и заходит в комнату брата. Укрыв его одеялом, она подходит к телевизору, по которому показывают что-то вроде «Магазина на диване», и включает звук почти на минимальном пределе слышимости.

— Жаль, что он спит, — говорит Нина, — ему бы наверняка захотелось попрощаться.

— Может, оно и к лучшему, — отвечаю я, касаясь ее плеча, — а то подумал бы, что я ему снюсь.

Когда мы спускаемся с лестницы, я, подойдя к двери, выглядываю наружу.

— Там все еще снег идет.

— А ты не замерзнешь? — спрашивает Нина.

Почувствовав, как холод проникает под футболку, я закрываю дверь.

— Я оставил свою куртку не там, где нужно.

— Подожди-ка.

Нина поднимается по лестнице и ненадолго исчезает в глубине дома. Вскоре она возвращается с большой красной толстовкой с капюшоном в руках. Она украшена логотипом нашей команды, а на спине красуется большая белая надпись «Пайк». Под надписью цифра пять — мой номер.

— Больше у меня ничего, что подошло бы тебе, нет, — говорит Нина. — Забери ее.

— Не помню, чтобы у меня была такая, — замечаю я, надевая толстовку через голову. — Ты точно готова с ней расстаться?

От толстовки исходит ее запах. Нина смущенно кивает и принужденно улыбается.

— Она тебе больше подходит по размеру.

Погода на улице хуже некуда, но мы все равно не торопимся.

Я все время думаю о том, что нужно что-то сказать, но все, что приходит в голову, кажется слишком тривиальным. Какой смысл при таких обстоятельствах говорить о школе, о будущем или о чём-то еще в этом роде? Что еще можно сказать, кроме слов прощания?

Когда мы подходим к школе, снег идет уже не так густо. С неба лишь изредка падают одинокие грустные снежинки. Повернув налево, мы оказываемся на знакомом углу. Свет уличного фонаря образует на припорошенной снегом мостовой четко очерченный круг. Я резко останавливаюсь, и Нина замирает рядом. Руки, лежащие в карманах толстовки, вспотели, болит нога. Да и не только нога, все остальное тоже. Даже глотать трудно.

— Я ничего не могу понять.

— О чем ты? — спрашивает Нина шепотом.

— Как все это могло произойти?

Нина медленно качает головой.

— Не знаю, может, в движении Вселенной случился какой-то сбой. Ты тосковал по ней, она — по тебе, — говорит она и, сделав паузу, продолжает: — И я по тебе тосковала.

— Но должно же быть этому какое-то разумное объяснение? Иначе какой в этом смысл?

Я смотрю вперед, вспоминая все, что случилось за последние дни. Пройти сейчас через портал — значит оставить все позади, хорошее и плохое, все исчезнет без следа. Нина берет меня под руку, а я, вынув ладонь из рукава, пожимаю ее теплую ладонь.

— Может, он не закроется, — говорю я.

Нина, сжимая руку, смотрит мне в глаза, но ничего не отвечает.

На угол мы выходим вместе.

Ночь холодна. Тишину нарушает только звук наших шагов. Я смотрю на ноги, стараясь не думать о том, как близка цель нашей прогулки. Неожиданно черные ботинки Нины замирают на месте, а пальцы крепче сжимают мою руку.

— Что случилось? — спрашиваю я, поднимая глаза.

Она не отвечает. Отпустив меня, Нина медленно приближается к столбу. По тому, как она поводит головой из стороны в сторону, ясно, что она что-то ищет или прислушивается.

— Что, Нина? — спрашиваю я снова, уже поняв, что именно она услышала.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда из-за угла на бешеной скорости появляются два ярких круглых огня автомобильных фар. Машина скользит в заносе по припорошенной снегом мостовой и, снова встав на курс, летит прямиком на Нину. Когда автомобиль оказывается в круге света, я вижу, что он тёмно-синий.

Пулей преодолев расстояние, отделяющее меня от Нины, я делаю попытку столкнуть ее с траектории полета тяжелого тела, но она выставляет вперед руки, пытаясь оттолкнуть меня. Фары приближаются с неумолимой скоростью. Мотор ревет так, что я не слышу не только Нину, но и свои собственные мысли. Драгоценные моменты потеряны, и остается только загородить девушку своим телом и упереться в землю ногами в ожидании удара.

Раздается душераздирающий скрип шин, и сердце останавливается. Наступает мертвая тишина.

Ноги обдувает поток горячего воздуха. Хромированная решетка машины Вив находится в нескольких сантиметрах от моих колен, а свет фар режет меня пополам. Открыв глаза, я, сощурившись, смотрю на гладкий капот машины, радуясь тому, что сердце по-прежнему стучит в груди. Из окна водительской двери высовывается женская головка с короткими волосами.

— Уйди с дороги, Кам.

— Нет, — говорю я, чувствуя, как на щеке тает одинокая снежинка.

Вив ударяет кулаком по рулю.

— Немедленно садись в машину.

— Нет, — отвечаю я, прислушиваясь к учащенному дыханию Нины за спиной.

Раздается скрежет открываемой двери. Кузов наклоняется, и свет фар движется по моим коленям вверх-вниз. В ярко освещенном пространстве перед решеткой радиатора появляется стройная женская фигура. Вив переоделась — теперь на ней джинсы и свитер. В глазах, отражая свет фар, сверкают слезы.

— Пожалуйста… пойдем со мной, — просит она срывающимся голосом. — Нужно пройти на ту сторону, пока еще есть время.

По щеке стекает слеза, и я чувствую, что долго не выдержу: часть души все еще отдана ей, даже после того, что случилось.

— Вив, я ухожу без тебя.

Она останавливается и, прищурившись, смотрит сначала на меня, потом на Нину, медленно прикрывая рукой губы.

— С ней?

— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Один.

— Я с тобой.

Смотрю на столб, стоящий на углу. Вив, обернувшись, смотрит туда же.

— Но ты же вернулся ко мне, — говорит она сквозь слезы.