– О да… Я знаю плато, всего в двух днях пути отсюда, где растут те самые, нужные для снадобья травы. Если ваш Аллах и наши боги позволят, то послезавтра на закате я смогу, о достойный лекарь властелина, передать тебе снадобье.
– И тогда можно будет, не мешкая ни мгновения, отправляться в обратный путь?
– Тогда это нужно будет сделать. А сейчас, добрые путники, всем необходимо отдохнуть. Восход нам следует застать уже в дороге.
И вновь под ногами была дорога. Не каменная тропа, что вела к Нагу-повелителю, и не земляная тропинка от жилища Мень Май. Хотя, говоря откровенно, ни Рахман, ни его спутники не могли этой дороги видеть. Они послушно перебирались с одного валуна на другой, поднимаясь к тому самому плато, где, по словам знахаря, росли заповедные травы. Какими бы закаленными путешественниками ни считали себя посланники магараджи, но их сразу обогнала племянница знахаря, посрамив тем самым сильных мужчин.
– Но быть может, достойный Чжан Кань, мы отправимся в путь без твоей племянницы? Ей, должно быть, будет непросто поспевать за нами? – удивился Сейид, увидев на заре девушку, которая деловито проверяла, ничего ли не забыл уважаемый Чжан Кань.
Но знахарь, спрятав улыбку в жидкой бороденке, ответил:
– Моя племянница, умница Ли Лайфань, сопровождает меня повсюду. Она моя лучшая ученица и самая надежная помощница. Без нее я не мыслю ни одного перехода по горам. И потому она отправится с нами. Сейчас вам следует беспокоиться не о ее силах, а о собственных. Ибо подъем на плато будет пусть и недолгим, но может не оставить в вас ни капли жизни.
– Пусть будет по слову твоему, – согласно склонил голову Сейид.
Старик, конечно, оказался прав, ибо уже к полудню странники потеряли счет шагам, да и сама цель перестала их волновать. Ибо только одного хотелось им – добраться и упасть на землю.
Неутомимый же знахарь и его юная помощница, почти не сгибаясь, поднимались по камням все выше, время от времени оглядываясь на своих хрипящих и пыхтящих спутников. Рахман, который старался держаться сразу за ними, услышал вопрос девушки:
– Но почему ты взял их с собой, дядюшка Чжан? Пусть бы оставались внизу и ждали нас.
Ответ же знахаря был столь удивительным, что Рахман, как заговоренный, продолжал подниматься, почти не обращая внимая на камни под ногами. Ибо слова знахаря открывали ему совершенно новые знания и новые тайны.
– Моя умная девочка, но тогда бы зелье не имело ровным счетом никакой силы. Да и ценность его была бы ничтожна. Ведь тогда их странствие ничем не отличалось бы от похода в лавку лекаря или травника в Райпуре, столице прекрасного княжества. Лечит не только трава, лечит и сила, что была потрачена на ее поиски, сила, что была отдана этой траве при сборе, и то чувство причастности к тайне, когда из пучка сухих трав рождается снадобье.
– О да, дядюшка, ты говорил мне об этом. Часть целительной силы самого знахаря перетекает через его руки в лекарство или напиток, которым он потчует страждущего.
– Именно так, девочка. Ведь зелье для магараджи надо не только принести. Сначала его надо добыть, и уже тогда начинается магия излечения, что своей силой должна преодолеть магию хвори…
– Так, значит, они будут вместе с нами это зелье творить?
– Увы, малышка, сейчас правильнее было бы сказать, что это зелье мы будет творить с ними. Ибо их воля, их желание излечить владыку, их силы начали создавать зелье в тот миг, когда они отправились в путь. Юный Рахман, тот самый, который провел меня по истинному миру к страждущему магарадже, сделал для появления зелья куда более, чем могут сделать все мои знания и умения.
– А они сами, посланники магараджи, знают об этом?
– Должно быть, нет. Должно быть, этому их еще придется научить. И научить тебе, девочка. Ибо, как ни легок наш сегодняшний поход, но следующего для себя не вижу. Боюсь, что вскоре мои глаза закроются навсегда. И лишь ты, малышка Ли, сможешь продолжить мое дело.
– О дядюшка!.. – прошептала девушка.
«О Аллах милосердный, – подумал Рахман, услышав эти незатейливые слова. – Этот человек так просто говорит о смерти… Или быть может, я что-то понял неправильно?»
– Не бойся истины, девочка. Ты знаешь уже достаточно, чтобы суметь продолжить мое дело, где бы ты ни находилась.
– Дело, дядюшка?
– Конечно, ведь я для того и учил тебя, доверяя сокровенные тайны, раскрывая все, чему некогда научили меня мои наставники, чтобы удивительное искусство составления зелий и лечения силами земли не угасло в веках. Я вижу: ты продолжишь мое дело, хоть суждена тебе необычная судьба.
– Твои слова пугают меня, дядюшка!
– Не будем сейчас более говорить об этом. Но сегодня вечером я вернусь к этому новому для тебя уроку. И тогда, крошка, тебе придется слушать меня без страха и трепета.
– Да, учитель Чжан, – прошептала девушка.
Рахман привычно искал пальцами камень, Но выше ничего уже не было. Лишь мягкая трава пружинила под рукой. Подъем закончился.
– О Аллах, наконец ты смиловался над своими неразумными детьми!
Вслед за юношей на плато поднялись и его спутники. Невиданные высокие травы пахли таинственно и волнующе. Черноволосая голова знахаря мелькала уже в добром десятке шагов впереди, а фигурка его племянницы и вовсе исчезла из виду. А посланники магараджи чувствовали: путь предстоит короткий, но отдых просто необходим.
– О Аллах, сделай так, чтобы этот неугомонный старик остановился! – Слова эти произнес воин Сверре, который верил совсем в иных богов. И, о чудо, покровитель правоверных услышал его молитву.
Знахарь обернулся и, усмехнувшись, сделал несколько шагов навстречу путникам.
– Вижу, что вам непривычен подъем по камням и скалам. Вон там, под первыми деревьями, мы и устроим привал. Да будет так! Тебе, юноша, – Чжан Кань внимательно посмотрел на Рахмана, – сегодня предстоит еще отдать много сил. А тебе, лекарь, следует прежде всего отдохнуть разумом. Ибо вечер я посвящу рассказу о том, как создать зелье. А ты будешь внимать, быть может, записывать, дабы не пропал даром ни один гран драгоценных трав.
Сейид кивнул. Недоуменные вопросы множились в голове, но сейчас ему хотелось лишь одного – прилечь и заснуть, ведь этот, казалось, такой несложный подъем потребовал всех его сил.
Наконец показались те самые деревья, на которые указывал знахарь. Между ними неугомонная Ли уже успела натянуть первую веревку для навеса. И как сильно ни устал Рахман, но он нашел в себе силы, чтобы помочь этой удивительной девушке. Губы ее всегда улыбались, глаза сияли, а силы, казалось, лишь прибывали.
– Да устаешь ли ты когда-нибудь, прекраснейшая? – вполголоса спросил юноша.
– Конечно, путник, ведь я живой человек. Но сейчас уставать не от чего. Мы просто поднялись на горное плато и сейчас устраиваемся на отдых. Отведай чая и тебе сразу станет легче и спокойнее. Твой разум прояснится, а силы вернутся к тебе.
– Но ведь ты не пила своего чая! А твой разум ясен, дыхание спокойно, будто ты только что восстала ото сна!
– Я женщина. И мне не пристало жаловаться, просить о внимании или снисхождении.
– Но ведь тебе тоже может стать дурно… Ты можешь устать…
– Настоящий мужчина всегда это увидит. Если его разум светел, а душа слышит мою душу. Всем же остальным не должно быть дела до моих хворей. Мой же мужчина в силах меня излечить…
– О Аллах… Как странно. Никогда не слышал я такого.
– Ты никогда не прикасался к древней мудрости моего народа. Никогда не соединялся душой с любящей тебя женщиной. И потому тебе трудно представить, как можно почувствовать боль или недомогание того, кто тебе дорог… Узнать об этом и излечить лишь тем, что вновь соприкоснуться душами.