Сначала Аврил со своими водяными обрядами, затем Джулс в фальшивой сутане — а теперь это!

— Дерьмо! — раздраженно бросил я. — Хотя бы от распятия воздержитесь!

Обмениваясь подобными любезностями, мы спустились с холма, вошли в уютный домик Тоби и расположились на диване в гостиной, заставленной книгами. Не обращая внимания на своих спутников, нервный и по-прежнему злой, я снова вскочил с места, распахнул стеклянную дверцу, вытащил одно из изданий «SgrA*» и открыл страницу в начале:

Вселенная — это заговор против меня. Дерево — жизнь и спасение.

Я мечусь здесь, словно мышь в стакане, словно целое семейство мышей — «писк! писк! писк!». О боже, это ужасно. Я не могла такого даже предположить. Я ведь всегда была сильной. Я умею завязывать шнурки, умею ездить на велосипеде и не падать, могу подтереть задницу и знаю алфавит. Бедный маленький придурок. Ну хорошо, иногда я даю ему подзатыльники. Когда он того заслуживает. Когда разорвал мое лучшее платье. И вымазал мои волосы дерьмом, а я… Пятна. Эхо гудит, будто сотни людей нестройным хором произносят одни и те же слова. Так уже было — ведь было? — когда они выдрали мне ноздри. Отец сказал, что он им не позволит, а сам остался снаружи, лжец, лжец, а они везли меня на каталке по серо-зеленому коридору, и я дрожала, прижимаясь голым задом к холодному столу, а доктор надел мне на лицо вонючую резиновую маску — и все стало ужасно далеко-близким, слова гудели, и звенели, и прыгали, и кружились в сером водовороте. Я Дженни. Я Дженни. Я Дженни. Ты не можешь заставить меня уйти. Пожалуйста, не заставляй меня уходить…

Что-то зловещее есть в этом квантовом парне. Скрючился над своим компьютером с его причудливыми огоньками. Никогда не доверяла бородатым мужчинам. А вот доктор — то, что надо. Опрятный и надежный. Далеко пойдет. И его жена и детишки мне тоже нравятся. Хорошая школа. Она с телевидения, так что, думаю, если все получится, нас покажут в новостях. Интересно, а меня покажут? Может, на заднем плане. Чистая униформа. Надо бы покрасить волосы. Мамашу удар хватит, если увидит меня по ящику. Насчет братцев и папаши не уверена, они по-прежнему считают, что мне стоит остепениться и обзавестись малышней. Но я свою работу не брошу.

Пришлось много лет учиться, чтобы достичь нынешней квалификации. И с деньгами все в порядке, особенно с теми, которые доктор приносит мне в коричневом конверте после каждого эксперимента на выходных. Н-да, может, по телику и не покажут, а то еще возникнут проблемы с налоговиками. Какой ужасный звук она издает. Словно заблудшая душа. Прямо мурашки по коже. И так и хочется приласкать беднягу. Нет, я имею в виду…

Они громоздкие и высокие, даже Дженни. Когда они говорят, я не всегда понимаю смысл. Идиот, аутичный придурок. Я боюсь их темных взглядов, даже если они произносят бессвязные, глупые слова. Я запомнил некоторые из них: мужчина, женщина, девочка, дядя, тетя, кузина, Роберт, Айрис, Дженни. Слова растут и падают, словно листья на дереве, осыпаются мертвыми, высохшими, безжизненными, лишь изредка зелеными. Длинными и тонкими, живыми в моей ладони. Их глаза. Дженни кривит уголки рта. Запускает руку в мои волосы и дергает, или бьет меня, тычет пальцем в красный зудящий глаз. Я сижу на дереве или лежу на спине.

Вот черт. Дженни или Лун? Дерево, Дерево. Что? Что?!

— Эй, да ты буквально с ног валишься, старина. Давай это сюда. Полная чушь, моя маленькая слабость. Я собирал их во всех параллелях, где мог найти. И, представляешь, они все оказались разными! Конечно, в этом нет ничего удивительного — но в то же время они очень похожи. Схожая нить повествования, словно Линколлью интуитивно знал об уровнях Тегмарка. Что-то странно приятное и… — Тоби закрыл стеклянную дверцу и повел меня обратно к дивану, — и, не побоюсь этого слова, жутковатое. И убедительное. Святые небеса, парень, да ты побелел, как полотно! Давай, садись. Я поставлю кофе.

Я сел рядом с Лун, дрожа всем телом, и прошептал в ее бархатистое ушко:

— Я знаю эту книгу.

Она нахмурилась, встревоженная моим беспокойством, однако готовая к чему-то более серьезному, нежели простая литературная дискуссия.

— Я слышала о ней, но никогда не читала. Одна из страстей Тоби. Август, — я встретил ее взгляд, отчаянно пытаясь сосредоточиться, — это ужасно нечестно по отношению к тебе, любимый, — сказала она. В ее кобальтовых глазах сквозило сострадание. — Все мы, твои родственники Зайбэки, моя Ассамблея, сотни других, участвующих в том, что мы решили называть Состязанием Миров…

— Братство метки зверя, — я попробовал улыбнуться.

— Да, именно. Стрижающая команда. Нас готовили медленно и тщательно, учили онтологиям. И времени на…

— Намек понял, — прервал я, привлекая Лун к себе, обнимая ее за плечи и зарываясь носом в душистые волосы. — Если на то пошло, думаю, вы все не менее растеряны, чем я сам. Пребываете в состоянии усталого отчаяния, ищите ответы. Ищите Творца Состязания, верно? — отодвинувшись, я снова посмотрел ей в глаза. — Это единственная игра, стоящая свеч, так? Надо забыть про плохих и хороших парней и террористов-деформеров.

«Все равно их всех не переубиваешь, — подумал я, — их там бесконечные запасы». Все ходы сделаны, все красные и черные карты розданы и сосчитаны, все белые и черные фишки совершили все возможные ходы на доске. Все уравнения доказаны, прослежены до самого нижнего уровня и вышиты на футболке вселенной.

— Скажи, если я не прав.

— Я люблю тебя, — с некоторым удивлением в голосе ответила Лун. — Действительно люблю. Август, я в тебя влюбилась. Это чудесно!

Лун откинула голову назад и мелодично рассмеялась, словно зазвенели хрустальные колокольчики. Вернулся Тоби с подносом, нагруженным кофейными кружками, маленькими шоколадками и сладостями. Он кинул лукавый, довольный взгляд на Лун.

— Ты пришел — и все стало как в первый раз, — сказала она мне. Затем вскочила на ноги, гибкая, будто кошка, потянула меня за собой. Моя дрожь прекратилась, или я перестал ее замечать. Меня переполняла радость.

— Забудь о кофе, Тоби, — велела Лун. — Давай сводим этого милого мальчика на его первую экскурсию в Институт онтологии!

В полдень, под безоблачным пурпурным небом, Эмбер Зайбэк преодолел сто одну мраморную ступень, ведущую к Институту онтологии Цузе. Оказавшись на Агоре, повернул направо, миновал древнюю гранитную арку, на которой золотыми буквами сияло великое имя, и вошел в Вычислительный исследовательский центр Юргена Шмидхубера. Открыл дверь в маленькую уютную комнату рядом с главным вестибюлем, и Доброе Устройство поднялось со своего места, чтобы приветствовать посетителя, облаченная сегодня в бесполое — хотя в чем-то мужское — одеяние из бронзовых колечек, слегка позвякивавших при малейшем движении.

— Добрый день, Эмбер, — оно пожало ему руку, приглашая сесть в кресло, заваленное хрупкими механизмами. — Всегда радо тебя видеть. Ты принес новости.

— Привет, К. Э. Действительно принес, причем весьма удивительные.

Доброе Устройство изобразило на своем бесстрастном лице заинтересованность.

— Похоже, у нас, Зайбэков, есть еще один брат. Он только что возник из какой-то туманной параллели.

— Да, понимаю. Двенадцатая река. Значит, Август. Эта ленивая демонстрация таинственного всеведения

была, конечно же, очень предсказуема, однако сегодня Эмбер испытал легкое раздражение.

— Очевидно, ты все время знало о нем. Зачем держать столь радостные новости при себе?

— Я не знало, Эмбер. Я испытываю радость, спасибо тебе за это. Следовательно, ваши родители по-прежнему в игре. Я боялось, что они давно умерли.

Разозленный, Эмбер откинулся на спинку кресла. Чертова проститутка Митры!

— Ну-ну. Значит, ты не знало о его существовании до сегодняшнего дня — однако знало его имя.

— Да. Оно было очевидно, — Доброе Устройство легонько взмахнуло своими изящными удлиненными пальцами. — Тем не менее, Дрэмен и Анжелина остаются вне пределов видимости.