Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Есть, правда, и другое объяснение. Муравьев и его единомышленники мечтали осовременить Россию. Примерно так же, как это сделал господин Гайдар: лишить большинство населения средств к существованию. И – выкручивайтесь, как знаете. Подобное «освобождение» крестьян, кстати, примерно в те же времена происходило в Латинской Америке. Результат был аховый. «Свободные» крестьяне вернулись к плантаторам, чтобы работать за гроши.

Только в России такой номер не прошел бы. Получилась бы вторая пугачевщина.

Но только члены Союза благоденствия не задумывались о том, что они говорят и что пишут. По расчетам их лидеров, революция в России созрела бы примерно к 1840 году. А до того… Можно расслабиться. Да и вообще – судя по всему, большинство тогдашних декабристов в глубине души вообще не верили в реальность своих планов. Просто жить в этой субкультуре было увлекательно. Чувствовать себя выше окружающих – интересно. Недаром в 1821 году от них ушел самый решительный человек – Михаил Лунин. Это был человек действия. Он решил, что с этой тусовкой каши не сваришь.

И – поторопился. Потому что на фоне вялых и болтливых «союзников» стал выделяться человек совсем иного полета. И он начал гнуть свою линию…

3. Явление героя

С этим человеком мы уже встречались: Павел Иванович Пестель. Его роль в движении декабристов огромна. Именно он, по сути, повернул его от вялой болтологии в гораздо более серьезное русло.

В отличие от своих товарищей по Союзу благоденствия, Пестель был очень конкретным человеком. Он прекрасно понимал, что ему надо и как этого добиться. По сути дела, этот человек опередил свое время. Пушкин охарактеризовал Пестеля как «одного из самых оригинальных умов нашего времени». Я часто буду приводить оценки великого поэта, который хорошо знал этих людей. И хочу обратить внимание на своеобразие пушкинских оценок. Хотя бы на эту. Да, таких типажей в России еще не было. Поэтому для России Пестель был и в самом деле оригинален. Но сама по себе оригинальность мышления – качество нейтральное. Ведь его, это самое мышление, можно направить на что угодно.

А вот во Франции люди, подобные Пестелю, во множестве встречались незадолго до описываемого времени – в период Великой французской революции. С самого вступления в Союз спасения Пестель шокировал новых товарищей, заявив, что во Франции во время якобинской диктатуры народ благоденствовал. Напомню, что это время, 1793 год, отличалось тем, что жрать в городах было нечего, в экономике царил полный бардак, зато на полную катушку работала гильотина. В тогдашней Франции существовал «закон о подозрительных», по которому любой, заподозренный в недостаточной любви к революции, подлежал аресту. А выход из тюрьмы тогда был один – через эшафот.

Многие декабристы в 1814 году побывали с русскими войсками во Франции, где люди хорошо помнили те времена. Большинство основателей движения относились к французскому опыту без энтузиазма. Скорее, наоборот: одна из причин их стремления к переменам как раз и заключалась в опасении, что Россию может ждать нечто подобное.

Но Пестель хорошо понимал: по-другому революции просто не делаются. И если уж браться – то идти до конца. В этом смысле он, безусловно, являлся первым российским профессиональным революционером. Пестель резко выделялся из среды декабристов. На всех окружающих действовала сила его логики и диалектики. Другим участникам движения ни то, ни другое было, в общем-то, не свойственно. Они старательно рядились под античных персонажей. А это – совсем иной образ мышления. Пестелю не свойственна была аффектированность других декабристов, их «поэтические» стереотипы поведения. Идеалом государственного деятеля для Павла Ивановича был, как можно догадаться, Наполеон Бонапарт. В самом этом нет ничего особо оригинального: до войны 1812 года дворянская молодежь чуть ли не поголовно увлекалась Наполеоном. Да и после его падения обаяние великого государственного деятеля не поблекло. Но Пестель, в отличие от многих других, смотрел в корень. Как вспоминал Рылеев, он часто повторял:

– Вот истинно великий человек! По моему мнению, если иметь над собою деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарования!

Как видим, в этой фразе Пестель умудрился проехаться по священным коровам декабристов, поэтому в их среде он стоял особняком. Его откровенно не любили. Но… Пестель был самым деловым и самым активным. Как мы увидим позже, его напор неотразимым образом действовал на молодежь. На тех, кто не мог предвидеть последствий великих потрясений для великой страны. Пестель-то как раз всё предвидел. Но принимал это как должное.

По взглядам Павел Иванович был среди декабристов крайне левым, наиболее последовательным республиканцем. Хотя при этом не был демократом. Парадокс? Ни в коей мере. Вспомним, что высшей точкой развития Французской первой республики, провозгласившей столь милые сердцам декабристов принципы «свободы, равенства и братства», была якобинская ДИКТАТУРА, где любой шаг вправо или влево от генерального курса почти неизбежно вел на гильотину. И перед гильотиной все были равны. А «братство» там скорее происходило от слова «братва».

В идейном плане Пестелю противостояли сторонники конституционной монархии. Согласно их принципу, легитимный государь, имеющий законные права на престол, сохранял пусть и усеченную, но все-таки высшую власть в государстве. Пестеля такая перспектива не устраивала. Республика была для него строем, где любой человек может дорваться до верховной власти. И он, безусловно, знал имя того, кто должен был встать во главе России.

«Какова его цель? Сколько я могу судить, личная, своекорыстная. Он хотел произвесть суматоху и, пользуясь ею, завладеть верховною властью в замышляемой сумасбродами республике… Достигнув верховной власти, Пестель… сделался бы жесточайшим деспотом», – напишет впоследствии известный мемуарист Н. И. Греч.

4. Призрак гестапо

Но это только цветочки. В своих взглядах Пестель пошел куда дальше как якобинцев, так и горячо любимого им Наполеона.

Тут я снова допускаю анахронизм. Потому что обращаюсь к «Русской Правде» Пестеля, его программе, как обустроить Россию. Вообще-то она так и не была закончена и писалась на протяжении всего декабристского движения. Но, как признавался Пестель на следствии, обдумывать ее он начал еще в 1816 году. Нас не очень волнуют его экономические модели, которые он неоднократно перерабатывал и довел до полной невнятицы. К примеру, «коренной» земельный вопрос в итоге запутан так, что ничего понять нельзя. Уровень понимания экономических проблем в «Русской Правде» примерно тот же, что и в «Конституции» Муравьева. Каждый может вытащить из этой каши то, что ему больше нравится.

Но есть в этом труде и очень интересные моменты, их старательно обходили стороной все апологеты декабристов. Благо «Русская Правда» написана тяжелым, вязким и невнятным языком – и желающих прочитать ее в подлиннике находится немного. Но вот эти забавные места сформулированы очень четко и конкретно. Что свидетельствует о том, что их-то Пестель продумал досконально. И даже рискну предположить – с них он и начал свои теоретические изыски.

В случае победы, будьте уверены, эти идеи стали бы с энтузиазмом проводиться в жизнь. Попутно заметим, что Пестелю чужды какие-либо сомнения. Он знает Истину.

«Справедливость Законов в том состоит, что они должны в полной мере соответствовать Коренным Свойствам природы Человеческой. Сии Коренные Свойства суть законы, данные Человеку от Всевышнего Существа и определяющие, следовательно, природные обязанности и права частных лиц. Вся цель Гражданского общества состоит единственно в обеспечении сих прав и посему самому не должно Правительство своими распоряжениями оному противиться, ибо в таком случае противится оно велениям самого Бога и сооружает здание нетвердое, ему самому, наконец, вредить могущее».

10
{"b":"219578","o":1}