– Нет, зачем? Мы же не делали ничего предосудительного. – И тут же поправился: – Они не делали. А мне и так влетело от отца.

– Я его понимаю. Когда я узнала, что моего сына без моего ведома подвергли гипнозу, а другого мальчика заставили кушать носовое содержимое, мне первым делом захотелось вас поймать и сдать в полицию. Я даже предположила, что вы сексуальный маньяк и извращенец.

Я не хотела обидеть Курта, но после этих слов бессменная улыбка полностью сошла с его лица. Он еще больше изогнулся, затопорщился пегой щетиной, и мне показалось, что в глубине серых глаз блеснули слезы.

– Даже так? Но я слышал, что в школу в прошлом году приглашали гипнотизера, на праздник, и никто не увидел в этом преступления. – Красивый голос его дрогнул.

– Да, но он не проводил гипнотических сеансов в гараже.

После долгого молчания Курт озабоченно спросил:

– Фрау Таня, как вы думаете, может, стоит позвонить всем родителям и попросить у них извинения?

– Только не Мюллерам, – взмолилась я. – Папа Расти Мюллера работает в полиции…

Смешливый Курт захохотал, забыв про слезы, молодым жеребцом вскинув голову. Так, что гривой отлетели назад светлые волосы.

– Да, я знаю. Как раз Мюллеры уже в курсе, они же теперь наши соседи. Фрау Мюллер сказала, что так ему и нужно, а герр Мюллер ничего не сказал. Он слишком выматывается на работе, появляется дома только поздно вечером и старается не вмешиваться в дела семьи. Но даже он знает, что сынишка обладает несносным характером и регулярно находит повод, чтобы подразнить Агнет. А остальным родителям я позвоню и объяснюсь, мне надо было самому догадаться.

Удивительно, что он готов на такое, для этого нужно иметь истинное мужество. Мне самой захотелось заплакать. Вот уж правда – есть взрослые, похожие на детей. Определенно Курт из их числа. Я помню Юргена в этом возрасте – полная противоположность. Но Юрген к двадцати пяти сам был отцом.

– Из вас, Курт, выйдет прекрасный отец, – сказала я, чтобы хоть как-то его порадовать, и вновь попала мимо.

– Вы думаете, мне это грозит? – с сомнением переспросил он, повертев в руках палку, хлюпнул горьким смешком. В этот раз палка в его руках крутанулась как-то печально.

– Без сомнения, – энергично подтвердила я, искренне и безапелляционно.

Бедный, неужели он даже не подозревает, что при желании может вить из женщин веревки? Если бы меня сейчас попросили описать Амелунга, то я, не моргнув глазом, назвала бы его замечательным и красивым малым. Его соломенные волосы отливали чистым блеском в лучах вечернего солнца, в глубоких серых глазах отражалось спокойное вечернее небо, налетевший вечерний ветерок выгодно развернул его плечи, расправляя грудь, а вечерняя прохлада жутко симпатично вздыбила светлые волоски на руках. Что, вы говорите – он субтилен, сильно хромает, подпирая себя тростью, сломан посередине, как старый Оливеров деревянный клоун, зарос до ушей свиной щетиной и голова у него напоминает овощ? Какие глупости, как такое могло прийти вам в голову!

– Самое время начать работать в этом направлении. А впрочем, можно и подождать, годы пойдут вам на пользу.

– Вы в самом деле так считаете?

– В самом деле. Уверена, трудностей у вас не возникнет.

– Хм, мне так мама говорит, но я ей не верил.

– Вот и поверьте.

Как странно, неужели гипнотизерам тоже нужны психотерапевты?

Я вдруг поняла, что существовавшая между нами преграда окончательно рухнула, почувствовала, что готова полностью ему доверять.

– Курт, а расскажите мне про гипноз. Я уже несколько вечеров про него читаю. Один раз я читала до самого утра.

– Тогда это вы можете мне про него рассказать. – Курт привычно засмеялся мягким, глубоким смехом. Рядом с ним мне начало казаться, что жизнь – забавная и полная веселья штука, ощущение, которое я утратила давным-давно. – Я не читаю про гипноз в Интернете, а там иногда пишут забавные глупости. А что вы, фрау Таня, еще читаете?

– А еще я читаю в Интернете про сны. – Или лучше было соврать, что я читаю перед сном дамские любовные романы? Тогда я, право слово, скорей сошла бы за умственно полноценную. Я рассмеялась в ответ, с удовольствием потешаясь над собой. – Сначала я читала про сны, а после того, как узнала, что над моим сыном ставят опыты в гараже, постаралась как можно больше узнать о гипнозе. Вот вы говорите, что в Сети печатают глупости, а я почитала и успокоилась, там написано, что гипнозом нельзя заставить человека убить или украсть.

– Убить и украсть? – Курт сокрушенно покачал головой. – Знаете, это, наверно, самый распространенный миф. Клянусь, в мире существует только несколько специалистов, по пальцам пересчитать, которые способны на подобное воздействие, но и то не после однократного сеанса и с использованием дополнительных практик. Я, увы, не отношусь к их числу. И будьте уверены, никто из вышеупомянутых профессионалов не работает в старом гараже. Но вам почему пришла в голову мысль об убийстве?

– Оливер сказал.

– Вот поросята, – восхитился Курт, – я же битый час объяснял, что это невозможно. Но им в этом возрасте хочется верить в страшные сказки. Ха-ха!

Наблюдая за Куртом, я вдруг с удивлением для себя отметила, что люди при желании могли бы общаться друг с другом практически без слов, только смехом. Смех шутливый, радостный, энергичный, удивленный, виноватый, смех смущенный и горький смех – все это отдельные единицы общения, которые щедро демонстрировал мой собеседник.

– Может, и правда загипнотизировать их, чтобы не болтали глупостей, как вы думаете? – Новый взрыв шутих рядом со мной.

– Загипнотизируйте лучше меня. – Просьба легко слетела с языка, как бы в шутку, а как бы всерьез.

Кошмар, я забыла обо всем на свете, я понятия не имею, где мой сын. Я же шла сюда для того, чтобы пресечь всякие несанкционированные, доморощенные эксперименты. Я была настороже, я опасалась, что незнакомый юнец подвергнет меня психогенному воздействию. И вот сама прошу его об этом. Что это, Таня, безотчетное кокетство или что-то похуже? Возможно, это полнейшая безответственность взрослой женщины, бездумная авантюра и крайнее легкомыслие.

– Не беспокойтесь, я их вижу. Вон они, на том берегу. – Курт дернул головой в сторону катающихся невдалеке детей.

Определенно, он читает мысли.

– Вы имеете в виду свои сны? – Курт в секунду утратил веселость, стал совершенно серьезным. – Оливер рассказывал мне про вашу особенность.

– Особенность? – не поняла я. Или неправильно расслышала? – Вы сказали «особенность»? А вам не кажется это… ненормальностью? Психическим отклонением?

– Ничуть. Вы просто отличаетесь от других, не такая, как большинство. Ведь что такое вообще нормальность? Кто может ее определить? Нормально – быть похожим на других? А если вы не похожи на других, то вы ненормальны? Это не так. Я вот не похож…

Я ждала, что он продолжит: «…на других, но не считаю себя ненормальным», – но он не продолжил, конец фразы остался висеть в воздухе.

– А мой сын считает меня больной, – печально констатировала я.

– Неправда, – строго возразил Курт, безо всякого смеха, – это неправда, и вы знаете об этом. В беседе со мной он несколько раз отметил, что вы совершенно здоровы. Только вам мешают жить сны.

– Мешают, – уныло подтвердила я, – и никто не может мне помочь. Врачи говорят, что это, возможно, отдаленные последствия травмы головы или побочные действия восточной медицины. Как вы думаете?

– О чем? – удивился Курт. – О причине ваших сновидений? Ничего не думаю, и вам не советую на этом зацикливаться. Вас должна волновать не причина, какая вам, в сущности, разница, отчего снятся сны? Вам надо научиться управлять собственными снами, только и всего.

– Легко сказать! Пока они управляют мною. Я словно бы раздваиваюсь, живу одновременно на двух человек: днем один, а ночью другой. Это, вы знаете, очень тяжело, жить с раздвоением личности. Кажется, у вас это так называется, «раздвоение личности»?