Ничего личного[1]

Пэт Кадиган родилась в Скенектади, штат Нью-Йорк, в настоящее время живет в Лондоне вместе со своей семьей. Ее первая профессиональная публикация состоялась в 1980 году, и с тех пор Кадиган считается одним из самых ярких молодых авторов своего поколения. Рассказ «Милый мальчик-гибрид» («Pretty Boy Crossover») попал в списки лучших научно-фантастических работ 1980-х годов, а рассказ «Ангел» («Angel») вошел в число финалистов премий «Хьюго», «Небьюла» и Всемирной премии фэнтези, став одним из немногих произведений, когда-либо удостаивавшихся такого довольно необычного признания. Малая проза Кадиган появлялась во многих наиболее известных журналах, включая «Omni», «Asimov's Science Fiction» и «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», а позднее была объединена в сборники «Узоры» («Pattems») и «Грязная работа. Рассказы» («Dirty Work: Stories»). Вышедший в 1987 году дебютный роман «Игроки с разумом» («Mindplayers») получил превосходные отзывы, а второй роман «Синнеры» («Synners»), опубликованный в 1991 году, был отмечен премией Артура Кларка, как и третий роман «Дураки» («Fools»), — кроме Кадиган только Чайна Мьевиль дважды завоевывал премию Артура Кларка. Среди других работ писательницы романы «Чай из пустой чашки» («Теа from an Empty Сир») и «Цифровой дервиш» («Dewish Is Digital»), а также антология «The Ultimate Cyberpunk», в которой она выступила в качестве составителя. Недавно вышел новый роман «Реальность была моим другом» («Reality Used to Be a Friend of Mine»). Произведения Кадиган публиковались в «The Year's Best Science Fiction» с первого по шестой и с девятого по тринадцатый выпуск.

В представленном ниже рассказе с напряженным сюжетом автор отправляет нас в путешествие по киберпространству, которое оказывается столь же опасным местом, как и реальный мир, если не более.

Детектив Руби Цун не смогла бы сказать точно, когда ею впервые овладел Страх. Это развивалось постепенно, неделями, а то и месяцами, с незаметностью любого из повседневных жизненных процессов — когда набираешь вес, седеешь или стареешь. Время шло и шло, пока однажды, проснувшись, обнаруживаешь, что ты полноватая, седеющая средних лет детектив из убойного отдела с двадцатью пятью годами стажа и тяжелым комком скверных предчувствий в желудке: Страхом.

Впрочем, это было достаточно известное ей чувство. Руби оно было хорошо знакомо в прошлом. Когда ждешь вердикта по инциденту, связанному со стрельбой по офицеру полиции. Когда поднимаешь взгляд от горы бумаг на столе и видишь перед собой офицера из отдела внутренних расследований с каменным лицом. Когда врач прокашливается и предлагает сесть, прежде чем сообщить результаты маммографии. Когда отвечаешь на вызов и обнаруживаешь, что это номер полицейского. Были еще и нескончаемые слухи, слухи, слухи: о сокращении бюджета, принудительной отставке всех, кто проработал более пятнадцати лет, о принудительных перемещениях из отдела в отдел, переводе на менее квалифицированную работу, продвижениях по службе, обманах, вызовах в суд, не говоря уже голоде, войне, эпидемиях, болезнях и смерти — словом, все как обычно.

Она ко многому из этого привыкла. Иного выхода тут не было, иначе заработаешь язву или свихнешься. Набравшись опыта, она поняла, о чем имеет смысл тревожиться, а на что можно наплевать, хотя бы временно. Иначе Страх целыми днями снедал бы ее изнутри, а по ночам сидел на груди и не давал дышать.

Последние десять лет из двадцати пяти она проработала в убойном отделе, и все эти годы у нее почти не имелось причин испытывать Страх. Не было смысла. Это же убойный отдел, и плохое тут просто обязано происходить, так чего же бояться? Сегодня кто-то умрет, завтра умрет другой, послезавтра еще кто-то, и так далее. Ничего личного, просто убойный отдел.

Ничего личного. Она долгое время относилась к работе именно так, и все шло прекрасно. Какими бы ни были причины очередного убийства, она могла быть абсолютно уверена, что к ней самой они не имеют никакого отношения. Какие бы серьезные проблемы ни привели к потере жизни, они не предназначались стать знамением, предупреждением или предсказанием в ее собственной жизни. Просто факты, мэм или сэр. Потом отмечаем время ухода и идем домой.

Ничего личного. В этом смысле она была абсолютно чиста. Но это не очень помогало. И ей казалось, будто она проглотила нечто размером и весом с хоккейную шайбу.

Никакая конкретная причина на ум не приходила. Она не была фигурантом расследования — во всяком случае, ей об этом не было известно, а она приучила себя не бояться того, о чем она не знает. Она не сделала ничего (в последнее время), что могло бы навлечь серьезное дисциплинарное взыскание. Не было ни медицинских обследований, результаты которых могли встревожить, ни каких-либо угроз. Ее сын Джейк и его жена Лита уютно устроились в пригороде Бостона, зарабатывая неприлично большие деньги на компьютерных программах, и растили детей в большом старинном доме в викторианском стиле, похожем на сказочный замок. Внуки регулярно слали ей письма по электронной почте, в основном шутки и свои отсканированные рисунки восковыми мелками. Были ли они действительно так счастливы, какими выглядели, — другой вопрос, но она твердо знала, что они не страдают. Но даже если бы она имела склонность беспокоиться за них, не имея на то оснований, все равно это беспокойство не ощущалось бы как Страх.

Она не понимала, когда в ней впервые поселился Страх, но почти такой же загадкой стало, как она ухитрилась этого не заметить. Со временем она поняла, что загадки в этом нет — она просто-напросто заталкивала его в глубины сознания и, будучи постоянно занятой, так и запихивала его все глубже в папку «Этим заняться потом», и там Страх постепенно стал настолько сильным, что игнорировать его стало уже невозможно.

А это возвращало ее к исходному вопросу: когда, черт побери, все началось? Когда ушла на пенсию ее напарница Рита Кастилло? Она не помнила, чтобы испытывала что-либо настолько неприятное, как Страх, когда Рита об этом объявила, или позднее, на прощальной вечеринке. Та проходила в баре для полицейских, празднование затянулось до двух часов ночи, и единственным необычным событием того вечера стало то, что Руби вернулась домой относительно трезвой. Не умышленно и не по какой-либо конкретной причине. Даже не нарочно — она выпила пару стаканчиков, после которых в голове приятно зашумело, но потом переключилась на диетическую колу. Какой-то новый сорт — кто-то дал ей попробовать, и ей понравилось. Кто? Точно, Томми Диченцо. Он уже пятнадцать лет как в завязке, а это своего рода рекорд в их округе.

Но Страх не зародился в тот вечер, он уже тогда был с ней. Не нынешний разбухший комок Страха, но задним числом она поняла, что ощутила тогда нечто странное и просто отказалась думать о легкой тревоге, которая уже вонзила зазубренный крюк в уязвимое место.

Но она не могла и отрицать, что тогда все-таки выпила. А когда выпьешь на прощальной вечеринке копа, становишься уязвим для самых разных неприятностей: дурных мыслей, скверных воспоминаний, плохих снов и паршивого состояния наутро. Конечно, знание об этом не всегда останавливало ее в прошлом. Слишком уж легко было отпустить тормоза, позволить себе увлечься моментом, всеми моментами, и неожиданно ты уже в полной заднице и гадаешь, как такое могло случиться. Впрочем, она не могла припомнить, когда ей в последний раз доводилось слышать, что кто-то остался трезвым случайно.

А не мог ли навлечь Страх тот девятилетний мальчик? Тот случай был весьма мерзким даже для такого ветерана, как она. Рита находилась в отпуске, и она работала одна, когда тело мальчика нашли в мусорном контейнере на южной стороне города — или в Южном городе, как его, похоже, сейчас все называют. Это неожиданное изменение названия ее озадачило, и она даже в шутку сказала Луи Леванту, сидевшему за соседним столом, что не получала извещения о переименовании этой части города. Луи взглянул на нее со смесью легкого удивления и веселья на бледном лице.