- Роман, - произнёс я, решившись.

- Что? – раздражённо спросил он.

- Я нашёл кошку, - быстро сказал я. – Она очень голодная, можно её чем-нибудь покормить?

- Кормить нечем, - резко сказал Роман, - отнеси её туда, где взял.

Я пошёл в свою комнату, на кровати лежала кошка, которую я назвал Лиззи. Я взял Лиззи на руки и понёс якобы к выходу. На ступенях монастыря сидел Пётр, подперев щёки руками и молча глядя перед собой. Я с кошкой на руках присел рядом с ним. Он одним глазом глянул на меня, залез в карман и так же молча протянул мне медовый пряник. Я взял пряник и стал жевать.

- Бледный ты сегодня, - сказал Пётр.

-Плохо спал, - ответил я.

- Почему?

- Кошка. – ответил я и протянул Лиззи Петру.

- Спать не давала?

- Голодная. Роман не хочет давать ей поесть.

Пётр встал и ушёл в монастырь. Я оглянулся на него, пожал плечами и продолжил жевать пряник. Через пять минут Пётр вышел с миской молока.

- Пусть поест, - сказал он, ставя миску на землю.

Я отпустил Лиззи, и она жадно накинулась на молоко. Она чмокала так, как я не чмокал пряником, хотя тоже был порядком голоден.

- Какое сегодня число? – спросил Пётр.

- Тридцать первое апреля, - ответил я.

- Отец уже приезжал на этой неделе?

- Был на прошлой неделе.

Я съел пряник и отряхнул ладони.

- Ещё? – спросил Пётр.

- Нет, спасибо. Роман увидит.

- Бог с ним.

Пётр вынул из кармана шоколадный пряник и дал мне.

- Какой бы не был строгий пост, ребёнок должен питаться… - сказал он.

Я с жадностью съел пряник, поблагодарил Петра и поспешил обратно в монастырь. Стоит отметить, что Пётр нравился мне больше всех. Своей молчаливостью, какой-то простой добротой и силой духа. Сколько раз Роман колотил его плёткой, ругался и выгонял из монастыря на ночь на улицу, но Пётр всё сносил, хотя одной рукой мог бы сладить с назойливым стариком. Тогда я не понимал, почему взрослый мужчина (Петру было около сорока) метёт двор и охраняет монастырь. И только позже я заметил, что он хромает на одну ногу и что одна рука у него немного короче другой. Из-за чего ему было трудновато выполнять тяжёлую работу, хотя силы в нём было очень много.

День прошёл так же, как и все остальные. Про чертовщину я не смог никому рассказать, и чем ближе к вечеру, тем явственнее мне стало казаться, что всё, что было ночью, было только сном.

Но вот тьма поглотила небо. Монастырь уснул. Кошка сидела у меня на постели, прямо передо мной. Я не мог сомкнуть глаз, я думал, что же произойдёт сегодня ночью. Время близилось к полночи. Кошка косила глазом на окно, я лежал смирно. Вдруг я услышал на улице шорох. Какие-то шаги, стенания, хохот. Я встал и подошёл к окну. Ставни выходили на монастырский сад.

Я отпрянул. Там, в саду, шли мириады бесов и страшных, нагих женщин с растрёпанными волосами и бешенными глазами. Каждая женщина шла под руку с чёртом, а за ними тащились призраки, безжизненные, безликие, они болтались вокруг своей оси, медленно волочась за ведьмами, издавая жуткие стоны. Толпа подтянулась к большом валуну, голому и серому, он стоял там оттого, что монахи не имели возможности его убрать. Одна из ведем, с чёрной диадемой на голове, поклонилась перед камнем и, возложив на него руку, расхохоталась. Её подхватили другие ведьмы взрывами звонкого смеха. Камень вдруг обратился в длинный стол. На нём появилось множество лошадиных черепов. Откуда ни возьмись появилась в толпе знакомая мне компания. Отец Аарон, чертёнок, болтающейся у его ног, впереди компании вышагивал высокий господин, с козлиными копытами, рогами и тёмным, торжествующим лицом.

Толпа из ведем и призраков расступилась в поклоне. Господин прошёл к столу, вскочил на него и уселся посередине. Ведьмы стали подходить к нему и целовать колено. Я видел во всём этом адскую кутерьму, над столом сгущалась чёрная туча. Мне стало тошно и жутко страшно. В монастыре царила звенящая тишина. Кошка моя забеспокоилась и тревожно стала ходить по полу.

Я сел на кровать и попытался себя успокоить. Но вот тишину нарушила неистовая, бешенная музыка. Я подпрыгнул на постели и подскочил к окну. На дереве сидел мохнатый, ободранный чёрт и играл на скрипке кошачьим хвостом. Их было много, они сидели на деревьях и конвульсивно играли, скрипки их издавали скрипучие, визжащие звуки. Всё чёртово сборище пустилось в пляс.

Я стоял очумевший и смотрел на дьявольские вальсы. Ведьмы хохотали и кружились, кружились в танце с чертами, вокруг витали бесплотные, обречённые призраки и стонали, стонали… У меня закружилась голова. Я ухватился за подоконник, чтобы не упасть. Вдруг из-за угла монастыря тихонько вышел кое-кто гораздо реальнее, чем всё это сборище. Он вышел с виллой в одной руке и со свечой в другой.

Пётр был одет в пижаму, на голове был колпак. Вид его был сонный, помятый и порядком испуганный, он со страхом озирался на нечисть. Одна из ведем заметила бедного мужчину, и тот час же музыка смолкла. Ведьма что-то крикнула визгливым, противным голосом, и призраки и бесы кинулись на Петра. Он отбивался виллой и махал свечой, до тех пор, пока свеча не упала и не погасла.

Я был очень напуган. Петра нужно было выдирать из когтей нежити, иначе они бы его погубили. В то же мгновение я принял решение разбудить Джозефа. Отправившись к нему в комнату, я размышлял на ходу. Я знал, что нужна лишь молитва и святая вода, но мне казалось, что веры у меня слишком мало, и свет Господне на меня не прольётся. Вскоре я уже был у кровати Джозефа. Я еле смог разбудить его, из окна его комнаты не было видно дьявольское собрание, поэтому ему пришлось поверить мне на слова. Быстро я сообразил, что брат Роман нам бы помог. Стремглав мы помчались к нему в келью.

Брат Роман не желал вставать. Он не поддавался ни на какие наши усилия. Джозеф предложил облить монаха водой, на что получил мой резкий отказ. Роман спал крепким, беспробудным сном. Я велел Джозефу взять святую воду, а сам прихватил молитвенник.

Я бежал по монастырю не боясь разбудить монахов, им нужно было вставать, мы должны были спасти Петра и прекратить дьявольщину во владеньях Господа. Я и Джозеф выбежали на улицу. Когда он увидел то, о чём я ему говорил, он пришёл в ужас.

- О Боже мой! – вскрикнул Джозеф.

- Молчи! – шикнул я на него.

Но было поздно. Дьявольские отребья заметили Джозефа и мерзкая ведьма, вцепившись ему в руку, потащила за собой. Он завизжал, забрыкался. Джозеф выронил святую воду из рук и изо все сил стал кричать. Я выбежал из-за угла и увидел, как Петра связали и положили на стол. Черти смотрели на него голодными глазами, разевая свои бездонные пасти и издавая какие-то страшные кряхтящие звуки. Джозефа тащили туда же. Я завопил:

- Читай молитву, отгони бесов!

Джозеф прекратил кричать, на мгновение смолк, а потом громко зачитал молитву. В глазах его горел ужас, он отбивался ногами и кое-как руками, ведьмы громко смеялись и от его молитвы лишь щурились немного. Все они огромной гурьбой собрались возле стола, их внимание было поглощено лишь двумя нежданными гостями. Я слышал, как кричал что-то Пётр, но бесы его тут же заткнули.

Мешкать было нельзя. Я поднял святую воду, открыл молитвенник и стал читать первую попавшуюся на глаза молитву, громко и чётко, хотя едва чувствовал руки и ноги:

-Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; -я остановился на мгновения, ведьмы в смердящем ужасе обернулись, глаза их были наполнены яростью, бесы неистово перекосились и готовы были растерзать меня, я за секунду набрал воздуха и громко произнёс: - и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Бесы и ведьмы ринулись на меня, дьявольские когти сверкали в ночи, клыки блестели, а глаза горели злобой и отчуждением. Я стал брызгать на них святой водой и нежить не могла подойти ко мне близко. Коварные твари обступали меня со всех сторон и тянули ко мне свои мерзкие грязные руки.