Литмир - Электронная Библиотека

Ты отвык от такой речи. Ты приучил себя к выкрикам и командам, а тут такое тихое, неспешное бормотание.

Ночь. Ночь все небо выпростало, выстлало звездами, и у каждой свой тон, свой неповторимый блеск, отличный от соседнего.

Ты давно не видывал ночь. Ты только закрывал глаза во время кратких часов сна там, под водой, и она тебе являлась. Приближалась она не спеша, боясь спугнуть, и глушила, затапливала собой все вокруг, а после устраивалась со всеми своими удобствами и никуда тебя уже не отпускала.

Похожа ли она на то, что тебе грезилось?

Похожа. Почти одно и то же, но только живее она, лучше и душистее, что ли.

Запах моря приносит ветер. И сразу зябко, но хорошо.

Ветерок только шалит, гладит кожу.

Как же все тут правильно устроено. Как же все тут томительно и сладко.

Земля. Она все время была с тобой. Там, под водой, далеко от твоего дома.

Над тобой переплетение труб, палуб, переборок и два корпуса – легкий и прочный.

И еще над тобой толща воды в сто метров, а под тобой – километры синей мглы.

Глубоко. Океан – и ты в нем один. Совсем один, особенно по ночам, когда лежишь на узкой койке в каюте под самым потолком, потому и видится тебя земля.

А хорошо там, на земле! Ой как на ней хорошо, вольно – иди куда хочешь, делай что вздумается, и сразу грезятся женские руки. Они обвивают, обнимают тебя. Сначала они только касаются тебя нежно, и ты немедленно успокаиваешься, заполошное дыхание твое становится ровнее, тише.

Чего это ты разволновался, зашелся ни с того ни с сего? Приснилось, почудилось?

Эва! Конечно, тебе что-то привиделось. Непонятно что, но стало тревожно – оттого и сердце сразу заколотилось. Брось, все в прошлом, ты уже дома. Ты шел и шел через ночь, ты шел один, и ты дошел – вот он, твой дом, там тебя ждут.

Стучись в дверь скорее! Что, боязно, непривычно? Стучись!

И ты стучишься. Ты не звонишь в дверь, потому что не любишь звонков – их всегда у тебя было много, они режут слух. Ты стучишься, а из-за двери: «Кто там?»

Вот теперь самое время, говори же: «Это я!»

Посильная помощь

– Андрей Антоныч, мы должны оказать посильную помощь молодежному движению «Наши»!

Мы сидим в кают-компании на завтраке – я, зам и Андрей Антоныч.

Андрей Антоныч с утра не в духе, и я бы на месте заместителя помолчал бы, но «Остапа понесло».

– Вчера получено распоряжение из штаба флота!

Андрей Антоныч ест сушку. Мы уже съели все, что было на этот час в буфетной, так что догрызаем эти удивительные творения человеческой цивилизации. Во рту Андрей Антоныча сушка пропадает сразу. Он запивает ее чаем из гигантской кружки. На замовское воркование он пока никак не реагирует.

– Следует составить план мероприятий по организации встречи!

– Эти «Наши» что-то вроде нового комсомола, что ли? – вопрос старпома обращен ко мне.

– Движение «Наши» возникло в недрах… – вмешался было зам.

– В недрах, говоришь? – Андрей Антоныч бросает все это без тени насмешки, но я чувствую фронтальной своей частью, что этим дело не закончится.

– Тут важен патриотический настрой…

– Настрой, говоришь…

Андрей Антоныч пока немногословен, но все может измениться в одно мгновение. Я делаю вид, что выскребаю из сахарницы остатки сахара.

– Это не те патриоты, что вокруг эстонского посольства недавно плясали? – думаю, Андрей Антоныч спросил это у меня.

– Те.

– А до того они еще какие-то книжки очень вредные жгли, кажется.

– Да нет, Андрей Антоныч, по-моему, они их только рвали.

– Ну да это все равно. Комсомол уничтожает книжки, а потом у него истерика у ворот. Вот такая борьба. Теперь! Так чего они от меня хотят, Сергеич? Чтоб я их еще чему-то научил? Книжки, к примеру, они уже рвать умеют. По-моему, достаточно. Как считаешь?

– Андрей Антоныч, в распоряжении штаба…

– Ты мне тут штаб не плети… – обрывает его старпом, а я стихаю со своей сахарницей – началось. – Эта молодая безграмотная хунвейбинщина возникла не в штабе. У нас корабль отстоя. И мы готовимся к утилизации. Какую посильную помощь я им могу оказать? Отдать корабль на разграбление? Так у нас здесь грабить уже нечего! Плакатами они будут тут по отсекам трясти? Кто это там в нашем штабе на инициативу исходит? А, Сергеич? Эти «Наши» небось даже не знают пока, что они к нам уже едут? Я прав?

– Патриотическое движение… – попробовал зам вставить слово.

– Движение у них? Куда? Куда у нас может происходить движение? Они меня тут патриотизмом будут лечить? Или они у меня хотят им запастись, чтоб потом у ворот всей Европы благим матом орать? Зачем они сюда едут? А? Не знаешь? Тут жизнь, а не прокламация! Тут дерьмо, в котором мы все сидим по уши! Им что, дерьма не хватает? Они на асфальте! В столице нашей Родины должны тоской по этой самой Родине исходить, а у меня тут тундра! У меня молодежь делом занята, и как там е…тся ваши пионервожатые, она давно не помнит! Она служит! Что это за записной патриотизм? Патриотизм по случаю? Всех сюда через военкоматы, и у них сразу название поменяется! «Наши»! На мне обороноспособность одной, отдельно взятой воинской части! И я не паяц, чтоб плясать по команде! Я зверь другой формации! У меня тут совсем иной вой! Не шакалий! Учтите! Все!

В общем, «Наши» к нам не приехали.

Где-то они по дороге свернули.

Орденская ленточка

– Вот! Всем желающим надо раздать!

Зам в каком-то месте нарыл орденских ленточек по случаю праздника Великой Победы, и теперь я их должен всем желающим раздать.

Конечно, в первую очередь я напоролся на старпома.

– Что это? – мимо Андрей Антоныча на корабле муха не пролетит.

– Орденские ленточки. Зам велел всем желающим раздать.

Старпом повертел ленточку в руках, а потом вызвал в кают-компанию зама. Зам явился тут же. В приподнятом настроении.

Его настроение не укрылось от старпома.

– Сергеич! – обратился к нему старпом ласково, – это что такое?

– Праздник же, Андрей Антоныч! Акция проходит по всей стране.

– По всей стране стон стоять должен скорбный, а не праздник!

– Андрей Антоныч…

– Что «Андрей Антоныч»? Вы тут из всего готовы праздник слепить!

– Так Победа же…

– Победа была у Александра Македонского, когда он расколотил во много раз превосходящие его силы царя Дария! А при потерях девять к одному к лицу скорбь вселенская, а не праздник! Плакать все должны и поклоны в церкви класть по поводу утраты воинской чести и мастерства. Сокрушаться все должны и о народе своем печалиться. А вместо всего этого народу куски материи раздают, чтобы он, тот народ, где-нибудь их себе повязал. Это краб-декоратор, что ему ни дай, на себя обязательно напялит.

– Андрей Антоныч, но ведь это же как раз то, что вы говорите! Это память и солидарность с героями!

– Героев лучше учтите сначала, а потом, по всем полям собрав, в одну могилу сгребите.

Это если память вас всех мучит. И правду всем поведайте наконец. О том, как вы этих героев понаделали во время священной войны. И потом, Сергеич, ты же у нас человек военный. Ты военный или нет?

– Ну…

– А если ты военный, то должен трепетно относиться ко всяким военный атрибутам, а тем более к воинским званиям и наградам. Ордена не всем дают. В том их и ценность. Вот когда юбилейные медали всем стали раздавать, они обесценились и из наград превратились в форму одежды. А эта ленточка как раз и имеет отношение к званиям и наградам. А ее раздают направо и налево. Чтоб ее жители повязывали. А если твои жители ее на х…ю себе повяжут?

– Я, Андрей Антоныч…

– Ты, Сергеич, все ты! Своими руками. А головой мы не пробовали пользоваться? Вот и Саню ты из офицера превратил в раздатчика ветоши. Фетишизм – это болезнь, Сергеич! Заразная! Так что ленточки эти ты бабушкам на базаре отдай.

– Я…

– И кончено! Затихли и занялись делами боевой подготовки!

5
{"b":"219415","o":1}