— Но в таком случае она должна знать, что украшение находится в банковском сейфе.

— И она это знает, — сказал Майзель, опять вспомнив о письме Гансика Бауха. — Ирэна Бинц, которая еще не подозревает, что медальон Гроллер лежит в сейфе, тоже узнает это. Она сойдет с ума! От радости, что всучила французам фальшивку, или от страха. Вот будет отличная потеха! Жаль только, что я не смогу присутствовать на этом ристалище.

— Что будем делать дальше? — поинтересовался Кройцц.

— Сегодня вечером полетим обратно в Берлин.

— Я так и думал! Опять не удастся оставить здесь командировочные.

— Утешьтесь мыслью об экономии.

— Но, господин главный комиссар, ведь живем один раз!

Майзель махнул рукой и нетерпеливо взглянул на часы.

— Кройцц, пожалуй, мы вылетим немедленно. Да, немедленно, ближайшим рейсом. Еще раз расспросите Мёлленхаузен и других, кто знает американку, было ли между ней и фрау Гроллер сходство. Зайдите к Герике. Он бывал в гостях у доктора Эрики и, может быть, встречался там с Диксон. У меня есть кое-какие фотографии, которые я вам отдам. Пошли!

Майзель подозвал официанта, попросил записать стоимость обоих завтраков на его гостиничный счет и направился за ключом от номера к стойке администратора. Стефан Кройцц, надувшись, вышагивал вслед за ним.

Главный комиссар был уже на лестнице, когда вдруг выкрикнули его имя. Подбежавший рассыльный сообщил:

— Господин Майзель, вас срочно просят подойти к телефону, это там, вторая кабина.

Кройцц уселся в кресло в холле. Через минуту главный комиссар подошел к нему.

— Итак, диспозиция следующая: вы летите обратно в Берлин, а я отправляюсь в Харвестехуде. У доктора Лупинуса произошла драка.

— А фотографии, которые вы хотели передать мне? — крикнул Кройцц.

Но Иоганнес Майзель уже скрылся.

Борнеман и Кройцц встречали главного комиссара в зале ожидания аэропорта «Тегель».

— Хэлло! — хором выкрикнули они, приветствуя шефа.

Особенно крепко Майзель пожал руку Эвальду Борнеману:

— Поздравляю вас с находкой бритвенного лезвия!

Машина, которую вел секретарь уголовной полиции Эндриан, выехала на шоссе, ведущее к городу.

— Доктор Гансик ждет нас, — напомнил Стефан Кройцц.

Майзель покачал головой:

— Давайте все по порядку. Мои поручения выполнены, Кройцц?

— А как же! Мне пришлось стоять от начала и до конца, не было ни одного свободного места. Сразу после начала игры наша команда классно разыграла мяч…

Все, кроме ассистента, рассмеялись.

— Замечательно, Кройцц, — добродушно сказал главный комиссар. — Об этом расскажете как-нибудь в другой раз. Я имел в виду задание еще раз опросить фрейлейн Мёлленхаузен, Герике и других.

— Но вы забыли передать мне фотографии той американки…

— Не забыл. Шеф никогда и ничего не забывает. Просто какие-то обстоятельства не позволяют ему что-то сделать.

Главный комиссар пребывал в благодушном настроении. Накануне вечером ему, правда, казалось, что рухнули все надежды на успех. Его грандиозный план, в котором он сыграл ва-банк, провалился. Лупинус до полусмерти избил свою любовницу. И это за день до вступления доктора в права наследника Эрики Гроллер. Сеть, тонко сплетенная Майзелем, была разорвана, скрытое наблюдение за подозреваемыми пошло насмарку.

Но старый, опытный мастер сумел все же ловко залатать бреши и теперь снова чувствовал себя крепко в седле.

— Итак, Кройцц, выкладывайте!

— Мёлленхаузен ничем не помогла нам, зато наш горе-финансист расстарался за двоих. Первое: некую миссис Диксон Герике не знает. Слыхом не слыхивал, видом не видывал. Говорит, что не настолько близко дружил с фрау Гроллер, чтобы знать всех ее приятельниц. Второе: когда я несколько раз произнес слово «сходство», он рассказал мне удивительную историю о том, как однажды прекрасным майским днем…

— Кройцц, хватит валять дурака!

— Прошу прощения, я и сам это чувствую. Итак, за четыре или пять дней до смерти Эрики Гроллер он видел, как в ее дом входила какая-то женщина, которую он принял за Гроллер. Лишь в последнюю минуту, увидев незнакомку с более близкого расстояния, Герике понял свою ошибку. Она была много моложе фрау Гроллер, однако фигуры у них оказались поразительно сходными. И Герике добавил, что эта женщина вполне могла стоять на балконе в ночь на восемнадцатое мая.

— Он никогда больше не видел ее?

— Эрика Гроллер представила ее Герике в тот же день. А теперь держитесь крепче. Она сказала: «Это фрейлейн Блумэ из Парижа, приятельница Фолькера. Она приехала познакомиться с Берлином и иногда меня навещает».

Иоганнес Майзель не упал — он сидел надежно, однако на несколько секунд онемел. По привычке кивнув и рассеянно посмотрев перед собой, Майзель неожиданно спросил:

— Найдется у кого-нибудь сигарета?

Подчиненные полезли в карманы. Кройцц оказался проворнее остальных. Борнеман взял реванш, дав старшему комиссару прикурить, однако оба они одинаково растерянно глядели на шефа.

Майзель механически взял предложенную сигарету, поблагодарил, закурил. Выпустив струю дыма, что-то пробурчал себе под нос. «Флик[15], — пронеслось в его голове. Затем: — А, плевать!» Слабый ручеек мыслей завершило крепкое ругательство.

Главный комиссар приказал Эндриану изменить маршрут. После этого он спросил ассистента:

— Кройцц, какие три группы мотивов преступления вам известны?

— Страсть, интерес, мировоззрение, — выпалил его рыжеволосый помощник.

— Браво! — Майзель удивленно взглянул на ассистента. — Похоже, это ваша молитва на ночь? Да. Итак — страсть… Считаете ли вы страсть подходящим мотивом для данного преступления?

— Ревность, ненависть, любовь, неверность… Нет, в общем, не подходит.

И Эвальд Борнеман также пробормотал:

— Не подходит!

— Мировоззрение, Кройцц?

— Религия, партийные распри, идеология…

— Верно, — подтвердил Майзель. — И таким образом, мы совершенно случайно и непреднамеренно подошли к третьей группе мотивов — интересу. Считаете ли вы, Кройцц, этот мотив подходящим к нашему случаю?

— Господин Майзель, вы опять ставите меня в жутко тяжелое положение. Если из трех истин две отбрасываются, то оставшаяся наверняка должна подойти.

— Приведите мне несколько примеров «интереса»!

— Корыстолюбие, жадность, алчность… ну и тому подобное.

Машина остановилась перед стеклянным дворцом Берлинского торгового банка.

— Поищите пока еще примеры, Кройцц, — бросил Майзель и вышел. Его подчиненные остались ждать в машине. Главный комиссар пересек улицу, поднялся по лестнице, через широкую вращающуюся дверь вошел в кассовый зал и, миновав несколько коридоров, очутился в необычайно просторной приемной. Преодолев первый барьер — секретаршу — с помощью своего служебного удостоверения, Майзель предстал перед расфранченным господином, светлые волосы которого посередине головы разделял идеальный пробор.

Главный комиссар протянул руку, разряженный господин схватил ее и поклонился под прямым углом, словно карманный ножик при складывании.

— Я хотел бы осмотреть содержимое сейфа фрау Гроллер, господин директор.

— Пожалуйста, господин Майзель, предъявите мне официальное разрешение.

— Какое еще разрешение?

— Означенный сейф дозволяется открывать только по прямому распоряжению господина старшего прокурора!

— Ах так! Ну хорошо, я позвоню доктору Бауху…

— Простите! Я сказал — господина старшего прокурора. Точнее: лично. Только лично. Письменно лично!

Губы Майзеля судорожно дернулись:

— Письменно лично? Может, лично письменно? Я должен знать это точно, для протокола.

Расфуфыренный господин глуповато хихикнул. А может, хихикнул глуповато. Майзель этого не знал. Он лишь коротко бросил:

— До свидания!

Директор проводил главного комиссара до двери, Майзель скорчил какую-то гримасу. «Карманный ножик» вновь сложился под прямым углом: