В тот же день король Стефан повторил перед литовцами присягу, принесенную раньше полякам. Остальные требования литовцев (войска в Литве под начальством литвина, также и пограничные замки; сеймы alternatim; уменьшение сил великого княжества вознаградить равносильно, чтобы могло оно в опасности обходиться без польской помощи; сохранение обычной формулы обращения к сенату и станам великого княжества; учреждение каштелянов в судовых поветах; чеканка монеты в Литве наравне с Польшей; сохранение за скарбом литовским таможенного сбора; князю слуцкому и вообще князьям — место в сейме) Стефан отложил до вального сейма, как относящиеся не к нему лично и подлежащие решению «in comitiis generalibus»[152]. Только там, устанавливая власть нового короля в великом княжестве Литовском, литовские политики сумели выдержать форму свободного признания Батория великим князем литовским, вполне отдельно от польской его коронации.
Во главе соединенного государства стал человек огромной энергии, реальный политик, быстро разобравшийся во внутренних отношениях своих новых владений. Король Стефан на первом же сейме взял необычный тон, ответив на поднявшиеся споры такими словами:
«Не в хлеву, но вольным человеком родился я, и было у меня, что есть и во что одеться, прежде чем прибыл я в эту страну. Люблю мою свободу и храню ее в целости. Королем вашим я стал волею божией вами избранный, прибыл сюда вследствие ваших просьб и настояний, и вы сами возложили корону мне на голову. Поэтому я вам настоящий король, а не король, нарисованный на картинке. Хочу царствовать и приказывать и не потерплю, чтобы кто-нибудь правил надо мной. Будьте стражами вольности вашей — это дело доброе, но я не позволю вам стать опекунами для меня и моих сенаторов. Храните вольность так, чтобы она не выродилась в своеволие».
Такой король сумел создать то, чего давно нехватало Польско-Литовскому государству: сильное, деятельное правительство.
На том же Торунском сейме 1576 г. послы великого княжества Литовского подали протестацию против станов Короны из-за «неданя обороны великому князьству Литовскому водлуг списов унии». Литовцы, ссылаясь на то, что «от станов коронных обороны жадное водле повинностей их» не имеют, а сами «в зменыпенью сил своих за одештьем до Коруны певных земель и воеводств от великого княжества Литовского», слагали ответственность за гибельные последствия подобной политики поляков и просили внести эту протестацию в книги канцелярии королевской.
Баторий взял дело в свои крепкие руки. Торунский сейм не дал ему требуемых средств на войну против Гданска, не хотевшего признать его власть, ни тем более на московскую войну.
Тогда король решил пойти иным путем, обойтись без громоздкого вального сейма. Вопрос об ассигновании на военные нужды он поставил на обсуждение поветовых и воеводских сеймиков, созвав затем съезды великопольский, малопольский и мазовецкий — областные генеральные сеймики. Указав королю на необычность созыва сеймиков без последующего созыва вального сейма, эти собрания шляхты, однако, вотировали налог и назначили сборщиков.
Такой же генеральный съезд созвал Баторий после созыва поветовых сеймиков и в великом княжестве Литовском; съезд этот собрался в составе прежних литовско-русских вальных сеймов и, по предложению короля, установил податок со всех имений — господарских и духовных, княжеских и панских, шляхетских и всяких без исключения,
«чинячи сами себе и тому панству, великому князьству Литовскому оборону — на люди служебные, к употребам того самого панства, великого князьства Литовского, а не на што иного».
Назначив поветовых и главных поборцев, сейм избрал еще специальную комиссию для наблюдения, чтобы деньги расходовались исключительно на указанную цель. Эта комиссия должна будет дать отчет на ближайшем обычном генеральном сеймике литовском, который соберется перед вальным сеймом. Эти средства были необходимы Баторию. Покончив с Гданском, он с конца 1577 г. весь отдается московской войне. Во время нее он опирается преимущественно на Литву.
Генеральный сеймик великого княжества — нечто большее, чем простое предсеймовое собрание. С ним решает король такие вопросы, как меры к охране безопасности великого княжества во время войны, как предложения московских послов, важные вопросы, о которых один из «листов» Батория выражается так, что-де их надлежит ведать станам великого княжества, «и никого больше», чем их, это «не заходит». Если то или другое формально регистрировалось на вальных сеймах, то по существу лишь регистрировалось.
Сами сеймики генеральные — это съезды особого состава; их «предсеймовый» характер выражался бы в том, что, кроме сенаторов, созывали бы только послы поветовые. На деле было иначе: съезжались «врядники», не входившие в состав сената, а также из поветов послы в большем числе, чем требовал статутовый порядок сеймованья:
«межи собою намовивши, — пишет Баторий сеймикам, — две албо три особы, албо похочете ли и больше с посродку себе братю вашу людей добрых ростропных и бачных на тот съезд у Вильни… прислали бы», чтобы они «сполне з их милостью паны радами и иншими станы, которые на он час до Вил ни прибудут», «обмышлевали» «около рущеня нашего до войска и в них потребах земских».
Баторий — в великом княжестве. Тут у него много дела — административного, распорядительного, и он делает его с тем, что называет «съездом», что формально есть «генеральный сеймик», а по существу — литовско-русский сейм старого типа и по составу и по задачам.
Великое княжество живет особой жизнью и имеет свое, фактически особое, правительство. На «съездах» таких Баторий утверждает привилеи Полоцкой земли, возвращенной из-под московского владычества, созывает фактические посполитые рушения в виде добровольного похода военных сил великого княжества, который формально не мог быть «посполитым рушением», так как его могли назначать только вальные сеймы, а те назначали только податки на войну. И король, назначая время для похода всех, кто на съезде «тягнуть оферовали» со всех поветов и воеводств, «варует» особым привилеем, что эта мобилизация не может рассматриваться как обязательное «рушенье» по постановлению сейма, не должна считаться нарушением «вольностей и свобод»; станы великого княжества, «не будучи повинны за поступленьем податку (взамен рушенья) на отправу войны тое», так как посполитое рушенье «водле спису унии» возможно только «за уфалою сеймового — поспол з братьею своею паны поляки», — на этот раз двинулись вполне добровольно, «з милости своее, а не з жадное повинности». На деле же такие мобилизации совершались по призыву короля, за радою панов-радных, по добровольному решению всех станов великого княжества.
Особая организация великого княжества как носительница его особой государственности продолжала функционировать, сохраненная унией, и развиваться. На Варшавском вальном сейме 1581 г. создан главный литовский трибунал. Это важное учреждение явилось естественным следствием унии.
Замок в Гродно, где жил Стефан Баторий
Носителем высшей судебной власти в великом княжестве был великий князь. К нему шла апелляция от суда панов-рады и других судов, и дел шло на личный суд короля-великого князя множество. Личный суд постепенно получил организацию судов по поручению — комиссий из сенаторов или суда маршалков, которые рассматривали и докладывали великому князю только те дела, которые почему-либо не считали возможным решить сами.
Наконец, для Литвы в эпоху Сигизмундов такой заменой личной судебной деятельности короля стали судебные собрания рады господарской — по две сессии в год. Но юридическое уничтожение особой великокняжеской власти и особой рады с утверждения унии ставило ребром вопрос о создании независимого от этих случайных форм высшего суда. И еще на Люблинском съезде 1569 г. Сигизмунд-Август заявлял, что старая судебная роль непосильна для правителя столь обширного государства и что необходимо заменить королевский суд особым высшим судом.
