Он вернулся к лошадям, подтянул подпругу на своем коне, проверил содержание сумки. Там лежал трехдневный запас еды, которым снабдили его в Альдинбурге. Конь Ильвы оказался норманнским, к седлу тоже была приторочена кожаная сумка. Что находилось в ней, Рерик решил посмотреть позднее. Сейчас надо было спешить скрыться в лесных дебрях.

На молчаливый вопрос Ильвы ответил:

– Едем в этом направлении, – и махнул рукой в сторону леса.

Он посадил ее на коня, сам легко вскочил в седло, и они тронулись в путь. Лес встретил их прохладой и тишиной, только птички порой щебетали где-то среди листвы да в кустах мелькали тени каких-то животных. Кони шли легко по мягкой, устланной сгнившими листьями почве. Солнечные лучи освещали ярко-зеленую траву, цветы, мох и пестрые лишайники.

Но вот пошла низменная местность, дубовый лес сменился на смешанный. Сплошными зарослями стали попадаться молодые липы, осины и березки, сквозь которые невозможно было не только проехать на лошадях, но и пройти пешком человеку, их приходилось объезжать. Местами лес был завален буреломом, вывороченными корнями деревьев, в нем царил полумрак, он казался угрюмым. Воздух был сырой, настоянный на гнили и грибах.

Рерик часто поглядывал на солнце и старался ехать так, чтобы оно всегда было слева, а потом, после обеда, чуть спереди от него. Он долгое время жил в родовом имении, расположенном в лесных массивах, часто с ребятишками ходил в лес по грибы и ягоды, отец брал его с собой на охоту, и поэтому сейчас чувствовал он себя уверенно.

Наконец местность стала посуше, пошли строевые сосны. Ярко блестела хвоя на фоне серых и красноватых стволов деревьев. Лес стал редеть, впереди проглядывалось степное пространство. Рерик решил остановиться и осмотреться, а потом уже выезжать из леса.

Он оставил лошадей под присмотром Ильвы, а сам, взяв на изготовку лук со стрелой, неслышно двинулся сквозь кустарник. И тут заметил оленя. Олень шел недалеко от него, в полутора десятках шагов. Призывно заиграл охотничий азарт. Можно было легко подстрелить животное. Но у него был запас еды, и он удержал себя от соблазна. Замерев, любовался изящными движениями стройного животного. Олень двигался медленно, ровным и спокойным шагом. Но вдруг остановился, запрядал ушами и пошел осторожней, а потом шарахнулся в сторону и исчез в кустах. В чем дело? Его он не заметил. Значит, испугало что-то другое. Какое-то хищное животное? Может, медведь или волк?

Рерик со всеми предосторожностями двинулся вперед. И тут через пару десятков шагов сквозь листву увидел какие-то тени. Кто это был, он не мог разобрать. Тогда продвинулся еще и ясно различил сидящих в кустах викингов. Он определил их по островерхим пушистым шлемам и одежде. Врагов было трое. Одного он узнал. Это был воин с расплющенным носом.

Рерика спас олень. Не будь его, он вполне мог бы нарваться на засаду. А место норманны выбрали удачное: мимо них невозможно было проехать незамеченным, отсюда открывался вид на десятки верст в обе стороны.

Крадучись, вернулся к стоянке. Издали жестом показал Ильве: «Тихо! опасность!». Когда приблизился, шепнул: «Викинги!». Соблюдая осторожность, отъехали в глубь леса, а потом Рерик повернул на север.

Он ехал и пытался понять, почему норманны решили их преследовать. Наверно, уговорил тот воин с расплющенным носом. Он видел красоту Ильвы, понял, что если сумеет взять ее в полон, то получит богатый выкуп или дорого продаст на невольничьих рынках в городах Прибалтики: за красавиц там давали такие деньги, на которые можно было безбедно прожить без малого всю жизнь. Или попытаться получить выкуп; видя воинов, сопровождающих девушку, можно легко догадаться, что она из знатного рода и родители выдадут за нее приличную сумму. Ради таких богатств стоило рискнуть, а норманны не упускали заманчивую добычу.

Через три часа пути лес внезапно оборвался и перед ними раскинулось широкое поле; вдали виднелся край нового лесного массива. Можно было, конечно, ехать к нему, но надвигался вечер, следовало остановиться здесь на ночь, а завтра без особого риска двинуться в направлении Аахена.

Рерик сообщил о своем решении спутнице. Ильва молча кивнула. Всю дорогу она молчала. Ею овладело какое-то оцепенение, она делала все машинально, бессознательно и непроизвольно, с безучастным, отсутствующим взглядом. Рерик понимал, что она переживает гибель Уто. Сам он тоже часто видел одну и ту же картину, как его друг понукает своего коня и стремится быстрее ворваться в схватку с противником, на мгновение поворачивает к нему лицо и кричит как завещание: «Спасай герцогиню!»…

Так-то вот все обернулось: друг пал в ожесточенной стычке, а он с его невестой тайными тропами пробирается к намеченной цели. Уто, Уто, друг дорогой, что с тобой стало? А может, судьба милостива, и ты остался жив и каким-то чудом ускользнул от диких викингов?.. Но Рерик побывал уже не в одном сражении, многое повидал и в чудеса не верил.

Жестокая правда войны приучила его к трезвому мышлению, лишенному несбыточных надежд.

Едва они расседлали коней и пустили их пастись на лужайку, как о траву ударился глухарь и по-глупому закудахтал, распушив перья. Рерик не удержался и срезал его стрелой. Потом взял саблю, выкопал по колено яму и из березовых веток развел в ней большой костер. Когда стенки ямы прогрелись, вынул угли, а завернутое в листья мясо глухаря опустил в яму и сверху прикрыл плоским камнем, на котором снова развел большой огонь. Затем отыскал толстое дерево. Его корни образовывали естественное ложе для ночлега, туда он накидал лапы ельника; ствол дерева защищал от ветра, а раскидистая крона – от возможного дождя. Так в детстве устраивались они с отцом, когда уходили за дичью далеко от дома и их настигала ночь.

Мясо глухаря получилось удивительно вкусным: снаружи оно покрылось красновато-бурой пленкой, а внутри было сочным и нежным. Пока ужинали, наступили сумерки. Небо на закате из белого стало зеленым, потом оранжевым и темно-красным. Они легли на мягкие лапы ельника и накрылись плащами. Перед ними горел костер, к дереву были привязаны кони.

– Завтра дождь будет, – неожиданно проговорил Рерик.

Ильва непонимающе взглянула на него.

– В ушах булькает, – пояснил он. – Я чувствую ненастье за сутки.

Она ничего не ответила.

Проснулись поздно. В овраге Рерик нашел ручеек. Они умылись, в баклажки набрали в дорогу воды. Затем он накидал на вчерашний костер сухих тонких веток, раздул огонь. Пока подогревалась еда и кипятился отвар из листьев смородины, решил разобрать сумку викинга. Вытряс ее содержимое на траву. Там были огниво, трут, сыр, вяленое мясо, нож, шило, нитки и какой-то сверток. Когда он развернул его, Ильва ахнула: в нем хранились золотые и серебряные серьги, кольца, браслеты, несомненно, награбленные во время набега. Видно, отряд давно промышлял в разных землях и странах.

Как истинная женщина, Ильва примерила все украшения, глаза ее блестели восторгом. Впервые она забыла про свое горе. И хотя Рерик тоже скорбел по безвременной гибели своего друга, но отрешенный вид Ильвы угнетал и подавлял, а надо было продолжать путь, быть готовым к различным опасностям. Для этого требовалось и ее активное участие, а иногда и помощь. Надеяться же на содействие безвольного, безучастного человека, какой была Ильва, было бесполезно, наоборот, она становилась обузой для него. Теперь, когда в ней пробудился огонек жизни, он ощутил рядом с собой пусть слабенькое, но верное плечико.

Рерик спросил, чтобы как-то вовлечь ее в разговор:

– Нравится?

– Очень! – вытягивая перед собой руки с нанизанными на них кольцами и браслетами, ответила она. – У меня дома много украшений, но эти какие-то особенные, не похожие на мои. В них не зазорно появиться перед любыми гостями.

– Я дарю их тебе.

– Спасибо, но это слишком щедро. Оставь половину для своей девушки.

– Мне не для кого оставлять.

– Скоро появится… А в Аахене я надену эти кольца и вот этот браслет.