– Что ты, княже, как можно! – Длинные светлые усы воеводы приподнялись в усмешке. – Твое послание, равно как и второе, по-прежнему следуют в Константинополь. Это всего лишь копии. Мой человек плохо понимает по-ромейски. Зато рука и глаз у него твердые. Потому он буковка в буковку срисовал то, что было в каждом из писем. И принес мне. А я – тебе. Может, стоило мне их сразу сжечь?

Владимир смерил воеводу холодным взглядом. В одном князь был уверен: воевода не лжет. Не той он породы.

– Опасный у тебя человек, – сухо произнес князь.

– Опасный, – согласился Сергей. – Врагам. Но не мне. И не тебе. Так что ты скажешь, княже? Зря я тебе это принес?

– Нет, не зря, – буркнул князь.

– В таком случае это все, чем я с тобой хотел поделиться. Дозволь мне уйти?

– Иди, – разрешил Владимир. И тут же: – Нет, постой! Сначала ответь, боярин: какой награды ты хочешь за эти… находки?

– Ты уже наградил меня, – сказал Сергей. – Когда уничтожил тот жребий[5].

– Я его не уничтожил, – помедлив, произнес Владимир. Раздернул шнурок привязанного к поясу кошеля, поискал немного и вытащил табличку с начертанными сваргом рунами. – Возьми, – князь протянул табличку Сергею. – Для памяти.

– Что ж, – боярин взял табличку и слегка поклонился. – На память я не жалуюсь, но это – сохраню.

– Прочитал? – поинтересовался Владимир.

Голос у князя – холоднее льда. Но Блуда бросило в жар.

За дверью негромко, по-своему, переговаривались нурманы. Стоит князю кликнуть – и пропал Блуд. Вывернут руки, обдерут дорогие одежды, как шкурку с соболя, кинут поперек седла и увезут в княжий Детинец. На страшные муки. А может, и в Киев везти не станут: стащат вниз, в подвал, где у Блуда своя пытошная устроена.

Блуд представил, как висит он на цепях с вывернутыми руками, вдыхая дух раскаленного железа, а здоровенные нурманы весело переговариваются по-своему, перебирают шильца и клещи, ссыпают на противень красные уголья…

Ох и трудно было Блуду выдавить эту улыбку. Всей разом собранной воли едва хватило.

– Не серчай, княже, – с раскаянием проговорил Блуд. – Хотел подарок тебе сделать. Нежданный подарок – он ведь всего приятней. Думал: обрадуешься ты, когда я тебе такое богатство привезу.

– Да ну? – Великий князь усмехнулся. Видел: врет Блуд. Но разве Владимир и прежде не знал, что лжив и хитер моравский боярин? Знал, знал. За то и держал при себе. Хитер, подл, да полезен. Вот как сейчас. Прямо с земли серебро поднял. И серебро это всё, до последнего резана, достанется ему, Владимиру.

Усмешка великого князя стала еще шире. Но боярин Серегей каков! Будто знал, что Владимир собирается у него денег занять. А может, дядька Добрыня Серегею намекнул? Надо будет спросить… Ах, молодец боярин-воевода! Пополнить княжью казну серебром своего недруга Блуда – да еще княжью благодарность за это получить.

А не намекнуть ли Блуду, кто его выдал?

Когда ближники твои друг друга ненавидят, править легче.

Не сговорятся за твоей спиной.

Нет, не стоит. Блуд на воеводу Серегея и так зуб точит. Пусть лучше думает, что Владимир сам свитки эти добыл. Побоится впредь с князем ловчить.

– Значит, у тебя мое серебро? – осведомился Владимир.

– У меня, у меня, – быстро произнес Блуд. – Всё лежит в сохранности. Все двенадцать тысяч гривен!

Ох, не в добрый час решил Блуд с ромейским посланником сговориться! Знал ведь: проклятый ромей своего не упустит. Викинги еще на корабли не сели, а он уже пишет, что заплатил за них собственные денежки. Сполна, за три тысячи мечей. Да еще, сучий сын, себя не забыл: за каждую нурманскую голову по лишней гривне прибавил. Четыре тысячи гривен чистого убытку. Да и остальные четыре тысячи еще неизвестно, когда ромей отдаст. Собственную казну, считай, до дна опустошить придется. Владимир ждать не будет. Не отдаст Блуд добром – возьмет силой. И еще шкуру спустит!

– Пятьдесят пудов серебра я тебе прямо сейчас отдам, – быстро сказал Блуд. – Остальные у меня в киевском доме лежат. Не серчай: я большую часть серебра ромейского на злато уже поменял. Простишь?

– Прощу, – кивнул Владимир. – Злато мне тоже не помешает.

Но на этом нынешние беды Блуда не закончились.

Серебро забрали: пока что только ромейское – в кожаных тяжелых мешках с ромейскими печатями. О чем князю и доложили верные варяги. Нурманов к серебру подпускать – опрометчиво.

Довольный Владимир направился к выходу… И тут из горницы выскочила простоволосая полуодетая женщина и бросилась князю в ноги.

С огромным удивлением Владимир признал в черноволосой вдову собственного брата.

– Спаси, княже! – взмолилась Наталия, обнимая ноги в остроносых красных сапожках. – Не дай погибнуть племяннику своему!

– Встань, красавица! – Владимир, наклоняясь, поднял Наталию и тут же ощутил жар желания. И не диво: необычайно хороша ромейка. Так бы прямо сейчас и…

– Что она делает здесь? – строго спросил он Блуда.

– Сама прибежала! – мгновенно нашелся боярин. – Хочу, говорит, к тебе в наложницы. Ну я и…

– Лжешь, пес! – яростно закричала Наталия и едва не бросилась на Блуда.

Владимир придержал: обнял покрепче, с удовольствием прижал к себе трепещущее женское тело.

– Лжешь! Прихвостни твои меня украли! Я их запомнила, княже! – Наталия вскинула разрумянившееся точеное личико навстречу Владимиру. – Я покажу!

– Покажешь, – разрешил князь. – Ежели выкрали тебя – накажу строго. Всех!

Владимир со значением поглядел на Блуда, и у боярина опять упало сердце.

– Со мной поедешь, – решил Владимир. – Где одежда твоя?

– Этот забрал, – еще один яростный взгляд в сторону Блуда. – Княже, дитя мое у него, Святополк. Не дай погубить!

– Не бойся, – ласково произнес Владимир. – Кто твоему сыну зло причинить вознамерится, со мной будет иметь дело. Ты понял меня, боярин?

– Не вели казнить, княже! – Вконец сломленный напастями Блуд бухнулся на колени.

– Может, и не велю, – сурово сказал Владимир. – Там видно будет…

– Пустые слова говоришь, – строго произнес Владимир. – Не будет этого никогда.

– Ну так и я твоей никогда не буду! – воскликнула Наталия.

Князь не разгневался. Разрумянившаяся пылкая ромейка казалась ему еще красивей, чем прежде. Удивительно, как он мог забыть о ней!

– Не серди меня! – Владимир повысил голос. – Что сказал – выполню. Сына брата моего своим назову. Тебя женой возьму правной, а не наложницей.

– У тебя уже есть жена. И не одна! – напомнила Наталия. – Их что, прогонишь?

– Глупости болтаешь! Я – князь! Сколько хочу жен иметь, столько и будет. А тебя, коли противиться будешь, могу и силой взять!

На самом деле брать ромейку силой Владимир не собирался. Ромейки искусны в любви. Пусть-ка постарается!

– Тогда я убью себя! – пообещала Наталия не очень уверенно.

– Да ну? – Владимир усмехнулся. – А я слыхал: бог ваш самоубийства не позволяет.

Наталия промолчала.

– Да и о сыне твоем кто тогда позаботится? Если я его в свой род не возьму, он так и останется изгоем, – вздохнул сокрушенно. – Жаль! Святославову кровь – в холопы.

– Моя вера не позволяет также и многоженства, – чуть слышно проговорила Наталия.

– Зато мои боги против не будут, – отозвался князь. – Более того, по обычаю нашему братнюю вдову за себя взять – доброе дело. Но коли хочешь зваться наложницей – воля твоя.

– Зови кем хочешь, только Блуда покарай смертью. Он князя своего предал, брата твоего. Из-за его коварства брат твой убит!

– Так хочешь отомстить? – насмешливо сказал Владимир. – А ведь вам, христианам, месть запрещена. Знать, не очень-то ты своему богу предана. Ну это ничего. Богов много, и только один из них, ваш Христос, мстителей не жалует. Это потому, что он слаб.