Всё это Клюсс знал и учитывал, когда ему доложили, что ночью стоявшие на Кианг‑Нанском рейде русские пароходы приняли уголь и стали разводить пары. На «Астрахани» побывал Григорьев, и ему сказали, что по распоряжению меркуловского агента капитаны намерены своим ходом перейти в воды Международного сеттльмента, чтобы стать под погрузку для рейса во Владивосток. Клюсс съездил к Элледеру, агенту Добровольного флота, и, вернувшись, сказал:

– Нам придется немедленно вмешаться, иначе мы эти пароходы потеряем. Стоит им только перейти в воды Международного сеттльмента, и препятствовать их уходу во Владивосток мы не сможем. Разве только в море… Конечно, любое вмешательство – нарушение международного права. Китайцы это перенесут, а консульский корпус, где верховодит британский лев, немедленно примет против нас решительные меры: нас интернируют или потопят.

– Почему же нарушение международного права? – спросил комиссар. – «Эривань» и «Астрахань» русские пароходы.

– А потому, Бронислав Казимирович, что коммерческое судно любой нации, пришедшее в иностранный порт, находится в ведении властей этого порта. И если мы хотим его задержать, должны просить об этом иностранные власти пли делать это в открытом море. Таково международное право.

– Так пока пароходы здесь, проще всего обратиться к китайским властям, – возразил старший офицер.

– Поздно, Николай Петрович. Пока будем обращаться, пароходы перейдут в воды Международного сеттльмента. Да и выйдет ли что‑нибудь из этого, кто знает? Поэтому, товарищи, мы вынуждены прибегнуть к самоуправству с точки зрения международного права. Риск, конечно, но без риска военный корабль не всегда может нести службу за границей.

Комиссар одобрительно кивнул головой.

…Перед посадкой десанта в шлюпки на палубе была выстроена вся команда.

– Товарищи, – сказал командир, – через два‑три месяца белогвардейцы будут сброшены в море. Чтобы при этом не утонуть, им нужны пароходы. Сейчас у китайских берегов бродит белая канонерка. Она заходила в Чифу и пыталась захватить и увести во Владивосток стоящий там «Ставрополь», но сама чуть не была задержана китайскими властями. Сюда она не сунется, но местные белобандиты намерены захватить к вывести в море «Эривань» и «Астрахань». Видите, они уже разводят пары? Мы им должны помешать. Сейчас мы высадимся на эти суда, снимем с их машин кулисные тяги в привезем их к себе. Помните – наш долг задержать пароходы во что бы то ни стало! Я еду с вами. Назначенные в десант, по шлюпкам!

На высокий борт «Эривани» первым поднялся командир. За ним штурман, механик и восемь матросов. Навстречу вышел Рогов – второй механик парохода. На «Адмирале Завойко» знали, что он решительно против ухода во Владивосток.

– Пришли, Вавила Гаврилович, снять у вас кулисные тяги, чтобы вы не ушли во Владивосток, – сказал Клюсс, пожимая ему руку.

– Правильно, Александр Иванович, – улыбнулся Рогов, – сейчас провожу ваших в машину, на вахте Прозоровский. Мы поможем, пока никто не мешает.

На палубе парохода вместе с Клюссом остались штурман и два матроса, остальные с Роговым пошли вниз. Подходили эриванцы, с интересом посматривая на Клюсса и его свиту, некоторые бросали враждебные взгляды. «Как будто их стало больше, – подумал Беловеский, – и новые лица есть. Наверно, белоэмигрантов сюда подбросили». Наконец появился солидный моряк в белом кителе и форменной фуражке. Оглядев Клюсса, он не представился и молча стал в стороне.

– Где капитан? – строго спросил его Клюсс. Моряк смотрел на Клюсса исподлобья.

– Капитан со старшим механиком в конторе. Я старший помощник. Что вам здесь надо?

– Это вы узнаете из моего письма вашему капитану, которое я сейчас вам прочту.

– Почему мне прочтете? Письмо, говорите, капитану, пусть он и читает, когда вернется.

– По двум причинам: во‑первых, мы не можем его ждать, а во‑вторых, об этом письме должен знать весь ваш экипаж. Так вот, слушайте. – И Клюсс твердым и уверенным голосом стал читать.

Эриванцы подошли ближе и слушали с молчаливым интересом. Старший помощник Фолк покраснел от гнева: какое дело военным до пароходов Добровольного флота? Ими распоряжаются капитаны и агентство, а никак не морские офицеры. Фолку хотелось дальних плаваний, «хороших» денег, новых знакомств в портах южных морей. Только бы выбраться из Шанхая!

И вот именно этому намерен помешать командир «Адмирала Завойко». Он пришел в ярость.

– Какие машинные части?! Кто их вам даст? – Лицо Фолка стало мокрым от пота.

Клюсс оставил без внимания этот выкрик, протянул ему вложенное в конверт письмо:

– Передайте это вашему капитану и предупредите его, что в случае беспорядков на судне он будет смещен.

Сказанное строгим, уверенным голосом озадачило Фолка и его разношерстный экипаж. Все с недоумением смотрели вслед Клюссу, спокойно спустившемуся в катер со шлюпкой на буксире, который сейчас же отвалил на «Астрахань». У борта «Эривани» остался только вельбот с «Адмирала Завойко». Широко расставив ноги, его удерживал у трапа Папьков, на кормовом сиденье вытянулась богатырская фигура усача Попова.

Несколько минут ошеломленные эриванцы молчали, затем стали расходиться. Фолк решил заглянуть в машину, но у дверей машинного кожуха его остановил военный матрос:

– Сюда нельзя!

– Вы это что? – закричал Фолк штурману. – Хозяйничаете в чужом доме? Разбираете нашу машину!

Вокруг него собралось около десятка эриванцев, а он продолжал кричать:

– Берите пожарный инструмент! Прогоним их с судна! Поднимите сигнал, что нас грабят!

Штурманский ученик побежал на мостик, на палубе появились люди с пожарными топорами, баграми и ломами. «Похоже, прольется кровь, – подумал штурман, – скорей бы вернулся командир».

Из двери в машинное отделение показался запыхавшийся механик с большим разводным ключом под мышкой.

– Осторожнее, Губанов! Держите крепче! Не оступитесь! – распоряжался он. В дверях показались спины двух машинистов, тащивших что‑то тяжелое.

Штурман взглянул вверх по реке. У борта «Астрахани», похожей на обшарпанный паровой утюг, белел катер, едва заметная струйка газа вилась у его кормы. «Сейчас отвалят», – с надеждой подумал Беловеекий, оборачиваясь на шум.

– Смотрите, что они делают! Уносят части машины! Оставят нас без судна! – кричали сбежавшиеся моряки.

– Бей их! Чего смотрите! – закричал ставший пунцовым Фолк. Сгрудившиеся вокруг него эриванцы стали медленно и нерешительно приближаться к выходящим из машинного отделения.

Штурман выхватил огромный кольт:

– Стой! Ни шагу дальше!

Наступавшие, увидев дуло оружия, замерли.

– Смелее, ребята! – подбодрял Фолк. – Он не посмеет стрелять! Мы в иностранном порту!

– На это не надейтесь, – с мрачной улыбкой сказал штурман, взводя курок, – я буду стрелять, даже если меня за это повесят!

Оказавшиеся впереди быстро отпрянули.

– Ещё выстрелит, бандюга! – проворчал кто‑то.

А Фолк был уверен, что штурман стрелять не будет. Он бросился на Беловеского, стараясь схватить его за руку и вырвать пистолет. Но штурман сделал шаг назад и отвел пистолет в сторону. Фолк покачнулся, схватил Беловеского за грудь, чтобы не упасть. Затрещал китель, по палубе покатились пуговицы. Фолк был тяжел и тянул штурмана к себе. «Только б не упасть», – пронеслось в сознании Беловеского, и он с размаха ударил Фолка по лицу тяжелым пистолетом, а вслед за тем правой ногой в пах.

Фолк выпустил штурмана и с залитым кровью лицом рухнул на палубу. Согнувшись от боли, он дико закричал:

– Спасите! Убивают!!

Отступив на два шага, штурман снова поднял пистолет. За его спиной стояли машинисты, положив свою ношу на палубу, Губанов с револьвером, механик Лукьянов и бледный Рогов. На верхней площадке трапа стоял Попов с браунингом в руке.

– А ну разойдись! – рявкнул штурман. – Или будем стрелять!

Эриванцы затопали по палубе. Под ноги штурману полетел пожарный лом. Подпрыгнув, Беловеский заметил, что его только что поверженного противника уже нет. На палубе остались лишь следы крови.