Мбопа – индуна королевского крааля – культивировал в подданных низкопоклонство, угодливость и холопскую преданность Чаке. При верховном вожде всегда находились два имбонги – придворных восхвалителя. Они часто льстили ему, повествуя о его мужестве. Имбонги рассказывали о всех его подвигах, о том, как он заслужил хвалебные прозвища «Нодумехлези» и «Сигиди».

В новом Булавайо Чака творил суд под огромной развесистой смоковницей, которая росла на простиравшейся на пять акров[114] площади перед хижиной Большого совета. Ниже площади находился обширный загон для скота. Диаметр его составлял не меньше полумили. Вдоль ограды загона располагались полторы тысячи хижин, окруженные другой – внешней – оградой. Диаметр ограниченной ею территории достигал целой мили. Большие народные собрания, для которых не хватало места на площади, происходили в загоне для скота. Верхний сегмент его, прилегавший к королевской резиденции, отводился для Чаки и важных гостей. С этого возвышенного места им был хорошо виден весь крааль. Здесь также росла большая смоковница, которая в жаркие дни предохраняла от солнечных лучей короля и его двор. Зимой Чака и его советники сидели на солнце, неподалеку от одного из этих деревьев.

Заседания суда начинались еще до завтрака, сразу же после восхода солнца, ибо теперь Чака стал очень занятым монархом: он сосредоточил в своих руках все министерские портфели, но говоря уже о том, что был также верховным судьей и первосвященником. Ранние заседания имели и то преимущество, что собравшимся не мешали грозы, которые летом разражались обычно после полудня. В дождливые дни рассматривались только наиболее важные дела, их слушали в хижине совета. Очередь рассмотрения дел обычно устанавливал Мбопа при содействии других советников.

Вот типичный день в новом Булавайо. Время действия – позднее лето. К восходу солнца при дворе перед большой смоковницей собралась толпа тяжущихся. Другую группу охраняла бдительная стража. Советники уже уселись под деревом, охватив полукругом королевский трон – связку свернутых циновок. За советниками по обе стороны трона стояли убийцы или палачи с тяжелыми дубинами в руках.

Наконец из хижины Большого совета показался в сопровождении Мбопы сам Чака. Размеренным шагом он величаво подошел к «трону». Среди собравшихся воцарилось гробовое молчание. На Чаке было парадное одеяние полководца, но вместо щита и ассегая только маленькое копье с короткой темно‑красной ручкой из железного дерева, отличавшегося причудливой окраской. Некоторые утверждают, что ручка делалась из ум‑нцака – дерева вождей, но оно светло‑красного цвета. Когда Чака прошел примерно полпути от хижины к дереву, все собравшиеся безо всякой команды поднялись с такой синхронностью, как если бы ими управлял некий механизм. Затем, подняв правую руку, они четко и громко провозгласили:

«Байете!» Казалось, будто тишину утра нарушил сильный взрыв.

После жеста, сопровождавшего возглас «Байете!», толпа не двигалась, пока Чака не опустился на циновки. Тогда собравшиеся сели на корточки и начали выкрикивать такие славословия: «Могучий слои, растоптавший своих врагов! Лев среди львов, пожравший сынов Звиде, Чака! Тот, кто сварил Нтомбази в горшке, который она предназначала для него! Телок, забравшийся на хижину Нтомбази! Небо (Зулу), поразившее ндвандве ударом, нанесенным неведомо откуда! Гром небесный потряс их, и они не слышат более мычания своих коров, ибо коровы эти мычат ныне только в нашем Булавайо. Чака, чья тысяченожка пожрала пепета у Описвени! Могучий бык, заставивший умолкнуть множество мычащих телок, насытив их жвачкой удовлетворения. Сигиди! Нодумехлези!»

Мбопа поднял руку, и имбонги умолкли. Один из индуна вывел вперед первых тяжущихся. Это были два главных пастуха королевских стад – они пасли скот в опустошенной части Натала. Каждый обвинял другого в том, что тот забрался на чужое пастбище и вызвал серьезные столкновения между подчиненными пастухами. Чака приказал обоим разъяснить, где проходят границы их участков, и установил, что оба они претендовали на одну и ту же территорию. Тогда он предложил первому поклясться, что будет справедливо, если король признает границы, указанные им. Пастух торжественно поклялся своей сестрой. Повернувшись ко второму главному пастуху, Чака получил от него такое же заверение.

– Хорошо! – сказал Чака. – А теперь вы оба, со всеми подчиненными и скотом, поменяетесь участками. Из ваших же слов видно, что между ними останется обширное свободное пространство. Любой, кто посягнет на него, станет есть землю. Я сказал.

– С неба громит мудрость, – хором провозгласили советники. – Благодарите его!

– Баба! Нкоси! – подняв правую руку, ответили оба тяжущихся и удалились с выражением недоумения на лице, стараясь понять, что же  все‑таки принесет им это соломоново решение.

Мбопа объявил следующее дело. К Чаке подвели молодую замужнюю женщину и холостого мужчину. Кто они – ни у кого не вызывало сомнений, ибо на женщине была юбка и макушку ее венчал хохолок, мужчина же, как все холостяки, не носил головного кольца. Оба обвиняемых были застигнуты при прелюбодеянии.

– Признаете вы свою вину? – спросил Чака. Ответа не последовало.

– Молчание уличает вас. Вы знаете, что ваш проступок карается смертью. Имеете вы что‑нибудь сказать?

– Что мы можем сказать, баба? – тихо сказал мужчина.

– Вы и сами сказали это! Уведите и сверните им шею!

– С неба гремит закон! – провозгласили советники.

С выражением молчаливого смирения на лице приговоренные отправились на казнь. Палачи отвели их за внешнюю ограду селения на возвышенность и свернули им шею. После этого они размозжили убитым черепа.

Следующим обвиняемым был молодой мужчина. Татуировка выдавала в нем ученика знахаря. Желающих поступить на обучение к знахарям, чтобы избежать воинской повинности, было так много, что Чака издал закон: все такие ученики или послушники должны были в доказательство своего мужества на протяжении всего срока обучения спать за оградой крааля – предпочтительно в местности, изобилующей львами.

Когда перед Чакой предстал молодой человек, – его обвиняли в том, что он спал в краале своего учителя‑знахаря, – король первый вопрос задал своим советникам.

– Где знахарь, укрывавший его? Почему он не привлечен к ответственности? Неужели меня считают дураком, который наносит змее удар не по голове, а по хвосту?

Советники смущенно заерзали на своих местах. Наконец самый храбрый ответил:

– Ндабазимби (Дурные вещи) – великий и страшный знахарь. Когда за ним пришли воины, он их усыпил.

– Как он это сделал?

– Просто смотрел на них и окружил дымом.

– А как попался этот ученик?

– Ндабазимби приказал ему сдаться.

– Итак, старая гиена думала спасти свою жизнь, пожертвовав хвостом.

– Кто знает пути знахарей, отец мой! – раздался осторожный ответ.

– Я знаю, – ответил разъяренный Чака, – и не потерплю ни нарушения моих законов, ни проволочек при выполнении приказов. Сию же минуту послать два отборных отряда воинов в крааль Ндабазимби, чтобы они «съели» там его самого и все живое – мужчин, женщин, детей, собак и даже крыс. И пусть они не успокаиваются и не возвращаются, пока не выполнят приказ. Никто, кроме них, не смеет уйти из королевского крааля, пока отряд не оставит за собою добрую часть пути. Убейте послушника и приведите сюда воинов, которые должны были арестовать знахаря, но не выполнили свой долг.

Предводитель отряда и человек шесть воинов выступили вперед. Они держали в руках щиты, но вместо ассегасв были вооружены палками, ибо придворный этикет не разрешал никому иметь при себе боевое оружие в присутствии короля.

– Вы получили мой приказ? – спросил Чака тихим голосом, не сулившим ничего хорошего.

– Да, отец мой, – ответил за весь отряд его предводитель.

– Вы знаете, какое наказание ждет тех, кто не выполнит приказ?

– Да, о король!

– Трое из вас имеют знаки отличия за храбрость в бою. Пусть отойдут в сторону. Они не станут есть землю сегодня, но получат опасное задание и, вероятно, не вернутся. А ты, предводитель, который нарушил мой приказ, изменив мне, и все остальные больше мне не нужны – вас я накормлю землей нынче же. Но я дарую вам смерть, достойную воина, ибо только колдовство заставило вас нарушить долг. Я сказал.