Широко усмехаясь, Мухаммед, точно угорь, выскользнул из рук Джеффа и сел на корточки. Вынув из рукава окурок сигареты, он извлек из столь же неподходящего места спичку и закурил с явным наслаждением.

— Из него ничего не вытянешь, — вздохнул Джефф. — Иногда я чувствую себя полным идиотом. Мы, вооруженные всеми достижениями западной цивилизации, копаемся в земле и пишем ученые трактаты, а местные жители знают о здешних древностях больше, чем мы могли бы узнать за миллион лет.

Дайна разглядывала Мухаммеда, походившего на тлеющую кучку тряпок. Он казался в высшей степени довольным жизнью и собой. Со стоном она опустилась на пол.

— Насколько я понимаю, мы находимся в каком-то давно затерянном тайном ходе под городом. Из-за этого вы так возбуждены?

— Нет-нет, ничего настолько романтичного. Подземелий здесь великое множество — заброшенные каменоломни, древние водопроводы и водохранилища. Многие из них уже исследованы. Но этот вход со двора не отмечен ни на одной карте... Эй, Мухаммед!

Мальчик поднял взгляд.

— Вы убегать от людей. Я вас подобрать. Сначала вы отдохнуть, попить, умыться... — Он указал на окровавленную голову Джеффа.

Дайна понимала, что мальчик говорит на скверном английском, а не по-арабски, чтобы избежать лишних вопросов. Повернувшись на корточках, он вынул что-то из-за камня позади себя.

— Пейте, — предложил Мухаммед, протягивая извлеченный предмет.

Это была грязная и грубая глиняная бутыль, закупоренная обрывком тряпки. Форма и материал, из которого она была изготовлена, настолько напоминали сосуды, виденные Дайной в многочисленных музеях, что она была потрясена сходством.

Впрочем, будучи женщиной, она была не менее потрясена жутким видом импровизированной пробки, и, когда Мухаммед вытащил тряпку черными от грязи пальцами и снова протянул ей бутыль, она покачала головой.

Джефф, все еще размышлявший над несправедливым превосходством необразованных, был лишен подобных предрассудков. Он сделал большой глоток, вздрогнул и покраснел как рак.

— Уф!

— Что это?

— Арак. И притом отличного качества. Несомненно, контрабандный или краденый.

— Хорошие же у вас знакомые!

— Мухаммед — славный мальчуган. — Джефф снова глотнул из бутыли.

— По крайней мере, он спас нас от Картрайта. — Дайна приняла более удобную позу. — Кстати, о Картрайте, — продолжала она. — Я хотела у вас спросить... Господи, у меня столько вопросов! Насчет свитков...

Джефф, вновь подкреплявшийся араком, закашлялся и взглядом заставил ее умолкнуть.

— Давайте не будем допускать многословия насчет тайных дел, могущих возбудить неподобающие эмоции в людях незрелых. — Эту пышную фразу он произнес вполне серьезно.

— О... — Дайна не без труда разобралась в услышанном. — Его английский не так хорош, как ваш.

— Думаете, я все время изъясняюсь подобными фразами? Но он понимает достаточно, чтобы почуять, где пахнет прибылью.

Джефф посмотрел на Мухаммеда, и тот улыбнулся в ответ. Дайна поняла, что имеет в виду Джефф. Несмотря на простодушную физиономию, Мухаммед вибрировал как антенна, прислушиваясь к разговору.

— Подождите, пока мы останемся наедине, — продолжал Джефф. Он поднял бутыль, но, подумав, с сожалением опустил ее. — Еще один глоток, и я не смогу идти, а нам нужно двигаться дальше.

— Но мы не можем в таком виде появиться в вестибюле «Интерконтиненталя».

— Вот как? — Джефф окинул ее взглядом. — Да, вы выглядите изрядно поистрепавшейся. Давайте выясним, что нам еще предстоит.

Он обратился к мальчику, и Мухаммед, который смотрел в пространство с ангельской улыбкой, скрывавшей напряженное любопытство, кратко ему ответил.

— Он говорит, что нам нужно пролезть еще через одну скверную дыру, — перевел Джефф. — Ваше платье пока не совсем порвалось. Лучше снимите его.

Дайна собралась с возмущением отказаться, но передумала. Слишком уж по-викториански возражать против этого из соображений скромности.

— Хорошо, но как быть с вами? Ваша рубашка безнадежна — залита кровью сверху донизу.

— У Мухаммеда, возможно, есть лишняя, — последовал удивительный ответ.

Мухаммед заартачился, но после краткой дискуссии снял свой халат, обнаружив под ним великолепную ковбойку из красного атласа с бахромой и узким галстуком. Она была немного испачкана, но выглядела куда презентабельнее рубашки Джеффа. На парне были к тому же узкие желтые джинсы и пояс с серебряной пряжкой.

Его сердитая физиономия просветлела при взгляде на лицо Дайны, выражение которого Мухаммед ошибочно принял за безмолвное восхищение, и он, сняв рубашку, хвастливо поиграл мускулами.

— Только запомните, — предупредила Дайна вполголоса.

— Что именно?

— Я не стану снимать платье, пока мы не окажемся в темноте, и следом за мной пойдете вы, а не этот юный Давид. О'кей?

— Договорились, — усмехнулся Джефф.

— Прежде чем вы наденете его рубашку, позвольте вымыть вам лицо. Здесь есть какая-нибудь вода?

— Какая-нибудь, может, и есть, но я предпочел бы не рисковать своей нежной кожей. Воспользуйтесь араком. Он послужит антисептиком — на вкус в нем не менее девяноста процентов чистого спирта.

Дайна оторвала еще один лоскут от комбинации и принялась за работу.

— Только не Микеланджело, — внезапно произнес Джефф.

— Что?

— Юный Давид.

— А чей же? Донателло?

— Тот, который в забавной шляпе.

— Действительно, похож, если не считать шляпы. Мальчик гораздо худее, но в нем что-то есть...

— Худощавая юношеская мужественность, — произнес Джефф уголком рта, так как Дайна трудилась над его щекой.

— Незачем острить. Может быть, бедный мальчик поправится, когда повзрослеет.

— Повзрослеет! Да ему... Ой! — Дайна нечаянно задела край раны. — Ему уже около двадцати... — закончил Джефф, вновь обретая дар речи.

— Правда? — Дайна снова села на корточки, изучая результаты своей работы. — Уже лучше, но волосы выглядят ужасно. Я не могу счистить с них кровь этой тряпкой.

— Чертова рана снова кровоточит, — мрачно сказал Джефф. Он снял рубашку и начал ее рвать. — Нужно обмотать чем-нибудь голову — по крайней мере, так мы можем появиться на людях.

— Двадцать, — пробормотала Дайна. — По виду ему столько не дашь...

Мухаммед надевал халат очень медленно, поэтому Дайна могла сравнить мускулатуру обоих. Мышцы Джеффа выглядели впечатляюще, к тому же у него был красивый ровный загар. Она подавила идиотское желание — абсолютно неподобающее дочери ее отца — потрогать мускулы спины Джеффа, напрягшиеся, когда он изо всех сил пытался справиться с плотной тканью рубашки.

Наконец ему удалось разорвать рубашку напополам, и он стал рвать один кусок на полосы.

— Недостаток пищи, воды, мыла, медицинской помощи и всего прочего, — проговорил он, и в его голосе Дайне послышались незнакомые нотки. — Неудивительно, что парень так выглядит. Чудо, что он вообще выжил. Продолжительность его жизни составляет примерно половину вашей или моей. И это относится ко многим представителям человеческого рода.

Чего еще можно ожидать, проживая в таких грязных, зараженных чем угодно местах вроде того, откуда мы только что выбрались? Конечно, это кажется мелочью, если мыслить категориями всей истории человечества... Иногда я спрашиваю себя, не боремся ли мы с каким-нибудь неумолимым законом всеобщего бедствия, который поглотит наши жалкие группы врачей-добровольцев, корпусы мира и докторов Швейцеров, словно океан — пузырек с чернилами.

— Неплохая речь, — одобрила Дайна. — А теперь позвольте перевязать вам голову.

— Мне следовало держать язык за зубами, — пробормотал Джефф, когда она начала обматывать его голову полосками ткани.

— Вовсе нет — было приятно познакомиться с вашей жизненной философией.

— Это только одна из них. У меня их около дюжины, в зависимости от настроения, погоды и тому подобного.

— И какова же ваша философия при хорошей погоде?

Джефф застенчиво улыбнулся, явно сожалея, что обнаружил свои истинные чувства.