Дежурный усмехнулся:

— А младшего лейтенанта вам мало?

— Товарищ младший лейтенант, — строго сказал Иван, — нам немедленно необходимо доставить Генералу важные документы.

— Например, какие?

— Например, свежую оперативную карту фашистского фронта, — пояснил Иван и достал из-под шинели коричневую папку.

Младший лейтенант, как только увидел карту, изменился в лице.

— Простите, товарищи. Не поверил, — сказал он и бросился к телефону. — Ромашку. Разъединяйте всех. Освободите линию. Сверхважный разговор. — В трубке что-то защёлкало, загудело. Через минуту младший лейтенант вытянулся — Товарищ Ромашка, докладывает дежурный хозяйства Василька. У нас приземлились на фашистском самолёте пятеро солдат. При них важные документы… Слушаюсь.

Младший лейтенант протянул трубку Ивану:

— Доложите сами.

— Товарищ Ромашка, докладывает солдат Иван.

— Какой Иван? — спросила трубка.

— Тот самый, который вам «жар-птицу» добыл. Мы похитили оперативную карту фашистского Фельдмаршала.

— Берите машину. Мчитесь в штаб. Я вас жду.

— Есть, товарищ Ромашка!

Через два часа Генерал принял солдат у себя. Обнял каждого и приказал представить к высоким правительственным наградам.

— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили солдаты.

А на рассвете над фронтом прошли эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков и штурмовиков с алыми звёздами на крыльях.

Они шли громить фашистские части, обозначенные на карте, которую доставили Иван и его товарищи.

Настали радостные дни. Наши войска перешли в наступление. А разве может быть для солдата радость большая, чем бить ненавистного врага, шаг за шагом, пядь за пядью сметать его с родной земли.

Вместе с товарищами бил фашистов и солдат Иван. Он стал ещё больше ростом, ведь он рос не по годам, а по делам. Генерал хотел даже отправить. Ивана в тыл. Уж очень хорошей мишенью был он для врагов.

Но Иван ответил Генералу строго:

— Меня пуля в грудь не берёт. А спину я врагу не показываю.

Ничего не сказал Генерал, только рукой махнул. И остался Иван в своей части.

Наступая, вышла Иванова часть к реке. Река широкая, глубокая. По утрам тот берег, где фашисты засели, не виден: туман над рекой висит сырой, клочкастый.

Приехал к реке Генерал. Стал на противоположный берег в бинокль глядеть. Потом опустил бинокль, задумался.

Иван неподалёку в свежевырытом окопе сидел. Попросил у Генерала бинокль: любопытно было на тот берег взглянуть.

Дал Генерал бинокль. Стал Иван тот берег разглядывать. Близким он кажется. Будто протяни руку и обломаешь веточку с куста. А кусты редкие, лист облетел, осень.

Вдруг один куст дрогнул, и увидел Иван нескольких фашистов, один из них вроде бы знакомый. Ба! Да это ж сам фашистский Фельдмаршал!

Доложил Иван Генералу, что Фельдмаршала видит. Глянул Генерал в бинокль.

— Ишь как руками разводит. В нашу сторону и не глядит, не думает, что мы здесь, в таком широком месте, через реку переправляться будем. А мы его обманем. Переправимся. Завтра же на рассвете на том берегу будем, голубчик!

Как стемнело, бесшумно двинулись к реке сапёры. Потащили лодки, понтоны, надутые автомобильные камеры, пустые железные бочки, — всё, что могло на воде держаться.

Только зорька стала заниматься — солдаты к реке. Кто на лодках, кто на плотах из бочек, кто по понтонам— двинулись к невидимому в тумане противоположному берегу.

Пока плыли, оторвался туман от воды.

Заметили фашисты наших солдат. Ударила артиллерия. Зарябили воду пулемётные очереди. Покраснела речная вода от солдатской крови.

Увидел Генерал, что туго солдатам приходится, вытащил из кобуры пистолет и сам бросился на зыбкий понтонный мостик.

Иван с товарищами следом побежали.

Вдруг рядом снаряд громыхнул. Водой Ивана окатило. Отёр рукавом глаза — нет впереди Генерала. А возле пробитого понтона водоворот фуражку с красным околышем крутит.

Нырнул Иван как был — в шинели, сапогах, с автоматом— в воду. Видит: Генерала течением несёт. Схватил за шинель, потащил за собой. Из последних сил рукой гребёт.

Вдруг — встал ногами на твёрдое дно. До берега далеко, река глубока, а Иван на дне стоит, и вода ему только до подбородка! И чего ж тут удивляться? Росту Иван высокого, а когда за Генералом в реку прыгнул, ещё выше стал.

Вынес Иван Генерала на берег. А берег уж наш, выбили советские солдаты фашистов из их укреплений. Остался фашистский Фельдмаршал с носом.

Подхватили Генерала санитары. Понесли.

Недели через три, когда часть Ивана, громя фашистов, продвинулась далеко на запад, наступила короткая передышка.

Солдаты чистились, штопали одежду, отдыхали и вели тихий разговор о том, кто как будет жить, когда окончится война.

— Я, — сказал Николай, — вернусь на свой завод. В свой цех. Очень я по работе соскучился.

— А я, — сказал его сосед, тот, что был контужен, когда подбивали танки, — я опять буду учить детей в школе, буду рассказывать, как мы били фашистов, себя не щадя, и какие у нас в части служили замечательные солдаты.

— А я, — сказал Иван, — учиться буду. Не глядите, что большой, всё равно за парту сяду. Пускай смеются!

— Да кто ж над тобой, солдат, смеяться посмеет? — сказал кто-то у дверей. — Не для того мы воюем, чтобы солдат неучем оставался.

Обернулись солдаты на голос. Глядят — и глазам не верят: стоит в дверях их Генерал.

Вскочили солдаты. Вытянулись. Улыбаются.

— Живой я, живой, — засмеялся Генерал. — Спасибо тебе, Иван.

Шагнул Генерал к Ивану, обнял его и поцеловал.

Незнакомые люди из разных уголков страны посылали солдатам к празднику подарки. Близилась годовщина Великого Октября. Получила посылки и часть, в которой служил Иван. На одном маленьком ящичке надпись была:

«Лучшему солдату».

Думали-прикидывали, кто лучший солдат в части. И решили отдать эту посылку Ивану.

Раскрыл Иван ящичек, а там — кисет искусно расшитый, и на нём надпись золотой ниткой: «Береги Родину пуще глаза».

Пошёл кисет по рукам. Дивились солдаты вышивке. А когда вернулся кисет к Ивану, раскрыл он его, чтобы всыпать табак. Глядь, а там письмо. И начиналось оно теми же словами, что вышиты были на кисете:

«Береги Родину пуще глаза! Не щади врага! Я старая женщина.* Старший сын мой погиб, средний без вести пропал, младший воюет. Здесь, на Урале, мы сил не жалеем, чтобы тебя, солдат, вооружить, одеть, обуть, накормить. Бей врага лютого! Целую тебя, солдат, и благословляю.

Мария Ивановна».

Прочёл Иван это письмо и заплакал.

— Ты чего, Иван? — спросил старшина.

— Да ничего. От радости я. Посылку эту и письмо мать моя послала. Думал, нет её в живых. Побывал в нашем селе фашист. Сколько ни писал ей — безответно. А она на Урале объявилась. Вот, старшина, счастье какое!

Расправил Иван кисет, положил на пенёк, на него письмо, а сверху — материнского хлеба краюшку. А хлеб-то опять свежий, и пахнет от него родным домом. А вокруг пня из земли молоденькая светлая травка прямо на глазах выползала. То ли осень за весну приняла, то ли сыну материнский привет передавала.