— Вторая космическая скорость! — засмеялся Глеб. — Бобик выходит на орбиту! — И добавил, обращаясь к малышам: — Теперь до вечера от вас будет бегать!

— Значит, он нормальный? — спросил Генка, всё ещё продолжая по привычке слегка покручивать палкой.

— А как же эта… пена? — робко подал голос Владик.

— Это всё они виноваты, — давая октябрятам подзатыльники, сказал Глеб. — Решили Бобику зубы почистить! Напихали ему полный рот пасты. Как он их не покусал — удивляюсь!

— Мы пришли с ним мириться, а он убежал, — огорчённо произнёс один из малышей.

— Чего ты палкой-то размахивал? — спросил Глеб Генку.

— Мы тут в засаде сидели, — бодро произнёс Владик, — дикую собаку ждали. Ископаемую… Мамонта.

— Дикую? — удивился Глеб, а октябрята как заворожённые уставились на Владика. — Откуда у нас здесь дикая собака?

— Толик идёт! — вскрикнул Генка, и снова у него на животе появился пропеллер.

К скверу подходил Толик. Впереди него, быстро шевеля короткими лапками и переваливаясь с боку на бок, бежала длинная собака кофейного цвета.

— Это… Мамонт? — спросил Владик. — Ископаемой породы?

— Не Мамонт, а просто — Монд, — сказал Толик. — Его какая-то гражданка в автобусе забыла, шофера мне сдали. Кондуктор имя запомнил. Пока хозяйка не найдётся, она моей будет. А порода — такси.

— Такса, — уточнил Глеб. — А если пёс, то такс.

— И совсем он не рыжий! — сказал Генка довольно.

— Не кусается, потому что бегает тихо и прыгать не умеет, — продолжал Толик гордо. — Ещё вопросы есть?

Глеб и октябрята, присев на корточки, восхищённо рассматривали диковинную собаку-коротконожку.

Такса виляла маленьким острым хвостиком и с интересом глазела по сторонам.

— Вот тебе и Мамонт! — тихо сказал Владик Генке. — Пошли.

— Куда? — воинственно спросил Генка, запихивая свою палку под ремень, как мушкетёрскую шпагу.

— Федьку искать, — вытаскивая свою палку из кустов, пояснил Владик. — Ископаемое из него делать!

Незаписанный

…Это я — незаписанный. Меня ни в один кружок не записывают. Так всегда: разговоров — хоть отбавляй! «Выбирайте себе кружок, какой хотите!», «Идите к нам в кружок!», «Добро пожаловать!»… А когда я пришёл к авиамоделистам, то меня не записали.

Началось всё с тройки по столярному делу. Я, Пашка и Мартын получили по тройке на нос. Наш мастер дядя Яша сказал так:

— Если вы будете этаким манером рубанок в руках держать, следующий раз двойку себе обеспечите! Вот посмотрите ещё раз, как нужно с инструментом обращаться.

И, пока он на моём верстаке ножку для стула выстругивал, я сказал потихоньку Пашке и Мартыну:

— Велика важность — рубанок какой-то! Ножки для стула! Да мы реактивные самолёты строить будем! Давайте пойдём и, всем назло, в авиамодельный кружок запишемся, а?

— Давайте сегодня прямо и пойдём! — предложил Пашка. — Я давно хотел, только одному как-то боязно было!

— Верно, — подтвердил Мартын, — хватит нам незаписанными ходить! Другие в двух кружках сразу, а мы — ни в одном.

Мы едва-едва дождались, когда дядя Яша кончил орудовать рубанком. Потом целый час гуляли по улице и мечтали, как вея школа узнает про реактивные модели, которые мы построим!

Уже темнело, когда мы снова встретились у столярной мастерской — в ней по вечерам занимался авиамодельный кружок.

Встретили нас хорошо. Похвалили за то, что мы наконец определили, что нас больше всего интересует.

— Конечно, мы вас запишем, — сказал руководитель. — Только сперва придётся поработать. Покажите, как вы владеете инструментами, как моделируете… Тогда и примем вас в члены кружка. Ведь наша группа уже сложные модели строит. А если вы ничего не умеете, заниматься будете в другие дни… Не грустите: подучитесь — через месяц и к нам перейдёте.

— Опять учёба? — удивился я. — Снова с инструментами возиться, да ещё в новичках целый месяц ходить?! Нет уж, лучше мы останемся незаписанными! Айда отсюда! — скомандовал я.

Но ушли мы из мастерской вдвоём с Мартыном. Пашка остался с ними, согласился новичком быть. Никакой гордости не оказалось у человека!

Мы ещё долго ходили по улице, обсуждали Пашкин поступок. Вот так друг! Нас на рубанок променял! То все вместе собирались в Антарктиду за китами и пингвинами охотиться, а то вдруг он на всё согласился, чтобы только в кружок записаться!

— Мне, может, тоже очень хочется модели строить, — сказал я, — но безо всяких там проверок, обучений, испытаний! Подумаешь — самолёты! Запишусь в другой кружок, всем назло! Пусть этим моделистам хуже будет!

— Давай в танцевальный запишемся? — предложил Мартын. — Я давно хотел, да как-то одному неохота было идти.

— Что ж, давай… Мы так станцуем, что все ахнут!

Мне действительно очень захотелось танцевать. Я представил себе школьный зал, переполненный ребятами, ярко освещённую сцену… И все хлопают нам с Мартыном. И кричат «бис». Здо́рово!

На следующий день мы отправились на занятие танцевального кружка.

В зале громко играл рояль. Ребята стояли парами и, как заводные, дрыгали то левой, то правой ногой. Так они целый час занимались всякими упражнениями, а я чуть не лопнул от хохота — ведь приходилось сдерживаться и смеяться про себя, а то бы нас прогнали. Потом ребята плясали какой-то гопак. А потом снова принялись за упражнения.

Но самое смешное началось потом, когда после занятий девочки начали подметать зал, а мальчики — натирать паркет.

— Идите, идите сюда, — подозвала нас седая женщина, руководительница кружка. — Вы хотите научиться танцевать?

Мартын сразу уши развесил и пошёл к ней. А я успел удрать. Зачем мне в танцоры записываться? Чтобы полы натирать? Я, помню, где-то читал про то, как до революции ещё мальчиков обучали. Отдавали в учение к сапожнику или портному, например. И заставляли ученика побегушками заниматься. То в магазин посылали за покупками, то посуду мыть, то пол натирать. И гоняли его, гоняли, а делу не учили… Так вот и у этих танцоров получается. И танцы учи, и ногами целый час дрыгай, как клоун на верёвочке, а потом ещё и пол натирай, стулья расставляй!.. Нашли учеников-простаков! Не то время! Нет, уж лучше я буду ходить незаписанный!

А Мартын — тоже мне друг! — записался. Никакой гордости нет у человека! Что ж, пусть становится полотёром! Пусть становится подметальщиком! Я в другой кружок запишусь. И тогда посмотрим, чей кружок будет лучше!

Зашёл я к юным техникам, потом в географический, даже к туристам — не нравится. Техники почему-то должны обязательно слесарничать, географы — карты чертят, таблицы составляют. Туристы — вместо того чтобы сразу в поход, на реку, в лес — чертежи делают, азимуты какие-то изучают. И везде от меня чего-нибудь требовали! То расспрашивали, какие я приборы построил. То — какие у меня отметки по черчению, по географии, математике… Ладно, мне и незаписанному неплохо. Что хочу — то и ворочу…

С Пашкой целый месяц не разговаривал. Потом спросил:

— Как дела? Стругаешь? Эх, нет у тебя гордости!

— Меня завтра будут в члены кружка принимать, — ответил Пашка. — Я уже две модели сделал самостоятельно.

— Подумаешь! — усмехнулся я. — Эка невидаль! Да я, может, уже почти в танцевальный кружок принят, но не хвастаюсь!

И пошёл в тот же вечер на занятие танцоров.

Музыка играет, ребята упражнения делают. Впереди всех Мартын стоит. Ногами ерунду всякую выкомаривает.

«Посмотрим, как ты танцуешь, — подумал я и чуть не засмеялся на весь зал. — Ногами-то под музыку любой шевелить может!»

Потом заиграли вальс, и ребята, разбившись на пары, долго кружились по залу. Затем — гопак. Раза четыре его повторили, всё что-то не нравилось руководительнице. А мне понравилось. И Мартын не хуже других — так скачет, будто он с детства только гопак и плясал!

Объявили перерыв, Мартын ко мне подошёл.

— Наконец-то ты к нам, — говорит. — Давно бы так! А ищешь сам не знаешь чего.