– Шарлотта! – Казалось, он был поражен и невероятно рад увидеть ее. Пожалуй, только Генри мог поражаться и радоваться встрече с собственной женой в своем же доме. – Ангел мой, что ты здесь делаешь? Здесь ужасно холодно. Ребенку это не на пользу.

Шарлотта рассмеялась, но не стала возражать, когда Генри подбежал к ней и обнял ее. Узнав, что жена ждет ребенка, он стал обращаться с ней, как с фарфоровой статуэткой. Поцеловав Шарлотту в макушку, он вгляделся в ее лицо.

– У тебя усталый вид. Может, ты попросишь Софи вместо ужина принести тебе в комнату мясной бульон? Я пойду…

– Генри, мы уже несколько часов назад решили не ужинать – всем принесли сэндвичи. Джем еще слишком слаб, а Лайтвуды пока не пришли в себя. И ты прекрасно знаешь, каким становится Уилл, когда Джем нездоров. И Тесс тоже. Весь дом как на иголках.

– Сэндвичи? – Казалось, Генри пропустил мимо ушей все остальные слова Шарлотты и теперь с надеждой смотрел на нее.

– Они ждут тебя наверху, Генри, – улыбнулась она, – если, конечно, ты хоть на минуту оторвешься от работы. Пожалуй, я не могу тебя винить – я заглянула в дневники Бенедикта и сама увлеклась его записями. Но все же чем именно ты занят?

– Я работаю над порталом, – воодушевленно произнес Генри. – Придумываю новое транспортное средство, которое сможет за считаные секунды перемещать Сумеречного охотника куда угодно – и откуда угодно. Мне пришло это в голову, когда я увидел кольца Мортмейна…

Шарлотта округлила глаза.

– Но кольца Мортмейна – это черная магия…

– А мое изобретение – нет. О, у меня есть еще кое-что! Подойди-ка. Это для Буфорда.

Позволив мужу взять ее за запястье, Шарлотта последовала за ним на другой конец комнаты.

– Я уже сто раз говорила, Генри, я не назову своего сына Буфордом. Ой, что это? Колыбелька?

– Не просто колыбелька! – просияв, провозгласил Генри и показал крепкую люльку, подвешенную между двумя столбиками. Шарлотта не могла не признать, что кроватка очень мила. – Это колыбелька, которая качается сама по себе!

– Как это? – удивленно спросила Шарлотта.

– Смотри!

Генри гордо шагнул ближе к колыбели и нажал какую-то невидимую кнопку. Люлька начала раскачиваться из стороны в сторону.

– Как прелестно, милый! – воскликнула Шарлотта.

– Тебе нравится? – спросил Генри. – А теперь сделаем так, чтобы она качалась быстрее.

Наблюдая за колыбелькой, Шарлотта почувствовала легкую тошноту, как будто бы находилась на борту корабля.

– Хм, – произнесла она, – Генри, мне нужно с тобой кое о чем поговорить. И это важно.

– Важнее, чем колыбелька, в которой каждую ночь будет засыпать наш малыш?

– Конклав решил выпустить Джессамину, – сказала Шарлотта. – Она возвращается в Институт через два дня.

Генри удивленно взглянул на жену. Колыбелька у него за спиной теперь качалась еще быстрее – прямо как экипаж, на полной скорости несущийся вперед.

– Она возвращается сюда?

– Генри, ей больше некуда идти.

Генри хотел было ответить, но не успел он произнести хоть слово, как раздался ужасный треск. Сорвавшись с подвески, колыбель перелетела через всю комнату, ударилась о дальнюю стену и раскололась на кусочки.

Шарлотта ахнула, прикрыв рукой рот. Генри нахмурился.

– Возможно, еще потребуются доработки…

– Нет, Генри, – отрезала Шарлотта.

– Но…

– Ни за что, – добавила она тоном, не допускающим возражений.

– Хорошо, дорогая, – вздохнул Генри.

«Адские механизмы не знают жалости. Адские механизмы не знают прощения. Адским механизмам нет числа. Адские механизмы не остановить».

Тесс сидела у постели спящего Джема, и в голове ее эхом отдавались слова, начертанные на стене кабинета Бенедикта. Она не знала точно, который час, но понимала, что уже перевалило за полночь, – вот-вот должна была заняться заря, как сказала бы Бриджет. Когда она пришла, Джем только что проводил Уилла и еще не спал. Он чувствовал себя лучше и даже смог съесть пару тостов, запив их чаем, хотя и был бледнее обычного.

Чуть позже Софи зашла в комнату, чтобы убрать пустые тарелки, и улыбнулась Тесс.

– Взбейте ему подушки, – шепнула она, и Тесс последовала совету служанки, несмотря на то что Джему не нравились ее хлопоты.

Тесс плохо умела ухаживать за больными – в прошлом ей иногда приходилось заботиться о брате, когда тот выпивал лишнего, и этим ее опыт исчерпывался. Но теперь в постели был Джем, и Тесс вовсе не возражала побыть сиделкой. Она держала жениха за руку, а тот лежал, полуприкрыв глаза, и длинные ресницы отбрасывали тени ему на щеки.

– Плохой из меня герой, – вдруг произнес Джем, не открывая глаз.

Вздрогнув, Тесс наклонилась к нему и провела ладонью по серебристым волосам юноши, не выпуская его руки. Его пальцы были холодными, пульс – слабым.

– О чем ты?

– Сегодня, – тихо сказал Джем и снова закашлялся. – Должно быть, я забрызгал кровью весь сад Лайтвудов…

– От этого он стал только прекраснее, – заметила Тесс.

– Ты говоришь, как Уилл, – улыбнулся Джем. – И меняешь тему, прямо как он.

– А что здесь удивительного? Как будто бы я разочаруюсь в тебе, стоит тебе заболеть! Ты ведь знаешь, что это не так. Сегодня ты был героем. Хотя Уилл и сказал, – добавила она, – что герои плохо кончают и он понятия не имеют, почему все так хотят ими стать.

– Что ж, – начал Джем и на мгновение сжал руку Тесс, – Уилл задает этот вопрос с позиции героя. А для нас, для всех остальных, ответ довольно прост.

– Разве?

– Само собой. Герои существуют ради нас. А не ради себя.

– Ты говоришь так, словно сам ты не герой. – Наклонившись, Тесс убрала волосы со лба Джема, и он закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновением. – Джем, ты когда-нибудь… – Она помедлила. – Ты когда-нибудь думал, как продлить себе жизнь, если лекарство так и не найдется?

Джем снова открыл глаза.

– Что ты имеешь в виду?

Тесс вспомнила, как Уилл задыхался от святой воды, лежа на полу мансарды.

– Стань вампиром – и ты будешь жить вечно…

Джем резко сел среди подушек.

– Нет, Тесс. Нельзя… Нельзя даже думать об этом.

Она отвела глаза.

– Неужели тебе так неприятна мысль о том, чтобы перейти в Нижний мир?

– Тесс… – вздохнул Джем. – Я – Сумеречный охотник. Нефилим. Как и мои родители. Таковы мои корни, и я уважаю их. Я ценю тот дар, который они мне передали, ценю кровь Ангела, ценю оказанное мне доверие и данные мною клятвы. Не думаю, что из меня вышел бы хороший вампир. Вампиры презирают нас. Иногда они ради шутки обращают нефилима, но остальные глумятся над таким вампиром. В наших венах – свет и пламя Ангела, а это они ненавидят. Они будут сторониться меня, как и все нефилимы. Я больше не буду парабатаем Уилла, мне не будут рады в Институте. Нет, Тесс. Лучше уж я умру и заново появлюсь на свет, чтобы снова увидеть солнце, чем обреку себя на существование в мире теней.

– Тогда стань Безмолвным Братом, – предложила Тесс. – В Кодексе сказано, что те руны, которые они наносят на себя, достаточно сильны, чтобы даровать им бессмертие.

– Безмолвные Братья не могут жениться, – покачал головой Джем.

Тесс прекрасно знала, что за внешней мягкостью Джема скрывалось упрямство, в котором он ничем не уступал Уиллу. И сейчас она видела его стальную решимость.

– Знаешь, я предпочла бы, чтобы ты остался жив и не женился на мне, чем… – она не смогла закончить фразу.

Взгляд Джема смягчился.

– Мне закрыт путь в Безмолвное Братство. В моей крови столько инь-феня, что я не вынесу процедуры нанесения тех рун, которые им необходимы. Мне придется отказаться от наркотика, пока он полностью не выведется у меня из организма, но это наверняка меня убьет. – Должно быть, он заметил, как изменилось лицо Тесс, и добавил уже тише: – Да и жизни Безмолвных Братьев не позавидуешь: тени и тьма, тишина и никакой музыки. – Джем перевел дух. – Кроме того, я не хочу жить вечно.

– Но я могу жить вечно, – сказала Тесс.