— Кобылу я беру себе, я первый выстрелил.

— Мулов тоже заберем.

— Руби постромки.

— Фургон жалко. Может, прихватим?

— Совсем рехнулся. Слишком приметный. Особенно теперь.

Они засмеялись, перезаряжая оружие. Слышно было, как щелкают патроны, прячась в каморы барабанов.

Крис понял, что они не собираются проверять, как выполнена работа. Нет, мистер Фримонт определенно переоценил добросовестность своих стрелков.

Лежа между ящиками с гвоздями, Крис видел острые хребты запряженных мулов и их длинные уши. Мулы застыли, боясь шевельнуться. Один из всадников подъехал к ним и наклонился в седле, чтобы перерезать постромки. Крис прицелился охраннику в бок. Как только тот поднял руку, открыв потемневшую подмышку, Крис нажал на спуск. Всадник привалился к шее коня, его руки обвисли, и он с громким стуком свалился на землю.

— Что за черт! Кто стрелял?

— Он там! Там!

«Конечно, там, где же мне еще быть», — мысленно ответил Крис. Сейчас он не прятал голову. Он не видел противников за продырявленным тентом, но они сами себя обозначили. Выстрел — струя дыма врывается в полумрак фургона вместе с новым лучиком света — воет рикошет — и ответный выстрел Криса попадает в цель, судя по воплю.

Третий охранник неосторожно показался в заднем проеме тента, пытаясь объехать кобылу, привязанную к задку. Это был бородач с дробовиком. Пуля, выпущенная Крисом, сбросила его на землю. Конь взвился на дыбы и отпрыгнул в сторону.

Крис переполз к передку и прислушался. Слева хрустнул песок под копытами, справа хрипел раненый.

Одним рывком перебросив тело через бортик фургона, Крис упал на землю и перекатился под колеса. Ударил выстрел, второй, потом третий. Стрелял всадник, которого Крис ранил сквозь тент. Он зажимал рукой рану на животе, и сквозь пальцы сочилась черная кровь.

Лежа между колесами, Крис поднял револьвер и выстрелил. Всадник запрокинул голову и свалился с коня.

Крис вложил кольт в кобуру и вынул «смит-и-вессон» из-под куртки. Бой не закончен, пока проигравшие не похоронены. Оставался еще бородач с дробовиком, Крис видел, как тот лежал у ног коня, лежал лицом вниз, раскинув руки в стороны, и не шевелился. Но в правой руке его был дробовик, палец неподвижно застыл на спусковом крючке, и курок был отведен.

Чтобы не тратить времени, Крис прицелился и выстрелил по дробовику. Ружье подпрыгнуло и выстрелило само, взметнув тучу песка, — но бородач даже не вздрогнул.

Когда Крис выбрался из-под фургона и осторожно подошел к бородачу, тот давно уже не дышал в луже крови. Двое других охранников Фримонта тоже были мертвы.

Прежде чем тронуться дальше, Крис отогнал лошадей. Они вернутся в конюшню, и Фримонт все поймет. Оружие убитых Крис закопал в овраге, патроны взял себе. На похороны не оставалось времени.

Лагерь индейцев мы увидели издалека. Сначала на фоне закатного желтого неба показались верхние концы их палаток, типи. Словно растопыренные тонкие пальцы, тянулись они из-за гребня холма. Их было много, я насчитал с десяток заштрихованных треугольников. Когда мы подъехали ближе, долина раскрылась перед нами, и типи стали видны целиком. Теперь они были похожи на песочные часы — вверху прозрачный треугольник скрещенных жердей, внизу темный треугольник бизоньих шкур. Типи стояли не кругом, как обычно, а группами, по три-четыре в каждой. Отдельно, у самого леса виднелась высокая белая палатка с пологом, украшенным синими поперечными полосами. Посреди лагеря горело несколько костров, и в разных концах пестрели группы лошадей, каждая у отдельной коновязи. Я догадался, что сюда, к скале на границе прерии и большого леса, собралось сразу несколько разных семей.

До нас доносился монотонный рокот барабана.

— Я же говорила, у них праздник, — сказала Энни.

— Не похоже, что здесь очень весело, — сказал я.

От лагеря к нам скакали шестеро всадников. Над передним колыхались белые перья короны.

Джуд жестом приказал остановиться и выехал вперед. Он поднял обе руки вверх и выкрикнул короткое гортанное приветствие, от которого у меня мурашки пробежали по спине, а Бронко попятился, недовольно отворачиваясь.

Молодые индейцы остановились в тридцати шагах от нас. Расстояние броска камня, как они выражаются. Или дистанция прямого выстрела из кольта, как привыкли считать белые. Подъезжать вплотную — невежливо, а останавливаться слишком далеко — знак недоверия. Я увидел, что на их темных лицах с высокими скулами нет никакой раскраски, и это меня обрадовало. Лица красят обычно перед боем или для особых ритуалов. А мне не хотелось сегодня участвовать ни в том, ни в другом. Хотелось поскорее вернуться в бревенчатый дом на крутом склоне горы, у самой кромки леса…

Индейцы молчали, разглядывая нас. Они были из разных племен, судя по их одежде и украшениям. Тот, что нес на голове орлиное оперение, держал у бедра кожаный круглый щит, расписанный по спирали. Парень слева от него носил налобную повязку с двумя перьями, свисающими вдоль ушей. А шляпа того, кто был справа, была обвита блестящей и пятнистой змеиной кожей. Трое были в рубахах с бахромой, двое в клетчатых сорочках, а один щеголял кожаным жилетом, надетым на голое тело.

Энни вгляделась в них и позвала:

— Ники, рада тебя видеть! Меня послал отец! У меня есть дело к Темному Быку!

— Привет, Белая Сойка! — отозвался щеголь в жилете. — Мы рады тебя видеть! Следуй за нами вместе с твоими спутниками!

Их кони слаженно развернулись и поскакали вправо, к лесу, где под навесом из срубленных веток стоял длинный стол.

Энни озадаченно посмотрела вслед индейцам и проговорила:

— Что-то не то. Это не праздник…

— Это сбор вождей, — сказал Джуд. — Я вижу типи Тапахонсо из Аризоны. Много чужих. Будем вежливы. Не забывай об уважении к чужим, Белая Сойка. Свои тебя знают, а чужие могут неправильно понять, даже если ты ничего не скажешь.

— Опять эти наставления, — проворчала Энни, но присмирела.

За длинным дощатым столом сидели два человека, по одному на каждом конце, и от этого стол казался еще длиннее.

— Кто привез сюда столько досок? — насмешливо спросил Джуд. — Наверно, индейцы новой породы. Которые не могут есть на земле.

— Это старый стол, — сказал тот, что носил оперение. — Здесь жили белые. Они рыли землю. От них остался только этот стол. И могилы.

— Белая Сойка, — сказал Ники Кожаный Жилет. — Ты останешься здесь и будешь ждать.

— Я хочу видеть своих сестер, — сказала Энни. — Я привезла им подарки. Мне надо видеть Темного Быка.

— Ты будешь ждать здесь. Сейчас ты не можешь никого видеть, — с мрачной торжественностью произнес молодой индеец и ускакал вслед за своими товарищами.

Мы привязали лошадей к прутьям навеса, и Энни с Джудом принялись отвязывать коробки с подарками, а я подошел к столу.

Те двое, что сидели за столом, были в городской одежде. Они не встали, чтобы поздороваться с нами, и не протянули для приветствия рук. По той простой причине, что их руки были связаны за спиной.

— Ой, мистер Скиллард? — удивилась Энни. — Что вы тут делаете?

— Жду ужина, — мрачно заявил мужчина в высокой белой шляпе.

— Вы думаете, нас подадут на ужин? — поинтересовался второй пленник, в кожаной фуражке. — А я-то надеялся дожить хотя бы до обеда.

— Кажется, тебя зовут Энни Уолк? — спросил Скиллард. — Ты не развяжешь меня, юная леди?

Энни промолчала, укладывая коробки под навес.

— Конечно, не развяжешь, — продолжал Скиллард упавшим тоном. — Ты же с ними заодно, юная колдунья. Ты такая же, как твой брат. Дикари тебе ближе, чем белые люди.

— Не бойтесь, никто вас не съест, — сказала Энни. — Не знаю, почему вы тут оказались в таком положении, мистер Скиллард.

— Почему? Я тоже хотел бы знать почему! Они привезли меня и привязали, и ничего не говорят! — раздраженно воскликнул пленник. — Они болтают только на своем диком наречии, я ничего не понимаю. Но, оказывается, они при этом умеют прекрасно говорить и на человеческом языке!