– Отними у него шкатулку! – закричал Белый князь с тревогой в хриплом голосе, разрубая плечо другому разбойнику.

Удаче не надо было повторять этот призыв дважды. Он бросился в подворье, где Гусейн на бегу убрал саблю в ножны и скрылся за воротами. Когда за ворота выбежал его преследователь, вор был уже в седле, пришпоривал кобылу, разворачиваясь от посадской площади в темноту улицы. Удача стремглав вернулся к конюшне. Без промедления вывел во двор своего неосёдланного жеребца. Тот обеспокоено перебирал ногами, но позволял наспех застёгивать уздечку. Лязг сабель в сарае внезапно стих, из него пошатываясь и держась ладонью за расползающееся пятно крови на груди, выступил Белый князь.

– Догони его! – сквозь зубы прорычал он. – Отними!

Запрыгнув на спину жеребца, Удача диким наездником взвизгнул в ухо животному, словно кентавр, слился с ним в одном устремлении скакать во весь дух в погоню за похитителем золотой розы.

У Гусейна было преимущество – он знал город. Однако в безлюдной тишине улиц топот копыт и лай разбуженных собак слышались далеко и, как маяк, притягивали преследователя, который не уступал лучшим степным наездникам. Удача постепенно нагонял вора и наконец увидел его согбенную спину в конце сжатой заборами улочки. Гусейн свернул с неё на другую, которая вела к южным окраинам, прочь от тускло‑золотых луковок церквей и собора Белого города. Однако преследователь настиг его задолго до последних домов окраины. Барсом прыгнул с жеребца ему на спину, вытолкнул с седла, опрокинул на забор и свалил предателя, убийцу и вора в уличную пыль.

Удар головой о плотно сбитый частокол потряс Гусейна. Он лежал на земле и не шевелился даже при злобном рыке пса, который раздался за забором. По соседству залаяли другие собаки, им скучно ответил вой на противоположной стороне улицы, но ни одной живой души не показалось из расположенных поблизости домов. Жеребец Удачи без наездника замедлял бег, остановился и сам повернул обратно. Он затрусил назад так, будто понимал, что дело, ради которого запалился и взмок от пота, успешно выполнено.

Удача присел на корточки. Гусейн не выказывал признаков сознания. Его пальцы скрючились, как когти стервятника, намертво сжимали завязанные узлами тесёмки похищенной сумки. Удача не стал высвобождать сумку, просто взрезал её кинжалом, который был в ножнах лежащего преступника. Вынув через дыру шкатулку из красного дерева, он встал и отступил от тени забора к бледному лунному сиянию, которое нарастало, сбрасывало пелену облаков. Полумесяц в окружении звёзд появился в большом просвете, ясно высветил замочки в виде золотых пчёлок, золотые пластины с чеканкой и соловья из слоновой кости на резной крышке. Хотелось приоткрыть её и заглянуть внутрь, но он не стал этого делать, отложил шкатулку и занялся вором. Вывернул ему руки за спину, после чего снятым с него же поясом туго затянул и связал чёрные от густых волос запястья.

14. Смерть вора

Знать города и шахский посол Кулымбек уже два часа как пировали в большом саду пригородного имения воеводы. Столы были расставлены на зелёной лужайке, впритык один к другому, а возле них радовали глаз белые цветы вишен, розовые цветы персиковых деревьев, белые с красными сердцевинами цветы яблонь. Вокруг деревьев сыто жужжали пресыщенные шмели, только пробуя нектар на выбор то в одном, то в другом цветке. Такими же пресыщенными от яств на накрытых белыми скатертями дубовых столах были и гости воеводы. Они устали жевать, пробовать осетрину, разносолы, пить заморское вино и местную монастырскую водку. Сначала пирующих развлекали борцы, затем казаки, – они на спор бросали на горлышки пустых бутылок арканы, управляясь с этим не хуже степняков. Наконец два стрельца привели из темницы связанного Гусейна. Кулымбек постепенно изменился в лице, тяжело встал со стула, вышел ему навстречу.

– Ты будешь казнён, подлое отродье гадюки, как вор и убийца, – гордо объявил он, чтобы слышали примолкшие гости воеводы. – Я поклялся спустить с тебя шкуру. И я сделаю это. Сегодня же.

– Ты не смеешь казнить меня без воли на то великого шаха, – сумрачно объявил Гусейн.

Кровь ударила Кулымбеку в голову от гнева, от пьянства и от пережитого в течение нескольких суток подряд смертельного страха. Он побагровел и сорвался на визгливый крик:

– Ты украл подарок великого шаха великому государю! Ты убил моего брата!

– Я убил твоего брата? – глядя ему в лицо, нагло оскалился в усмешке Гусейн, будто загнанный в угол волк, которому терять уже нечего и он готов броситься на первого, кто приблизится. – Кто это может подтвердить? Только он? – Он кивнул на Удачу, который сидел по левую руку от воеводы. Голос его стал дерзким и уверенным в своей правоте. – Твой брат умер у меня на руках. Ему разбило голову, когда нас выбросило на берег. А казнить ты меня торопишься, чтобы скрыть позор брата. Твой брат украл подарок шаха Абасса. Я же хотел вразумить его вернуть украденное. Да, так и было. Была буря, я хотел остановить его, но он оттолкнул меня от кормы струга, и я не успел помешать ему спуститься по верёвке в чёлн. Я спустился за ним, надеясь предотвратить беду, однако он уже перерезал верёвку. В мгновения нас подхватило волнами и понесло от кораблей. Именно так всё и было Кулымбек. И я рад, что смог рассказать это при гостях воеводы.

Кулымбек сообразил, что допустил оплошность, решив поизмываться над ним в присутствии знатных свидетелей.

– И поэтому прошлой ночью ты пытался украсть бесценную шкатулку опять?

В голосе его звучала откровенная издёвка. Но Гусейн вскинул голову и ответил с неожиданным достоинством оболганного врагами честного человека.

– Я полагал вернуть тебе шкатулку этим утром. Мне показалось, Белый князь хочет её поскорее увезти и спрятать, и я напал на него.

– Зачем же в таком случае было бежать из города? – бледный от потери крови спокойно возразил седовласый князь. Он сидел вполоборота к преступнику, напротив архиепископа Пахомия, в сером, обшитом серебряными нитками бархатном кафтане поверх белоснежной рубахи. – Ты на меня натравил шайку отпетых грабителей. Я охранял её от тебя. Не знал, откуда она, но подозревал неладное. Уж больно странным было связать тебя с такой удивительной вещью.

Он смолк, всем видом показывая, что высказался и не желает больше слушать лжи Гусейна.

– Из города я бежал от погони. Я же не мог знать, кто за мной гонится, Кулымбек? – примирительно сказал Гусейн, ничуть не смущаясь такими обвинениями. – А насчёт грабителей, я согласен. Это единственная моя вина. Но кто бы ещё согласился напасть на князя? Я заплатил им последние деньги, только чтоб вернуть шахский подарок тебе, Кулымбек. Чтобы спасти твою голову от позора и плахи.

Шахский посол трезвел и становился мрачнее предгрозовой тучи. Многие за столами, если и не поверили вору, однако не могли не признать определённую шаткость возводимых обвинений.

– Похоже, я, действительно, не могу наказать тебя сам, – помолчав, глухо сказал посол. – Пусть решает великий шах. Но прежде ты со мной поплывёшь в Москву. И за тобой будут смотреть верные мне люди, не спуская глаз, чтобы ты не сбежал опять.

Вздох облегчения вырвался из груди Гусейна. Краска жизни проступила на смуглых щеках, а тень усмешки скривила по‑женски чувственные губы. Кулымбек сделал вид, что не замечал её. Воевода махнул шёлковым платком десятнику невозмутимых стрельцов.

– Уведите! Отведёте его к посольскому стругу. – И объяснил остальным гостям: – Сами разберутся. Нечего нам ввязываться в это запутанное дело. – Затем крикнул в спины поведшим Гусейна песчаной дорожкой сада стрельцам и погрозил для подтверждения слов указательным пальцем: – Передайте, чтоб следили за ним как следует!

– До отплытия пусть не развязывают его! – громко добавил Кулымбек. Глаза его блеснули злой мыслью, отражением какой‑то внезапной задумки, и он объявил воеводе и его гостям: – Я отплываю сегодня же вечером.

– На ночь глядя? – удивился воевода. – Кто ж на ночь отправляется? Погоди до утра.