На всем побережье графства Ньебла, в этой стране замечательных моряков, он встретил до сих пор только четырех человек, готовых сопровождать его, и то благодаря королевскому указу, обещавшему помилование всем судившимся или осужденным, если они запишутся в экипаж.

Один матрос, живший вблизи Палоса, по имени Бартоломе Торрес, поссорился с городским проповедником Хуаном Мартином, человеком крутого нрава, и заколол его. Дрались они один на один и совершенно честно, и все же суд приговорил его к смерти на виселице, оттого что покойный состоял на службе у городских властей.

Возмущенные приговором и не желая оставлять в беде товарища, с которым они вместе столько раз шли навстречу смертельной опасности в морских просторах, другие три моряка – Альфонсо Клавихо, Хуан де Могер и Перо Искьердо, добрые сердца и буйные головы, взяли приступом городскую тюрьму и освободили Бартоломе Торреса. За это нападение они также были приговорены к смерти, и все четверо бежали из Палоса, чтобы спастись от виселицы, и скрывались в окрестностях, поддерживаемые тайной помощью земляков.

Эти четыре моряка и были единственными, предложившими свои услуги Колону; они решились вернуться в Палос под защитой королевского указа о помиловании.

Фернандо Куэвас все больше сомневался в том, что его хозяину удастся совершить свое пресловутое путешествие. Будущему адмиралу моря Океана предстояло, очевидно, оставаться на суше вместе с двумя своими слугами.

Глава II

В которой дон Кристобаль решается наконец «поставить стол» благодаря Пинсону‑старшему и получает от него полмиллиона мараведи, и в которой будущее путешествие, поддержанное королевской четой, превращается в предприятие общественное и народное.

Колон припоминал, что он несколько раз уже беседовал с Мартином Алонсо в комнате настоятеля монастыря Рабида.

Пока он дожидался в монастыре ответа королевы на письмо, отправленное в Санта Фе отцом Хуаном Пересом, моряк из Палоса, приглашенный монахом, беседовал с ним о море и его тайнах.

Фантазер, считавший всегда, что он окружен людьми, стоящими ниже его, которыми он имеет право распорядиться по‑своему, понял с первых же слов, что имеет дело с человеком такого же склада, как он сам, рожденным для власти, для опасных предприятий, требующих большой душевной твердости.

Он был учтив в обращении, приветлив с нижестоящими, остроумен и восторжен, как все андалусцы, приятен в разговоре благодаря мягкому произношению, свойственному всем его землякам, и звал сеньором каждого, кто был старше его по возрасту, хотя бы это был простой матрос.

Этот человек был, возможно, самым популярным во всем графстве Ньебла благодаря его успехам мореплавателя в мирное время и подвигам, совершенным им во время войны с Португалией, когда он снарядил свое судно и предоставил его к услугам испанской королевской четы. В течение всей этой войны он был корсаром и совершал набеги на соседние португальские берега и суда, укрывавшиеся в их портах.

Но он был не только человеком действия; помимо славы моряка, он обладал еще и крупным состоянием, которое приобрел, снаряжая свои и чужие суда. Когда начали распространяться идеи так называемого Возрождения, он, подобно многим людям своего времени, стал жадно стремиться проникнуть в тайны природы. По своей внутренней сущности Мартин Алонсо был очень сходен с Колоном: его занимали географические загадки, все, что таилось за пределами океанской пустыни. Но, занимая более высокое общественное положение, чем иностранец, и будучи связан делами с целым семейством моряков, которые во всем с ним советовались, он никогда не мог найти нужного времени, чтобы удовлетворить свою любознательность искателя.

К этому времени ему было около пятидесяти лет; он был женат на донье Марии Альварес, от которой имел пятерых детей. Он был главой семьи, носившей имя Пинсон, – имя, которое, возможно, было когда‑то прозванием птицы, а со временем превратилось в фамилию.[73] Семейство это делилось на две ветви: первую, к которой он и принадлежал, состоявшую из трех братьев – его самого с детьми, Франсиско Мартина Пинсона и Висенте Яньеса Пинсона, и вторую, возглавляемую его двоюродным братом Диэго Мартином Пинсоном, по кличке Старик, также имевшим жену и многочисленных сыновей‑моряков. Кроме того, Мартин Алонсо находился в родстве со всеми знаменитыми семьями моряков, жившими в портах реки Тинто и реки Одиэль. Он занимался торговлей, плавая в Гвинею и на Канарские острова, и посещал различные порты западной части Средиземного моря, до берегов Италии и Сицилии.

В последнее время этот, худощавый человек с низким голосом, бронзовым лицом и глазами то веселыми, то задумчивыми был, казалось, одержим одной упорной мыслью. Он говорил о друге, который у него был в Риме, человеке, которого он считал чрезвычайно влиятельным, поскольку тот был приближенным папы Иннокентия VII и ведал его библиотекой.

Это был один из многих испанцев, обосновавшихся в Риме со времен папы Каликста III, знаменитого Альфонсо Борджа, первого римского папы родом из Испании. После смерти Альфонсо его племянник, кардинал Родриго де Борджа, который тоже потом занимал папский престол под именем Александра VI, сохранил свое влияние в Ватикане и роздал бесчисленным испанцам самые выгодные должности, сделав их прелатами, папскими офицерами, солдатами папской гвардии, юристами и ходатаями по делам перед папским престолом.

Пинсон часто обменивался письмами с этим другом, которого считал очень могущественным, и советовался с ним по различным вопросам, занимавшим его как моряка. Человек глубоко религиозный, как все его современники, он считал ватиканского библиотекаря бездонным кладезем учености. Ведь самые великие тайны человеческого познания, несомненно, хранилась в библиотеке святейшего отца. Отправляясь на своей каравелле в плавание по Средиземному морю, которое должно было закончиться в римском порту Остии, Пинсон сообщил друзьям о том, какую новость он собирается оттуда привезти. Его знаменитый римский друг обещал показать ему карту, хранящуюся в Ватикане, на которую был нанесен – как и на многие другие карты того времени – большой остров, расположенный за Канарским архипелагом, носящий название Антилии, или острова Семи Городов, но на этой карте названный Сипанго, согласно указаниям Марко Поло и многих других.

Мартина Алонсо уже несколько лет занимали таинственные острова Атлантического океана, о которых столько говорили соседи‑португальцы, и он, по‑видимому, решился немедленно совершить это путешествие. Как только его друг, римский космограф, покажет ему «многие и великие писания», которые находятся в его ведении и в которых говорится о землях еще не открытых, он вернется в свой город и снарядит одно или два судна, чтобы сделать это открытие.

Колон узнал обо всем этом из разговоров с местными моряками. Настоятель Рабиды тоже много раз выслушивал планы Мартина Алонсо. Все это заставляло фантазера мечтать о скорейшем возвращении прославленного палосского шкипера и о союзе с ним, во избежание соперничества.

Легенда, сложившаяся после смерти Колона, в течение трех веков изображала нам его гением, возвышавшимся над современниками, подобно одинокой горе среди пустыни; но этот романтический и неверный образ как нельзя более расходился с действительностью. Из него делали сверхъестественное существо, владевшее тайной, известной ему одному, вплоть до того, что, умри он, – ни один человек не совершил бы того, что удалось совершить ему.

Но в действительности Колон вовсе не чувствовал себя единственным среди общего невежества и тупости; ему, напротив, приходилось немало волноваться и спешить, чтобы другие не опередили его в открытии тайны, которая уже не была тайной ни для кого из любознательных моряков. Он боялся, как бы его не обогнали португальцы, которые уже совершали тайные походы по значительной части Атлантического океана. Он боялся еще более непосредственной опасности – как бы этот андалусский мореплаватель и судовладелец, всегда опирающийся в своих предприятиях на лучших моряков графства Ньебла, не пустился один на поиски этого острова Сипанго, который так занимал его последние месяцы.