Диана рассеянно пролистала тощую историю болезни Говарда Харпера (запоминая, однако, каждую страницу с фотографической точностью), затем вновь посмотрела на опустевший стол, коснулась пальцами его края, закрыла глаза, сосредоточилась…

…Теперь стол не пуст: на нем лежит человек – тело прикрыто белой простыней, голова замотана бинтами, из носа тянется прозрачная трубка, по которой струится жидкость. Такие же трубки выбегают из-под простыни, а под кроватью негромко жужжит моторчик насоса. Жизнь человека поддерживается десятком хитроумных внешних механизмов…

Ее транс продолжался не дольше пары секунд – Юхан не успел удивиться или встревожится – и не принес особых результатов. Даже, случись вдруг нежданная встреча, не опознать экс-пациента госпиталя святого Брендана…

Казалось, медбрат хочет что-то сказать, но не решается. Наконец решился, но прозвучал отнюдь не вопрос, чем «доктор Мария Ладыгина» собирается заняться сегодня вечером.

– Вы знаете, я немного разбираюсь в военной атрибутике… – сказал Юхан. – В основном интересуюсь немецкой, но и про другие страны кое-что знаю. Не нравится мне форма, что сняли с этого якобы Харпера. Очень похожа на настоящую, но… фасон чуть-чуть иной, и шевроны несколько меньше по размеру, и пуговицы не такие, и обшлага рукавов на липучках… Странно. Если хочешь изобразить штатовского военного – так ихней формы в Копенгагене, в магазинчиках на Стрёгет, навалом. Можно хоть моряком нарядиться, хоть летчиком, хоть «зеленым беретом» – с полной достоверностью. И дешевле выйдет, чем шить мундир заново, да еще и с погрешностями в деталях. Вы представляете, сколько стоит отштамповать уникальные металлические пуговицы для такого мундира?

Юхан замолчал, словно давая Диане возможность поразмыслить над дороговизной пуговичного производства. Потом продолжил:

– Да и жетон этот… Раньше всегда на них выбивали вероисповедание и номер страхового свидетельства военнослужащего, а на этом – нет. Имя, звание, группа крови, – и всё. Причем жетон не алюминиевый, как положено, а пластмассовый… Пластик, по-моему, ферромагнитный – но магнитную запись информации для флотских жетонов никогда не использовали, слишком легко можно ее повредить на корабле, особенно во время боевых действий. Стереть, размагнитить… Или штатовцы в последние год-два придумали более надежные магнитные носители, или… – Юхан не закончил свою фразу.

«Или в американском флоте есть подразделения настолько засекреченные, что про них ничего не известно ни отделу по связям с общественностью, составлявшему отписку для госпиталя, ни военно-морскому атташе США в Копенгагене, – подумала Диана. – Подразделения со своей формой, со своей атрибутикой… Но пуговицы-то для них зачем клепать новые? Нелепица…»

Она спросила:

– Где этот жетон сейчас?

– Забрали американцы… Кстати, группа крови у больного полностью совпадала с указанной на жетоне группой крови лейтенанта Харпера. Правда, с кровью у него творилось что-то неладное. По-моему, даже доктор Вульфсен оказалась в затруднении…

– Это кого тут интересуют мои затруднения? – раздался сзади женский голос. Диана и медбрат синхронно обернулись. В дверях палаты стояла невысокая полноватая женщина лет сорока пяти, в таком же салатно-зеленом медицинском одеянии. Портрет дополняли прямые светлые волосы и цепкие серые глаза. В глазах пылал настороженный огонек.

– Кто вы такая и как сюда проникли? – этот вопрос был обращен к Диане. Та как можно более мило улыбнулась, сняла с лацкана допуск и протянула доктору Вульфсен.

Встретилась с недоброжелательным взглядом серых глаз, зацепилась, дала первый легкий мысленный посыл – сейчас эта церберша увидит все недостающие на документе печати и подписи… Говорила Диана спокойно, размеренно, чтобы не позволить собеседнице взвинтить себя, выплеснуть в кровь гормоны, разорвать ментальный контакт.

– Я Мария Ладыгина, врач из России. Меня к вам направили на стажировку, а этот случай меня очень заинтересовал. Скажите, доктор, исследования состояния внутренних органов Харпера…

– Ваш документ недействителен, – перебила доктор Вульфсен, удостоив запаянную в пластик карточку лишь беглого взгляда. Лицо ее сразу же стало еще более подозрительным. – Что вы здесь делаете?!

Не сработало… Непонятно почему, но первая попытка внушения не оказала действия… Попробуем иначе.

Последний вопрос фру Вульфсен прозвучал излишне громко и резко. Услышав его, маячивший в коридоре охранник госпиталя – здоровенный детинушка с внушительной кобурой на поясе – тут же возник на пороге реанимационного бокса. Ситуация обострялась.

– Извините, а вы кто? – тоном наивной студентки осведомилась Диана, постаравшись, чтобы в голосе прозвучали обида и удивление.

– Я доктор Сара Вульфсен, заведующая отделением интенсивной терапии госпиталя святого Брендана. И у нас нет никаких стажеров. Поэтому вы сейчас же отдадите мне историю болезни, которую держите в руках, и как можно быстрее покинете госпиталь, пока я не попросила полицию вас арестовать!

Вот еще, фыркнула про себя Диана. Только-только началось самое интересное… И сказала самым примирительным тоном:

– Да, конечно же. Но сначала вы расскажете мне всё, что не вошло в историю болезни Говарда Харпера.

На сей раз ментальное воздействие оказалось на порядок сильнее.

Лесник ожидал ее у окна, глядя на панораму города и нетерпеливо барабаня пальцами по переплету. На стук каблуков Дианы он резко обернулся, сказал:

– Я уже в курсе, что американцы улетели вместе с Харпером… Мог бы узнать и раньше, если бы владел датским, слухи тут быстро распространяются. Ты что-нибудь сумела выяснить о его болезни?

– Самого интересного не смогла… Твоего допуска оказалось недостаточно, а когда я начала задавать вопросы, меня пригрозили сдать в полицию!

– Прямо так вот сразу и в кутузку – всего лишь за невинное научное любопытство?

– Именно так. Лечащий врач, суровая нордическая женщина, вполне серьезно собралась вызвать полицейских, если я сейчас же не покину помещение. Поскольку здешний охранник маячил у нее за спиной – с пушкой на поясе и переносным «тревожным пультом» на груди, я решила не доводить дело до скандала…

Лесник не поверил:

– Тихо-мирно ушла? Ничего не предприняв?

– Попыталась предпринять… Но у фру Вульфсен или стоит мощный гипноблок, противодействующий внушению, или достаточно редкая врожденная сопротивляемость.

– Волчья дочь, что ты хочешь… – не совсем точно перевел Лесник фамилию церберши в белом халате (вернее, в салатной униформе св. Брендана).

– Но хоть что-то про лейтенанта Харпера тебе все же удалось разузнать?

– Да. И даже пролистать его историю болезни. Крайне странный документ, надо сказать. Разнобой в результатах анализов и функциональной диагностики наводит на мысль, что вся история – фальшивка. Но если надергали кучу бумажек из карточек разных больных, чтобы задурить посторонним голову, – зачем тогда госпожа валькирия буквально выдрала папку у меня из рук?

– В чем именно выражается разнобой? – заинтересовался Лесник.

– Да просто не бывает так: моча как у восемнадцатилетнего юноши, не имеющего проблем со здоровьем, и при этом кровь глубокого старца, подверженного куче застарелых хворей… Есть и другие противоречия, не буду утомлять тебя медицинскими подробностями, поверь уж на слово – НЕ БЫВАЕТ.

– Отчего умерли семеро спутников лейтенанта?

– От моря – если назвать причину одним словом. От целого ряда наложившихся неблагоприятных факторов, воздействующих на жертвы кораблекрушений: холод, обезвоживание, голод, длительный стресс… Что тоже весьма странно, никак они не могли слишком долго болтаться на волнах в районе с весьма оживленным судоходством.

– Трупы американцы забрали с собой?

– Нет, их кремировали пять дней назад. Сразу после того, как начали проявлять активность штатовцы. Кстати, есть еще один интересный момент: американская форма Харпера – не совсем американская…