— Да плевал я на эту должность, — ответил я. — Мне уже не обидно. К тому же, Корриган — славный малый.

Тут я, конечно, лукавил. Корриган ни бельмеса не смыслил в бухгалтерии и повышением своим был обязан заурядной подсидке. Интересно, подумал я, а в других учреждениях такая же кадровая политика?

— Доедай яичницу, Гарольд, — велела мать. — И про бекон не забудь.

Пола злобно расхохоталась.

— Да он и так на снеговика похож!

— Ничего подобного, — ответил я.

— Ay нас… то есть, у полицейского управления, есть что-нибудь конкретное? — не унимался О'Брайен. — Улики? Следы? Что-нибудь, кроме домыслов?

Сержант Уолтерс почувствовал лёгкое раздражение.

— Кроме, как вы выразились, домыслов, у нас нет ничего.

— Отпечатки пальцев?

Уолтерс рассмеялся.

— Будь у нас отпечатки, неужели этот бомбовоз до сих пор разгуливал бы на воле?

— Я имел в виду другое. Может, у нас есть его отпечатки, только они нигде не зарегистрированы. Даже в Вашингтоне.

— Нет, отпечатками мы не располагаем, хотя изучили все найденные фрагменты бомб, клочки обёрточной бумаги и обрывки бечёвки. Ничего.

— Разве Тайсона поймали не благодаря отпечаткам пальцев? — продолжал наседать на сержанта О'Брайен.

Уолтерс кивнул.

— Именно так. Но тогда мы завладели целой бомбой, которая не взорвалась, и обнаружили на одной из батареек отпечатки большого и указательного пальцев. — Сержант ненадолго задумался. — Причём это были отпечатки не Тайсона, а продавца из скобяной лавки. Мы нашли эту лавку и просто следили за каждым покупателем, который приобретал батарейки для фонарика. — Уолтерс усмехнулся. — Тайсону было пятьдесят два года. Пухленький добродушный человечек, живший в доме двух своих тётушек, старых дев. В подвале мы нашли рулон обёрточной бумаги, и тот кусок, в который была запакована бомба, идеально состыковался с концом рулона. Так Тайсон угодил на электрический стул. — Сержант Уолтерс мечтательно вздохнул. — Эх, кабы нам удалось завладеть каким-нибудь изобретением этого новатора, прежде чем оно взорвётся…

Есть люди, которым не только не вредно, но даже полезно иметь несколько фунтов лишнего веса, и я убеждён, что принадлежу к их числу.

— А почему, собственно, ты считаешь, что созерцать тебя — такое уж большое удовольствие? — спросил я Полу. — Ведь ты — кожа да кости. И долговязая. И сидишь у меня на шее.

На щеках сестры вспыхнули два багровых пятнышка.

— Я совершенно не костлява. Просто слежу за своим весом.

— Не понимаю, зачем, — елейным голоском вымолвил я, — если мужчины даже не смотрят в твою сторону.

— Жирный болван! — прошипела Пола.

— Похоже, тебе придётся покупать мужа за деньги, — со злорадной ухмылкой продолжал я. — Надо полагать, когда-нибудь ты так и сделаешь.

— Дети, дети! — рассердилась мать. — Неужели нельзя обойтись без этих перебранок? — Она громко стукнула ложкой по столу. — Допивай кофе, Гарольд, тебе уже пора.

Я взглянул на часы, которые показывали четверть девятого, и спросил:

— У нас есть фонарик?

— Кажется, да, — ответила мать. — Посмотри в кладовке.

Я отыскал фонарь, извлёк из него батарейки и спустился в подвал. Бомба должна была взорваться вчера в половине пятого вечера, но ни по радио, ни по телевизору ни о каких взрывах не сообщили, и, в конце концов, я с огорчением признал, что механизм не сработал. Пришлось ехать на Двенадцатую авеню, к автовокзалу, и незаметно забирать адскую машину. У полицейских великолепная криминалистическая лаборатория, и если им в руки попадёт неразорвавшаяся бомба, это будет очень скверно: никогда не знаешь, что они могут обнаружить.

Я заменил батарейки и снова испытал механизм. На сей раз всё заработало, как надо. Протерев детали бомбы носовым платком, я натянул перчатки и снова собрал её, поставив счётчик времени на половину второго пополудни. Потом я сунул устройство в картонку из-под башмаков, оторвал от рулона кусок обёрточной бумаги, тщательно завернул коробку и перевязал её бечёвкой, подумав при этом, что следующую бомбу, наверное, придётся поместить в водонепроницаемый мешок. Свёрток не представлял ни малейшей опасности, но я обращался с ним крайне осторожно. Поднявшись наверх, я положил бомбу на кухонный стол и сказал:

— Отвези её на автобусную станцию на Шестьдесят восьмой авеню. Взрыватель сработает в половине второго.

Пола поморщилась.

— Не мог, что ли, выбрать более приличное место? Там же трущобы. Женщине на улице показаться нельзя, того и гляди изнасилуют.

— Тебе это не грозит, — желчно ответил я.

Мать горестно вздохнула.

— Сколько ещё ждать? — спросила она. — Когда же мы, наконец, взорвём дядюшку Мартина?

— На следующей неделе, — пообещал я. — Но и после этого придётся подложить ещё несколько бомб, иначе полиция заподозрит, что у взрывника есть какой-то разумный мотив. Если, конечно, мы хотим унаследовать дядюшкин миллион.

— Ой, как же я мечтаю своими руками подложить под него адскую машину! — кровожадно проговорила Пола, и я уловил в её словах отголоски теорий Фрейда.

— Это невозможно! — резко ответил я. — Сама знаешь: дядюшка Мартин никуда не ходит. Только в турецкую баню. Поэтому бомбу подложу я.

— Ну, и сколько людей, по-вашему, соответствует этому собирательному образу? — спросил О'Брайен.

— Трудно сказать, — ответил сержант Уолтерс. — Хорошо бы заиметь картотеку с данными на всех местных жителей и пропустить эти данные через вычислительную машину фирмы «Ай-Би-Эм». Но увы. По моей оценке, таких людей около тридцати тысяч.

— Да, немало. К тому же, они рассеяны по всему городу.

Уолтерс не мог не согласиться с въедливым курсантом.

К пяти часам я всё-таки управился со счётом Эванса и попал домой без четверти шесть, когда сержант Уолтерс загонял в гараж свою машину.

Я почти ничего не знаю о сержанте Уолтерсе. Слышал, что он служит в управлении полиции и занимается какой-то бумажной работой.

Кивнув мне, он зашагал к дому. Мы уже десять лет соседствуем с ним в этом особняке на две семьи и пользуемся одним гаражом, и всё же я сомневаюсь, что сержант узнает меня, если встретит на улице.

Это очень печально. Похоже, люди вообще не замечают меня.

Орёл или решка[19]

— Я гражданин и исправный налогоплательщик, — заявил я. — И требую, чтобы вы по окончании своей опустошительной деятельности всё вернули в первоначальное состояние.

— Пусть это вас не беспокоит, мистер Уоррен, — сказал инспектор полиции сержант Литтлер. — Городские власти об этом позаботятся. — Он улыбнулся. — Независимо от того, найдём мы что-нибудь или нет.

Он, разумеется, имел в виду тело моей жены. Пока они его не нашли.

— Для этого вам придётся потрудиться, сержант. Весь сад перекопан. Лужайка похожа на вспаханное поле. Вы перевернули вверх ногами весь дом, а теперь, я вижу, ваши люди тащат в подвал отбойный молоток.

Мы сидели на кухне, и Литтлер не спеша потягивал кофе. Он всё ещё был преисполнен уверенности.

— Общая площадь Соединённых Штатов составляет три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль, включая водоёмы.

Он явно выучивал такие цифры специально для подобных случаев.

— Включая Гавайские острова и Аляску? — язвительно спросил я.

Он не рассердился.

— Их, я думаю, мы можем исключить. Как я уже сказал, общая площадь Соединённых Штатов три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль. Это горы, города, фермы, озёра и пустыни. И тем не менее, если человек убивает свою жену, он неизменно закапывает её на своей территории.

Естественно, подумал я. Самое безопасное место. Если это сделать в лесу, то какой-нибудь бойскаут в поисках наконечников для стрел непременно наткнётся на неё.