— Пленку.
— Какую еще пленку?
— Ну ту, что вы просили меня принести. Из кабинета Тейнета.
Повисла долгая пауза. Морелли, Флавия и Аргайл недоуменно качали головами.
— Так вы хотите сказать, что действительно прослушивали его кабинет?
— Ну да, конечно. И до сих пор в толк не возьму, как вы об этом узнали. Установил ее несколько месяцев назад. Подозревал, знаете ли, о финансовых махинациях, вот и решил…
— Так какого черта вы раньше об этом не сказали?
— Но это незаконно, — смущаясь, еле слышно признался Стритер.
— Просто ушам своим не верю, — пробормотал Морелли. — Так у вас и в самом деле… Ладно, к черту подробности! Где она? Давайте сюда пленку!
Стритер протянул ему маленькую коробочку.
— Должен отметить… — начал он, но Морелли жестом остановил его.
— Заткнитесь, Стритер, — скомандовал он.
Детектив взял у патрульного радиопереговорное устройство, поместил туда пленку, надел наушники и стал слушать. Тишина показалась присутствующим просто невыносимой, но Морелли еще более усугубил волнение, издавая время от времени смешки, хмыкая, хмурясь и поглядывая на сотрудников музея то с подозрением, то с разочарованием, но с плохо скрываемой злобой. По всей видимости, пленка была интересная. Наконец он снял наушники, выключил аппарат и оглядел присутствующих с видом глубочайшего удовлетворения.
— Все правильно, — весело сказал он стоявшим у дверей полицейским. — Можете арестовать его и предъявить обвинение в убийстве отца. Это пока, на данный момент. Позже может добавиться ди Соуза. А вы, — он указал на Лангтона, — обвиняетесь в покушении на мошенничество и преступном сговоре с целью убийства.
Вывести Морзби из дома и усадить в полицейский автомобиль оказалось не так-то просто. Он бешено сопротивлялся, а мужчиной он был крупным и сильным. Полицейским пришлось изрядно попыхтеть и надавать ему пинков; надо сказать, что последнее они делали с удовольствием. Морзби в наручниках вывели из дома, и это вызвало оживление среди собравшихся репортеров.
— Почему вы обвиняете в убийстве меня? — возмущенно спросил Лангтон, и внимание всех тут же переключилось на него. — Я никому ничего плохого не сделал.
— Таков закон.
— Но это просто смешно! Вы ничего не можете доказать!
— Если вы обманывали Морзби с бюстом, то отсюда проистекает и все остальное.
— Если, — с нажимом повторил Лангтон. — Но я не собираюсь отказываться от своих слов. Бюст я купил у ди Соузы, и, насколько мне известно, именно ди Соуза украл его. Вы не можете доказать, что ящик был пуст.
Флавия одарила его ангельской улыбкой:
— Еще как можем!
— Как? — хмуро спросил Лангтон.
— Мы знаем, где бюст.
— Знаете?
— Да.
— Где же?
— Все еще в Италии. Разумеется, мы арестовали Коллинза.
— И в благодарность за столь плодотворное сотрудничество… — начал Морелли, решивший ковать железо, пока горячо.
Лангтон сразу перебил его:
— Могу я переговорить с вами, детектив?
И удалился с Морелли на кухню, чтобы обсудить дело. Учитывая обстоятельства, положение у Лангтона было незавидное, но он, видимо, уже придумал, как из него выкрутиться. Делец всегда остается дельцом, умеет с ходу оценить ситуацию. Очевидно, Лангтон считал, что, найдя выход, действовать следует незамедлительно. Торг продолжался, голоса на кухне звучали все громче и возбужденнее, оба делали ходы конем, выявляли, в чем слабина противника, отступали и снова бросались в атаку.
В результате им удалось прийти к следующему соглашению. Лангтон обязался выступить свидетелем и подтвердить, что видел, как Джек Морзби выходил из административного здания. Он также должен был детально пересказать все подробности телефонного звонка, приведшего к гибели ди Соузы, и вернуть в фонд два миллиона, которые по чистой рассеянности перевел на банковский счет в Швейцарию.
В свою очередь, Морелли обязался представить в суде дело так, чтобы симпатии присяжных оказались на стороне Лангтона, и не акцентировать внимания суда на том факте, что он подтолкнул Морзби к убийству ди Соузы. Нет, тюремный срок Лангтону, разумеется, светил, но не столь долгий. Переговоры удовлетворили обе стороны.
Пока они сидели на кухне, Тейнет с Барклаем уединились в углу у окна и тоже, по всей видимости, вели непростые переговоры. Неожиданно выяснилось, что им было о чем поговорить.
— Рад, что бюст нашелся, — произнес Тейнет с довольной улыбкой и подошел к Аргайлу. — Теперь нам не надо будет заниматься отправкой его в Италию.
— Это верно, — согласился Аргайл. — Но неплохо было бы отправить прах ди Соузы. Самое меньшее, что вы можете для него сделать в данных обстоятельствах.
— Полагаю, мы просто обязаны. Уверен, Барклай поможет с деньгами. Сейчас у нас в музее ни цента. Ну, вы понимаете, пока все не уляжется.
— Уляжется или нет, но ни цента вы больше не получите, — вмешалась в разговор сидевшая на диване Анна Морзби. — Все равно вас прикрою, будьте уверены.
Усилиями многих людей она была спасена от долгого заключения в тюрьме, однако данное обстоятельство ничуть не смягчило ее нрава. Странно, но эта ремарка не произвела на Тейнета обычного удручающего впечатления. Он с любопытством взглянул на миссис Морзби, потом перевел взгляд на Барклая.
— Не уверен, что это мудрый шаг, миссис Морзби, — сказал Барклай.
— Это почему же? — спросила она.
— Так уж складываются обстоятельства. Если вы обратитесь в суд, то музей будет бороться. И его шансы выиграть процесс весьма высоки.
— С какой стати?
— Думаю, если в суде выяснится, что вы убедили своего любовника поставить прослушку в кабинете мистера Тейнета, чтобы получить материалы для шантажа…
Морелли с Флавией переглянулись. Стритер?.. А собственно, почему бы нет? У них был давний роман, когда-то они вместе учились в колледже, именно Анна помогла ему получить работу у мужа и заимела, таким образом, своего шпиона в музее. Что ж, получается, они допустили еще одну ошибку. Анна Морзби просто кипела от ярости, вид у Стритера был самый несчастный и подавленный.
— Продолжайте! — скомандовала она.
— Мистер Тейнет сделал вам предложение…
— Какое именно?
— Миллиард достается музею, остальное — вам. С лихвой хватит на всю оставшуюся жизнь. И он требует, чтобы вы добровольно вышли из соучредителей трастового фонда.
В комнате воцарилась тишина.
— Но вы оставите идею создания Большого Музея? — спросила она наконец.
Тейнет удрученно кивнул.
— Просто нет выбора, — произнес он. — На миллиард в наши дни особенно не разгуляешься.
— Что ж, по крайней мере хоть сейчас рассуждаете здраво.
Некоторое время вдова размышляла, подсчитывая в уме все риски, прибыли и потери, затем кивнула:
— Ладно, договорились.
Решительная все же женщина, эта миссис Морзби. Тейнет улыбнулся, Барклай — тоже. Похоже, принятое решение вполне удовлетворяло обоих. Сохранение их карьер обошлось Анне Морзби в целое состояние, но и она в накладе не осталась. Впрочем, в наши дни все обходится недешево.
— Устройте это по возможности быстрее, — продолжала миссис Морзби. — Чтобы я могла умыть руки и отделаться от проклятого музея раз и навсегда.
— Понадобится время, — заметил Барклай, подсчитывая в уме свою выгоду.
— Боюсь, тут есть еще одно обстоятельство, — извиняющимся тоном произнес Тейнет, и его лицо снова приняло озабоченное выражение.
— Какое же? — спросил Аргайл, поскольку это обращение было адресовано ему.
— Деньги. Они заморожены. Все, до последнего цента.
— Простите?
— Пока не решатся наследственные и прочие вопросы. Нам будет не так-то просто получить к ним доступ.
— И что?
— Да то, что сколь ни прискорбно это звучит, мы не можем купить у вас Тициана. Просто потому, что не сумеем за него расплатиться. Боюсь, наша сделка отменяется.
— Что?!
— Отменяется. Он нам не нужен. Нет, вообще-то, конечно, очень даже нужен, но мы просто не можем себе позволить. В настоящей момент.