Командир заявил, что уйти отсюда он может без их разрешения, и горе тем, кто встанет на его пути. Нафо тут же напомнил, что на западе – огромная бесплодная пустыня и до дома египтяне не доберутся. Поэтому он хочет вернуть египтянам две лодки, часть продовольствия и кувшины для воды. Дальний путь на лодках вполне осуществим – азиаты это доказали делом. Командир даже перестал дышать, боясь спугнуть такое счастье. Как только египтяне получат лодки, они сразу же пойдут на абордаж, невзирая ни на какие потери, и тогда он доставит на корабле в свою крепость головы этих презренных чужеземцев как доказательство своей победы. Неужели эти противники такие наивные? Как же тогда они только что перехитрили его, многоопытного сына великой Черной земли?
Поколебавшись для вида, он стал предъявлять дополнительные требования: вернуть египтянам личные вещи, освободить пленного, захваченного всадниками, выдать раненых из селения (начальник не знал о состоявшейся резне беззащитных) и тела погибших товарищей. Нафо ответил, что может гарантировать только тела членов экипажа корабля, об остальных нужно просить вождя. Что же касается личных вещей, то это военная добыча, которую не возвращают. Вождь согласился на условия, египтянин тоже не стал упорствовать – все вещи он вернет силой.
Дав командиру насладиться сознанием собственной мудрости и хитрости, Нафо вдруг заявил:
– Это все не даром. За это вы отдадите нам свои луки.
Данное требование мгновенно перечеркнуло все замыслы египтянина. Без луков идти на абордаж – безумие. И он решительно восстал против. Тогда халдей в виде особой милости предложил оставить пять луков для охоты и защиты. После нового отказа Нафо вдруг заговорил с металлом в голосе:
– Я знаю, почему ты отказываешься возвращаться. Ты боишься, что тебя казнят за потерю корабля и гибель людей, за проваленную операцию. Но пойми, если ты приведешь назад лодки, то этим докажешь, что якобы догнал и перебил нас всех.
А корабль и часть людей погибли во время бури. Но если ты не согласен, я сейчас предложу все это твоим людям. Они сразу согласятся, их‑то казнить вместо тебя не будут!
Халдей попал в самое больное место. Больше всего египтянин боялся бунта своих людей, доведенных до отчаяния. Поэтому он сразу отбросил спесь и попросил только оставить им десять луков вместо пяти. На это Нафо согласился легко и сразу начал обговаривать процедуру обмена. Нужно было спешить, так как приближался вечер. Пока шли переговоры, в селение уже возвращались женщины и дети, а товарищи отвели лодки за устье речки и успели сходить за оставленными у подножья бархана вещами. Верблюда отпустили на волю. Теперь, пока командир египтян знакомил воинов с результатами переговоров, халдей пошел в селение, чтобы отдать дань уважения погибшим местным бойцам. Тела уже были уложены на окраине, в тени деревьев, покрыты чистыми простынями. Женщины скорбно пели молитвы над погибшими, но не плакали: оплакивать погибших в сражении с внешними врагами не полагалось. Нафо низко поклонился каждому в отдельности, шепча молитву и глядя в уже побледневшие лица. Каково же было его смятение, когда в последнем убитом он узнал Эль‑Кора! Несчастный юноша так и не дождался встречи с родными и не мог остаться в стороне от борьбы со своими недавними мучителями. Халдей решил сохранить все в тайне от товарищей, чтобы не вызвать новой вспышки мести. Тела египетских воинов лежали отдельно, ничем неприкрытые, и никто из аборигенов не интересовался причиной смерти раненых.
Вернувшись к берегу, Нафо приступил к осуществлению обмена. По его команде троих египетских воинов, без оружия, отвезли на лодке к кораблю, а сам он остался возле плотика. К последнему привязали конец одной из двух бухт длинных веревок, которые разматывались по мере удаления лодки. Противоположный конец другой веревки прикрепили к двум лодкам – их египтяне должны были вытянуть после погрузки продовольствия. Нафо остался заложником, но времени зря не терял. По его требованию воины складывали на плот луки и полупустые колчаны – много стрел сегодня осталось в пустыне; сам же азиат тщательно осматривал оружие, чтобы египтяне его не испортили. Впрочем, сейчас враги, сытые по горло войной, уже не помышляли о вредительстве – лишь бы заполучить средства для возвращения домой. Больше того, Нафо сумел завести с воинами‑неграми доверительный разговор и узнал, что корабль этот действительно купеческий, доставивший продовольствие в крепость. Новый начальник гарнизона реквизировал судно и начал поспешную погоню. Сначала уловка азиатов сработала, и корабль поплыл по Лазурным водам на север, но там вскоре встретились кочевники, отрицавшие появление беглецов на суше. Тогда и был предпринят поход на восток, а захват Эль‑Кора даже без допроса выдавал выбранное беглецами направление.
Аборигены тем временем принесли к берегу уже окоченевшие тела семерых египтян, в дополнение к четверым, погибшим при отступлении и вынесенным товарищами. Привели и пленного.
На корабле происходили аналогичные действия. Один воин получал и осматривал лодочные паруса, весла, якоря, такелаж, кувшины и продукты, затем передавал их в лодки товарищам. Так как паруса были слишком тяжелыми для одного человека, то их после осмотра азиаты свернули и приготовились сами спустить в лодку, но тут произошел эксцесс. Азиаты не скрывали вражды к египтянину, и тот чувствовал себя очень неуютно. Когда воин заспорил по поводу трещины в глиняном кувшине, Гато ударил его по лицу. Возникла ссора, быстро перешедшая в драку, но спорщиков растащили, после чего погрузка пошла быстрее. На веревках спустили и тела убитых моряков. Наконец, египтяне уселись в лодки, охраняемые двумя азиатами, и дали знак товарищам тащить их к берегу; одновременно египтяне на берегу отпустили плот, и азиаты потащили веревку к кораблю. Но как только плот поплыл по волнам, оба азиата выхватили из‑под плащей по топору, мощными ударами прорубили в днищах лодок несколько дыр и попрыгали за борт. Египтяне ничего не посмели сделать голыми руками против топоров, а их товарищи на берегу не сразу поняли происходящее. Догадавшись, наконец, о вероломстве, лучники пустили несколько стрел в халдея, но тот уже успел спрыгнуть в воду и ухватиться за спасительную веревку. Теперь египтянам требовалось не воевать, а быстрее вытаскивать на берег лодки, пока те не затонули. «Лодочники» даже не стали проклинать проносившегося мимо Нафо, было не до того.
Азиаты в один миг втащили на борт друга, оружие и сам плот, после чего кормчий приказал поднять якорь. Подхваченный легким ветром, корабль двинулся на восток – на родину своих новых моряков. Египтяне же, едва вытащили на сушу лодки, лихорадочно принялись затыкать дыры тряпками, ставить мачты, привязывать реи. Они спешили уйти с этого берега, ведь приближался вечер, а перемирие сохранялось только до темноты. Сражаться с аборигенами было теперь незачем и нечем, нужно преследовать корабль, хотя бы украдкой. И тут раздались крики бессильной ярости – свернутые паруса оказались распоротыми на четыре части. Когда же азиаты успели их испортить? Да во время драки на корабле! Вот то, что через много столетий назовут азиатской хитростью. Паруса можно починить, но сейчас нет времени, нужно быстрее уходить на веслах. Куда? С парусами можно было скрытно последовать за беглецами на восток и попытаться как‑нибудь ночью вернуть корабль. На веслах же нечего и пытаться, оставалось только плыть домой, против ветра, и высадиться где‑то на берегу для починки парусов. Часть египтян с кувшинами побежали к речке, запастись водой на дорогу. В суматохе они не видели того, что было хорошо заметно с корабля: отряд всадников, прячась за высоким берегом, помчался на запад. Видимо, к предполагаемому месту ночной высадки врагов.
– Я думаю, ни один из египтян не увидит рассвета, – сказал Паладиг, ни к кому конкретно не обращаясь.
Что происходило на берегу дальше, новоиспеченные мореходы уже не увидели – холмистый мыс скрыл из вида бухту, сначала давшую им всем приют, затем ставшую могилой двух товарищей.
