– Зачем было баловаться, словно малое дитя? – раздраженно выговаривала Марья.

– Помилуй, Машенька, – удрученно оправдывался царственный жених. – Зело дивно мне показалось, что зрак осьмиугольный и наконечник посоха осьмиугольный тож.

Действительно, отверстие и стальной наконечник посоха полностью совпадали, как будто были приспособлены друг для друга. Как будто? А если нарочно так сделано? Марья дернула посох. Сидит плотно, как влитой. Она навалилась всем телом, и вдруг посох повернулся вместе с узорчатой пластиной. Что-то лязгнуло, раздался грохот, многократно усиленный каменными сводами.

– Что такое? – истопник бросился на выручку.

Царь и царица недоуменно оглядывали друг друга. В подземелье ничего не изменилось. Лязгнуло где-то в сундуке. Марья осторожно заглянула в сундук. Вот это да! Днище сундука откинулось вниз, покачиваясь на петлях. Под сундуком скрывался колодец, обложенный камнем.

– Тайный ход из сундука! – воскликнул Дикий Заяц. – Зело премудро сотворено! Сколько раз здесь бывал, а не увидал! Да что я, скудоумный холопишко! Царь Борис не догадался, хотя держал в руке царский посох!

– Бориска был рабоцарем и царским посохом завладел обманом. Я – государь природный, оттого мне открылась тайна Иоанна Грозного, – важно изрек Михаил Федорович.

Марья осмотрела колодец под сундуком. Неглубокий. Если опустить свечу ниже, то на границе тьмы и света можно было разглядеть дно и очертания арки в стене. Там точно был ход в другое подземелье. Может быть, туда, где хранилась Либерия. Ей хотелось думать, что протяни руки, и вот она, мудрость веков, запечатленная в книгах. Из стены колодца торчали железные скобы, на вид надежные.

– Я спущусь вниз, – сказала Марья.

– Что ты… что ты!!! – Михаил Федорович даже поперхнулся. – Пусть холоп лезет!

– Куда ему, хромому и с покалеченной рукой!

– Тогда и я с тобой пойду, – отрезал царь.

Марье польстила решимость, с которой ее жених был готов последовать за своей невестой. В порыве нежности она прижалась щекой к его плечу, ласково погладила рукав его одеяния.

– Будь по-твоему!.. Только платье неподходящее. Измараешь в колодце, спальники изведут вопросами. Накинь сверху… ну хотя бы Пронькину одежку.

Истопник покорно стянул с себя однорядку и с низким поклоном подал ее государю. Михаил Федорович накинул ее поверх своего домашнего одеяния, подпоясался. Дикий Заяц подал ему свой дырявый засаленный колпак, Михаил Федорович брезгливо скривился, но колпак надел. Марья невольно улыбнулась при виде мешковатой простонародной одежды, в которую облачился великий государь. Пронька, оставшийся в одной посконной рубахе, достал из-за пазухи вторую свечу, зажег ее. Марья полезла в сундук. Спускаться со свечой в руках было неудобно, ноги соскальзывали с мокрых скоб. Впрочем, путь был недлинным, и девушка вскоре ступила на сырое каменное дно. Вслед за ней медленно и осторожно спустился Михаил Федорович. Стоя на дне колодца, они осветили его стены. В одной из стен была низкая, в половину человеческого роста, арка. Пригнувшись, Марья прошла через арку и попала в подземный ход, где можно было распрямиться в полный рост. Конец хода терялся в темноте.

Поддерживая другу друга, они двинулись вперед. От каменных стен веяло могильным холодом, под ногами хлюпала жидкая грязь, со сводчатого потолка капала вода. Видать, подземный ход был выкопан под Алевизовым рвом, соединяющим Неглинную с Москвой-рекой. Затхлый воздух затруднял дыхание. Михаил Федорович совсем выбился из сил, да и Марья с трудом передвигала ноги. Она уже смирилась с мыслью, что придется повернуть назад, как вдруг узкий ход расширился до размеров палаты. Девушка подняла свечу над головой и увидела, что стены с пола до потолка заставлены деревянными бочками. Нет, это не книги! Кому придет в голову прятать книги в бочках? Тогда что в них? Забытый винный погреб? Вряд ли! Бочонки маленькие. Может, золото?

На одном из бочонков лежала палка, обмотанная тряпьем и облитая смолой. На крышке была насыпана горка серого порошка. Девушка взяла щепотку порошка, поднесла к свече, чтобы получше разглядеть и тут же отдернула руку.

– Порох! – воскликнули она.

– Бежим отсюда скорее! – испуганно прошептал царь.

– Не бойся! Сыро здесь, не взорвется!

Марья успокаивала жениха уверенным голосом, но сама невольно поежилась. Порох отсырел за долгие годы, но кто его знает! На всякий случай она отошла подальше. Не дай Бог попадет искра в бочонок! Будет как с князем Никитой Козариновым-Голохвастовым, про которого рассказывала бабушка. Престарелый воевода, опасаясь гнева Ивана Грозного, бежал из столицы и посхимился в монастыре на берегу Оки. Царь велел опричникам разыскать его и передать, что схимники должны летать аки ангелы по небу. После этого опричники усадили схимника на пороховую бочку и взорвали.

Наверное, пороховой погреб устроили, чтобы взрывать вражеские подкопы под кремлевские стены во время осадного сидения. Или для того, чтобы обрушить тайный ход в случае бегства из Кремля. Если подземный ход был предназначен для бегства, он не должен заканчиваться пороховым погребом. У противоположной стены стояли два бочонка, один на другом. Марья с опаской тронула их рукой. Верхний бочонок был пуст, второй тоже. За бочонками скрывался проем в стене. Любопытство влекло ее дальше. Ход был точно таким же, как и тот, что привел их в пороховой погреб. Но с потолка капало меньше, и ход ощутимо поворачивал вверх. Даже ступеньки появились.

Ход закончился тупиком. Над головой на толстых цепях висела дубовая балка. Одним концом она была наклонена к полу. Похоже на колодезные «журавли», которые Марья видела в деревнях. Особенно часто они встречались по дороге в Варшаву. Потянешь один конец жерди, на которой укреплен противовес, – и второй конец с привязанной к ней кадкой легко поднимается из колодца. Только здесь не тонкая жердь, а толстенное бревно. На длинном конце балки в качестве противовеса был привязан тяжелый камень, а через короткий конец пропущен шкворень с двумя поворотными коваными связями, которые были врезаны в край потолочной плиты. Нехитрое сооружение предназначалось для того, чтобы поднять плиту. Снизу были видны медные петли, на которых она поворачивалась вверх. Но хватит ли сил поднять каменную плиту?

Марья с сомнением взялась за ржавую цепь, свисавшую с длинного конца балки. Поддается! Медленно, но можно раскачать. Она призвала на помощь жениха, вдвоем они повисли на цепи всей тяжестью. Балка заскрипела, противовес плавно пошел вниз. Последовал толчок, сопровождавшийся негромким треском, с потолка посыпался мусор. Подняв голову, Марья увидела, что плита поднялась как крышка сундука. Теперь нужно было закрепить длинный конец балки. Она поискала глазами и нашла предназначенный для этого железный крюк в стене. Оставалось только накинуть на него кольцо, которым кончалась цепь. Уф! Кажется, надежно! Теперь посмотрим, что там за плитой?

Потолочная плита поднялась примерно на два аршина. Марья приметила слабый свет. Выбравшись наверх и сделав несколько шагов, она увидела лампады, теплившиеся пред образами. Это была церковь или скорее церковный придел, всего пяти или шести шагов в ширину. Лампады скупо освещали иконостас, перед которым что-то лежало. Марья поднесла свечу и отпрянула назад. Свет выхватил из тьмы нагого старца, распростертого на каменном ложе. Пламя свечи колебалось, и казалось, что нагой старец шевелит изможденными руками. Только через мгновение девушка поняла, что пред ней вышитый золотыми и серебряными нитями покров с изображением святого в полный рост.

– Василий! Христа ради юродивый! – воскликнул Михаил Федорович.

Под покровом была гробница, в которой покоились мощи Василия Блаженного, праведного нагоходца. О нем рассказывали много чудесного. Юродивый не имел на теле своем ни единого рубища, кроме тяжких вериг, которые носил на плечах. Не имел он ни вертепа, ни хлевины, был бескровен и бродил по московским улицам и площадям. Босые ноги его ступали по снегу, но в лютую зиму он не чувствовал холода, ибо благодать божья грела праведника лучше меховой шубы.