Вечером в комнату постучали. «Это что еще за посещения?» – в раздражении подумала Ольга. Дверь быстро открылась, и в комнате оказалась Мадлен. В руке она держала пакет, в котором что-то подозрительно звенело.

– Насколько я знаю, у русских, да и у немцев тоже, принято выпить за знакомство. Чтобы оно было долгим и крепким. Ну, совсем как этот напиток, – деловито сказала она, вынимая из пакета бутылку водки, стаканчики и фрукты на закуску.

Поначалу Ольгу возмутило это внезапное вторжение, потом она расслабилась, и ей даже стало весело.

– Кухню ограбила? – спросила она.

– Брось. Тебе ли не знать, что здесь стоит только щелкнуть пальцами, и – вуаля!

– Как быстро ты освоилась.

– Да, ладно тебе, – отмахнулась Мадлен. – У нас на этаже работает прекрасная тетенька – Рамона. Страшная такая! Короче, она наш ночной смотритель. Я к ней ловко подкатила и…

– Доктор Уэбстер запрещает распитие спиртных напитков, – не унималась Ольга.

– Ага, как же! Тут все только и делают, что хлещут коктейльчики с водкой, ромом и тому подобное. Не знала, что ли?

– Знала, просто сама никогда не пила.

– А, понятно, – не удивилась Мадлен. – Алкоголик в прошлом?

– Много себе позволяешь, – возмутилась Ольга.

– Тихо, не кричи. Так и быть, твой стакан убираем. Раз нельзя пить, значит, не будешь.

– Буду.

Мадлен засмеялась и тут же прикрыла рот рукой, скривившись от резкой боли.

– А, твою мать! Придется пить водку через трубочку. По-другому не получится.

Плечи Ольги затряслись в беззвучном смехе. Она взяла протянутый Мадлен стакан и выпила залпом. Водка обожгла язык и небо, и горячим ручейком побежала в желудок.

– Слушай, Ольга, сколько тебя здесь будут держать?

– Уэбстер сказал, что еще дней десять. Хотя, если было бы можно, я осталась бы здесь навсегда. Жаль только, что дочек нет рядом.

– Дочек? – Мадлен с интересом уставилась на Ольгу.

– Софии – девять, Виктории – восемь.

– И как ты решилась напиться таблеток? – в голосе Мадлен слышалось возмущение. – О них в тот момент не думала?

– Стыдишь меня? – Ольга внезапно почувствовала раздражение, оттого что Мадлен посмела ее осудить.

– Нет, конечно. Просто хочется знать, зачем ты это сделала?

– Муж привел своего друга к нам домой, – Ольга словно выплевывала из себя слова. – И тот меня изнасиловал. Муж просто разрешил ему войти в мою комнату и закрыл дверь. Он, наверное, стоял в коридоре все время, слушал, как я зову на помощь и умоляю меня отпустить.

– Разве такое бывает? – Мадлен ошеломленно округлила глаза. – Ну и скотина же твой муж!

– Хуже! После того, как его дружок ушел, – Ольга старательно подбирала слова, опуская имена, – он подошел к кровати, пьяный, злой… Черт! Начал гладить меня по спине. Наутро я выпила упаковку снотворного. А знаешь, ты права. В тот момент я действительно не думала о дочерях. У меня все перевернулось в душе от отвращения к нему и себе. Я ничего не хотела, кроме смерти.

Мадлен слушала, не перебивая, лишь иногда дотрагивалась до руки Ольги, когда голос той начинал особенно сильно дрожать.

– Вернешься к нему? – спросила она.

Ольга отрицательно покачала головой.

– Нет, никогда. Он бил меня. А после того, что произошло…

– Вот сука! – воскликнула Мадлен. – Еще и бил к тому же. Господи, чего я возмущаюсь? Ольга, посмотри на меня. Думаешь, меня поезд переехал? – хохотнула она. – Это было бы гораздо лучше! Мой любовник напился и избил меня. Бил так жестоко, что я умоляла Господа, чтобы он поторопился со своим решением: оставлять меня в живых или нет.

– Он тебя приревновал к кому-то, потому избил? Боже, что я спрашиваю?

– Все нормально. Сначала он заставил меня надеть черный парик и изображать одну даму. Потом ему не понравились мои актерские способности, он дал мне пощечину, я ему ответила… вот так все и произошло. В школе я была грозой всех мальчишек, а сейчас меня отлупили, как девчонку. Хотя я справилась бы, если бы Марвин был немного поменьше, но этот рыжий бык такой сильный. Что с тобой?

При имени Марвин Ольгу передернуло. Она внезапно подумала, что человек, о котором говорит Мадлен, и друг ее мужа одно и то же лицо. Нет, быть не может! «Но ведь она назвала его рыжим. Марвин тоже рыжий». Сердце бешено застучало.

– Мадлен, как зовут твоего любовника?

Мадлен испытующе посмотрела на Ольгу и медленно проговорила:

– Марвин Роуз.

– О боже!

Ольга закрыла лицо руками, ее всю трясло в приступе отвращения. Затем вскочила с кровати и выбежала в ванную. Там она долго ополаскивала лицо холодной водой.

– Ты знаешь Марвина? – послышался за спиной голос.

– Знаю. – Ольга вытерла лицо полотенцем и повернулась к Мадлен.

Та в напряжении стояла на пороге, не зная, что сказать. Маленькая, тоненькая, с разбитым лицом и испуганными глазами – она производила впечатление растерявшегося и обиженного ребенка. Отчаянно захотелось схватить ее за острые плечики и прижать к себе.

– Я знакома с Марвином. – Ольга протянула руку и поправила волосы Мадлен. – Не бойся, я никому не скажу о том, что он с тобой сделал.

– Расслабься! Все и так знают, что Марвин – садист.

Мадлен горько усмехнулась и поправила повязку, которая съехала на лоб. Затем, разозлившись, сорвала бинт. Ольга вздрогнула и приготовилась увидеть зашитую рану, но лоб и часть брови были заклеены пластырем. Девушка легонько дотронулась пальцами до брови и криво улыбнулась.

– Актерская карьера закончилась. С таким ужасом на лице мне разрешат участвовать лишь в театральных постановках где-нибудь на кладбище.

– А кто шил? – спросила Ольга.

– Уэбстер.

Ольга с облегчением вздохнула.

– Тогда успокойся. Джулиан Уэбстер – лучший пластический хирург в Британии. Посмотришь, шрам будет едва заметен. А хороший гример сделает его и вовсе невидимым.

– Но рана-то очень глубокая, – возразила Мадлен. – Тут ни одни волшебные руки не помогут. Ладно, что я могу сделать? Осталось только ждать. Идем пить. У меня сегодня в планах надраться вдрызг.

Они выпили целую бутылку. Мадлен спала рядом, свернувшись в калачик. Разбитый нос ее не работал, и она дышала ртом, иногда издавая во сне хриплые, сопящие звуки. Ольга не могла уснуть. Она представляла, как Марвин зверски избивает эту девочку. О господи, что же делать? Забирать дочек и уезжать. Уезжать далеко. Туда, где нет таких людей, как ее муж и Марвин. Туда, где вообще нет мужчин.

Дэвид недовольно потянулся, услышав звук будильника, и надвинул на голову одеяло. Будильник продолжал трезвонить, раздражая своей настойчивостью. И так каждое утро в шесть тридцать. «Сломался бы ты, дружок», – Дэвид мысленно передал свою просьбу будильнику и нажал на кнопку, отключая его. Музыка замолчала. Дэвид вскочил с постели и опять потянулся. Стоя под теплыми струями душа, он вдруг понял, что напрасно поднялся в такую рань. Он выплюнул набежавшую в рот воду и громко фыркнул. Это же каким кретином нужно быть! Подняться в воскресенье в половине седьмого, чтобы ехать на работу! Жаль, что рядом нет Аманды, она еще с вечера отключила бы будильник, позаботившись о сладком утреннем сне. Дэвид мысленно прикинул, сколько раз еще он будет просыпаться без нее. Не то чтобы он соскучился. Хотя как по-другому можно назвать то, что он ждет ее возвращения? Возможно, он уже не любит ее так, как в самом начале, но с ней было по-прежнему хорошо и удобно, она все так же веселила его, и секс оставался столь же привлекательным, как и ранее.

Да, он мало уделял ей времени. Но Аманда всегда умела занять себя сама. И, кроме того, она знала, что он часами пропадает в офисе, зарабатывая деньги, а не убегает от нее, прикрываясь неотложными делами, чтобы провести время с другими женщинами, не такими привередливыми в своих запросах. Впрочем, Аманда не так уж много просит. Всего лишь внимания. Ах да! Еще и ребенка. Но, черт возьми, она с самого начала прекрасно знала, что он не желает иметь детей! Это было его твердое решение, не допускающее никаких возражений. Она соглашалась до определенного момента. Потом вдруг ей понадобилось обручальное кольцо и подгузники. Дэвид не против женитьбы, но Аманда считает, что брак без детей – это пустой фарс. «Семья не может быть однобокой, а мужчина и женщина не в состоянии сделать ее полной, не имея ребенка, – говорила она. – В этом случае бездетные муж и жена ничем не отличаются от обычных любовников, отношения которых не скреплены брачными обязательствами. Они все так же свободны, ведь кроме общей спальни и совместных ужинов, их ничто не связывает». Дэвид внимательно слушал жаркие высказывания Аманды, глаза его при этом светились пониманием, но в душе он считал ее доводы неубедительными. Ему не нужен ребенок, чтобы ощущать единство с любимой женщиной. Ни один мужчина не нуждается в орущем младенце, чтобы прочувствовать всю полноту отношений с той, с кем делит свою постель.