Но она не слушает. Она слишком полна собой. Прижавшись к его груди, она спрашивает шепотом:

— А что такое… разврат?

— Купля и продажа тела и ласки… Какую бы санкцию ни давало общество этой сделке…

— А измена, Ян?

— Есть только одна измена, Маня. Измена самому себе. Как есть только одна добродетель — не причинять другому зла. Но что такое зло? Если вы нынче разлюбите меня, а завтра полюбите другого, не считайтесь с моими страданиями! Это не будет зло по отношению ко мне. Отказавшись от своего влечения, вы совершаете зло по отношению к себе. Маня, все, что я вам говорю, это только азбука, которая должна бы стать ходячей истиной. Как то, что земля движется и что мы смертны. Но весь ужас в том, что, зная и чувствуя эту истину, люди от нее отрекаются. Никто не смеет стать господином своей жизни! Люди бьются за власть, за деньги, за политические права, за захват земли. Женщины добиваются права на труд, голоса в парламенте. Никто не думает о том, чтоб стряхнуть цепи с своей души, чтоб сорвать путы с своей жизни. Тысячу лет жрецы ковали эти цепи, чтоб сделать рабом свободно рожденного человека. А вы, женщины, покорно целуете и любите ваши цепи. Маня… Хотите быть госпожой своей жизни?

— О, да, Ян! Научите меня! Я так хочу быть счастливой!

— Хорошо… Я дам вам ключи счастья… Оно лежит за семью замками. И бедное человечество давно потеряло к нему пути. Слушайте, Маня… Самое Ценное в нас — наши страсти, наши мечты. Жалок тот, кто отрекается от них! Из страха общественного мнения, то есть мнения людей, далеких и чуждых нам; из чувства долга перед близкими, из любви к Детям и семье — мы все топчем и уродуем наши души, вечно юные, вечно изменчивые, где звучат таинственные и зовущие голоса. Только эти голоса надо слушать. Только им надо верить. Надо быть самим собой! О, не думайте, что это тате просто! С первых шагов вашей жизни, завернув в пеленки ваше маленькое тельце, любящие люди уже кутают в пеленки и вашу пробуждающуюся душу. Индейцы уродуют новорожденному череп повязкой чтобы придать ему идеальную форму. Китайцы уродуют ступню женщин. Мы — культурные люди и проделываем то же с душой ребенка. С первых дня железная рука ложится на вашу грудь. И до смертного часа вы не можете ее сбросить. Вы не смеете уйти от этой опеки. Все за вас рассчитано, предусмотрено, заранее решено и втиснуто в определенные рамки. Вам дано имя, выбрано училище, угадано призвание, навязаны убеждения, намечен путь… Это большая торная дорога. Это путь всех… И когда вы поняли себя, когда вы сами разгадали свое призвание, — поздно! Начинать снова нельзя! И вы апатично идете по проложенным тропинкам, фатально повторяя чужие ошибки. А когда оглянетесь внезапно, молодости нет. Силы исчезли. Такова жизнь».

— Ян! Это ужасно! Я не хочу такой жизни! Это рабство…

— Маленькая Маня, вы это почувствовали… Берегите же этот протест! Уважайте это возмущение! В нем все! Вот ключ к освобождению! Не поступайтесь своей мечтой и желанием ни из страха, ни из долга, ни из сострадания! Пусть камни летят в вашу голом за то, что вы имеете смелость говорить, чувствовать и поступать вне шаблона! Пусть грязью закидают ваше имя! Идите дорогой, которую вы выбрали! Не бойтесь быть одинокой! Пусть гибнет из-за любви к вам тот, кого вы разлюбите! Все равно, будет ли он носить название мужа или любовника! Идите дальше, следуя голосу крови. Пусть не дрогнет ваша душа от стыда или раскаяния! Помните, это все звенья старой цепи. Если вы утром целовали меня, а вечером желание толкнет вас в объятия другого, повинуйтесь вашему желанию! В этом вся правда жизни… Помните главное: нет судьи в этих вопросах. Ваше тело, ваши чувства, ваша жизнь принадлежат вам… вам одной… И вы властны сделать с ними что хотите. Вот вам мое завещание! Из вашей жизни сделайте поэму! Пусть она будет полна лиризма! Или же пусть, как стихи Данта, она будет гимном свободы! Сумейте ее красиво прожить! Поднимитесь на вершины, недоступные трусливым душам. И если медленный спуск в долину вам покажется унылым и долгам, не забывайте, что смерть в ваших руках. Мы все умираем, как жалкие животные, бессмысленно, случайно… Или после долгой болезни и агонии, с ужасом и тоской. А разве смерть — не дивная тайна, полная обещаний? Как хорошо уйти из мира добровольно, в зените жизни! С восторгом жертвуя ею высшей цели. Да, надо уметь жить красиво. Но еще важнее умереть прекрасно. Моя милая Маня! Какими большими, наивными глазами глядите вы на меня! Ваша душа чиста, как душа ребенка или дикарки. Вас не успели развратить и изуродовать. Какое наслаждение сеять в этой душе! Поцелуйте меня, Маня! Я подарил вам клад.

— О, Ян! Если я буду поступать, как вы меня учите, буду ли я счастлива?

— Навряд ли! Но есть цель выше, Маня… Вы будете свободны!

Они читают стихи Гиппиус:

Ян вдруг смолкает, бледнеет и глядит в горячее небо, синеющее между дубовыми ветками.

«Что с вами?» — хочет спросить Маня. Но заглядывает в его лицо. И слова замирают на ее губах.

О, какое дивное, какое странное выражение!

Что видят там, высоко, между ветками, эти вдохновенные далекие глаза? Такие далекие от мира, как будто душа Яна слушает звуки небес. Как будто загадочные завесы пали пред его мыслью. И он постиг тайну, недоступную земле.

Она молчит благоговейно.

Вдруг топот лошади доносится снизу… Свист бича, крик мальчика.

Содрогнувшись, Ян вздыхает. О, как грустно.

— Где вы были, Ян? — шепотом спрашивав Маня.

Он глядит грустно… О, грустно!

— Я был за гранью мира…

Они читают опять. О смерти, о реке Стикс… Тенью и холодом веет от книги в душу Мани.

— Довольно! — говорит она. — Не надо о смерти… Жизнь так прекрасна!

Но и в ее голосе скользит и прячется тоска. В порыве Бог весть откуда налетевшей жалости она целует его глаза, его веки… Ей хочется плакать.

— Нынче ночью совы кричали в парке. И я не мог заснуть. И… знаете, как странно! Моя сова билась крыльями о стекла. Она тоже не спала. Она рвалась на свободу. Я ее выпустил. Она улетела. И нынче утром она уже не вернулась.

— Ну, так что же? Ян… Отчего вы… такой… такое странный?

— Ничего, Маняю. Не обращайте на меня внимания! Это пройдет… Это нервы…

Ян ждет Маню. Она что-то опоздала.

Он пришел без книги. Он выспался в эту ночь я чувствует себя бодрым и «гармоничным», как всегда. Ему совестно, что вчера он впал в малодушие и огорчил бедную девочку. Что значит нервы! Что значит вырождение!

О, как страстно ждет он ее, чтоб сказать ей, что он любит до безумия жизнь! Что он пламенно любит свою маленькую Маню.

Он сидит над кручей, обняв колени руками, и глядит вниз, на дорогу. Ослепительно сияет солнце в небе и ослепительно отражается в ставке. Звонкие крики купающихся ребятишек доносятся снизу.

Какое нынче небо! Какой воздух! Откуда этот дивный, могучий прилив жизнерадостности и любви? Даже сердце трепещет от счастья! Трепещет до боли…

Хочется вскинуть руки к ласковому небу. Громко запеть. Поцеловать весь мир! Этого бедного Зяму, с его мятежной, трепетной душой… Скорее разрядить на что-нибудь эту накопившуюся энергию… Этот избыток радости и желаний…

Ян думает: «Обыватели не могут любить жизнь, как любим ее мы. Каждая радость в ней может быть последней. И это сознание повышает ценность жизни, необычайно обостряет жажду счастья… Ах, отчего она не идет!..»

Он весь обращается в ожидание.

Внизу раздаются испуганные крики и вопли:

— Ратуйте!.. Ратуйте!..

«Я не успел насладиться всем, что жизнь дает человеку, — думает он через мгновение. — Я был слишком односторонен. И не имел времени… Конечно, я был счастлив по-своему. Но это уродливо. Надо создавать себе красивую и гармоничную жизнь…»

«Через неделю Маня уедет…» Эта мысль вдруг пронзает его мозг и заполняет сознание.