— Засоня! Подружки вон с утра подхватились.

— Подружкам хорошо. У них есть чем заняться. — Лейю от Сиятельного не мог оторвать даже директор, а к Алие прикатил папа, требуя подробного рассказа о визите к Великому Князю.

— Кто-то бате стуканул, что я заженихалась, — сообщила, вытаращив глаза, лаквиллка, но Серый Волк твердо взял ее под локоток, и они, не успев шагнуть за порог родной Школы, растаяли в ночи. Я посмотрела им вслед.

— Надеюсь, они не сбежали?

— Нет, волк от ответственности не бегает, — уверила меня овечка. — Главное, чтобы ему сразу бока не намяли, а потом разберутся.

Теперь я была самовластной хозяйкой комнаты, и Велий дарил мне цветы. О чем еще мечтать девушке? Какие, к лешему, уроки?

— Марш, марш на демонографию! — прикрикнула на меня овечка, явно не понимая моего настроения.

— Мне неохота! — заканючила я.

— А мне, думаешь, охота? Я вам и комендант, я вам и казначей, я вам и шут балаганный — так ведь терплю, ни слова протеста! — И она грубой силой выпихала меня из комнаты.

— Привет. — Я помахала всем ручкой. — Скучали?

Господин Рагуил благодушно глядел на меня, облокотившись на преподавательскую кафедру, а демоны скалились, и я готова была дать голову на отсечение, что никакой демонографией они до моего прихода не занимались, а травили анекдоты.

— Та-ак, — протянул Рагуил, — наконец-то явилась краса и гордость нашего класса госпожа Верея. В таком случае мы, надеюсь, не будем тянуть и попросим госпожу Верею рассказать что-нибудь интересненькое.

— Просим, просим! — захлопали остальные, а Рагуил полез в свою тетрадку и с удивлением обнаружил:

— О! Да у нас сегодня зачет по высшим иерархам!

Я обреченно прошла к кафедре, плюхнув сверху Рагуиловых свои тетради:

— Вы не возражаете, если я буду пользоваться конспектами?

— Ну что вы? Какие могут быть возражения? — улыбнулся демон.

Я зарылась в кучу тетрадей. Культурология, мифотворчество, общие предметы… Интересно, а где демонография?

— Мм… — Я обвела безнадежным взглядом замерший в предвкушении класс.

Рагуил по-отечески улыбался, причем зеленый глаз озорно светился, а красный был почти прикрыт толстым веком, но и того маленького проблеска огня, что падал на меня, вполне хватало, чтобы собраться.

— Не дождетесь, — буркнула я и, раскрыв тетрадку по мифотворчеству, уставилась в раздел «демоны», где было про демонов написано буквально две строчки. Правильно, зачем мне записывать про них в мифотворчество, если у меня есть тетрадь по демонологии? Жаль, сегодня я ее не взяла.

— Демоны, — заговорила я, — это боги данного мгновения. — Класс зааплодировал, я раскланялась. — Они неосязаемы, неуловимы и невидимы. — Рагуил крякнул, а я потребовала тишины, потому что невозможно сдавать зачет, когда вокруг тебя ржут. — Есть кратковременные демоны, которые налетают на человека, совершают какое-либо необратимое действие и исчезают. Но есть и долгоживущие демоны, которые влияют на судьбы целых народов или покровительствуют избранным. Вот. — Я перевела дух, косясь на учителя.

Рагуил был явно не против этой абракадабры, беда в том, что на этом мои знания о высших иерархах заканчивались, ни имен их, ни взаимоотношений в памяти не отложилось. Поэтому я, как всякий нормальный ученик, которому своя шкура дорога, решила вильнуть в сторону.

— Например, мы видим продолжительное влияние одного из таких демонов на семью.

Взгляд мой упал за окно, где Зоря, по своему обыкновению, гонял волкодлаков. Краем глаза я заметила, как злокозненный Анжело достал из-под мантии какую-то коробочку и дунул в нее. Я хотела возмутиться, помня, что добром такое не кончается, но тут мой язык вместо стройного рассказа про Илиодора-царя, у которого демонических событий случалось выше крыши, понес такую ахинею, что я со страху вцепилась в кафедру:

— «Жила-была Параскева-Засечница, женщина скромная, тихая, домовитая, но незамужняя. Так уж случилось, что природная стыдливость мешала ей выйти замуж. Придут к ней свататься, а она вся зарумянится, покраснеет и скажет: „Нет“. Потом плачет, одной-то век вековать скучно, да и детишек хочется. Вот случилась однажды буря и непогода, а у Параскевы корова потерялась, идет она, гонит ее домой, а по дороге ей старичок тщедушный такой, сморщенный, в чем только душа держится. А на спине у него вязанка, чуть не придавила горемыку.

— Что ж вы, дедушка, так себя надсаживаете? — воскликнула Параська. — Дайте я вам помогу. — И взвалила вязанку на свою спину. — Где вы живете, дедушка? Далеко ли идти?

— Ой, далеко, доченька! — вздохнул дед. — Живу я во сыром бору, во густом лесу, за мшистым болотом, на горочке.

— Что ж вы там кушаете, дедушка? — удивилась Параська.

— Кушаю я там сухие корешки да мухоморы, — ответил дед.

— С кем же вы там живете?

— Со зверем лесным да жабами болотными, — закручинился старый.

— Да как же так можно?! — посочувствовала ему Параскева. — Я вот среди людей живу, а все равно одна-одинешенька.

Старик покачал головой:

— Не ходи со мной, девица, далеко это и тяжело. Будешь ты на болото ходить — станут тебя люди ведьмой называть, всякие гадости рассказывать, перестанут женихи захаживать, не будет у тебя детушек, не будет утешения в старости.

Но Параська его и слушать не хотела, нельзя старого человека одного бросать, и все. Так и стала с тех пор ходить к нему каждый день во сырой лес, за мшистое болото, на горочку. Люди стали про нее нехорошее говорить и пальцем показывать. За три года перевелись женихи, дом обветшал, и стала она нелюдимкою, самой настоящей ведьмою.

Вот прошло еще три года, уработалась Параська в доме у старика, сидит, отдыхает, а старик сверлит ее тяжелым взглядом и спрашивает:

— Не жалеешь ли ты, девица, что помогла мне, убогому?

— Нет, не жалею, дедушка, — отвечает Параська.

— И не будешь. — И провалился старик сквозь горушку вместе с избушкой своей. А в том месте, где он провалился, родник студеный забил. Расстроилась Параська, что последнего знакомца потеряла, напилась из родника и пошла домой, а наутро проснулась брюхатая. И в срок родилось у нее три сына: Вечерка — на вечерней заре, Полуночка — в полночь и Зорька — на утренней заре. Двое славных да румяных, а Зоренька головкой слабенький. Уж как Параська его ни выхаживала, какие только слова ни нашептывала, сынок только гукал да слюни пускал. А еще был у него один недостаток — как увидит что блестящее так в карман и положит. А мама удивляется:

— Откуда в кармане у убогого золотые денежки?

Все думала, наивная, что люди добрые дают. Вот выросли братья и пошли по весне наниматься в работники. Идет Вечерка по дороге, а навстречу ему старикашка — хилый, убогий, в чем только душа держится. Говорит:

— Здравствуй, добрый молодец, куда путь держишь?

— Хочу плясуном наняться, никто меня не перепляшет.

Старик ему предложил об заклад побиться:

— Если ты меня перепляшешь — возьму тебя в работники, будешь в золоте ходить, с золота есть. А коли нет, то бесплатно на меня работать станешь. — Достал гусли-самогуды да как давай с молодцем выплясывать.

Упал без сил Вечерка да сквозь землю с дедом и провалился.

Шел этой же дорогой Полуночка и тоже повстречал старика.

— Здравствуй, добрый молодец, куда путь держишь?

— Иду в работники наниматься, — отвечает Полуночка.

— А что умеешь?

— Боец я знатный, нет меня на свете сильнее.

— Ой ли? — усмехнулся старик. — Давай проверим, если ты меня, старого, победишь — возьму тебя в работники, будешь в серебре ходить, с серебра есть. А нет — будешь мне служить задаром.

Молодец и согласился, но смеялся недолго, потому что старик вытащил из-за пазухи бей-дубинку, и так она парня отходила, что Полуночка только пощады просил, а как попросил — так они вместе со стариком сквозь землю и провалились.