Все началось прошлой ночью.

Она отправилась в кровать около одиннадцати – в свое обычное время - после того, как дала миссис Бернеде ее последнюю дозу лекарств и немного теплого молока с медом. Когда Бернеда выпила лекарства и захрапела, Люсиль опустила занавеси вокруг ее кровати и вышла из комнаты. Стараясь не обращать внимания на беспокоящий артрит в коленях, она поднялась на третий этаж по сужающимся ступенькам лестницы. Ее дыхание становилось все тяжелей. Она была уже слишком старой и полной для тяжелой работы, которую выполняла. И хотя ей хорошо платили, и она любила семью Монтгомери как свою собственную, вскоре ей придется выйти на пенсию и уехать, вероятно, во Флориду, чтобы быть с сестрой – Мэйбел.

Но этого не будет, пока дышит Бернеда Монтгомери. Люсиль пообещала мужу Бернеды, что будет заботиться о его жене до конца ее дней. Слава Богу, большим дозам экседрина «Экстра Сила» [3], стопке бренди по вечерам и кардиостимулятору, который поддерживал постоянное биение ее уставшего сердца, Люсиль намеревалась сдержать свою клятву Кэмерону Монтгомери, хотя он был еще тем презренным сукиным сыном. Бог знает, что никто из детей Бернеды не был способен ухаживать за своей больной матерью. Они все думали, что стимулятор Бернеды и таблетки нитроглицерина могли решить проблемы с ее сердцем, но Люсиль лучше знать. Смерть требовала ее, а когда она начинала звать, ничто не могло остановить мерзавку.

Женщина фыркнула, подняв совок для мусора и взглянув на горячее солнце, медленно перемещающееся по ясному небу.

Столько детей и никто из них ничего не стоил.

С другой стороны, кто она такая, чтобы судить? Как будто ее собственная дочь была лучше. Нет, Марта, благослови Бог ее беспечное сердце, была одной из этого поколения, которое пускало все на самотек, поступало так, как считало нужным, оставляя после себя руины и никогда не оборачиваясь назад. Даже сейчас. Она должна была навещать ее, но никогда не делала этого. Она предположительно встречалась с каким-то напористым полицейским по имени Монтойя в Новом Орлеане. Но, похоже, их отношения тоже разладились, так как он звонил и искал ее. В этом-то и заключалась проблема Марты. Она была сумасбродкой. Не ахти какой сюрприз. Люсиль провела больше тридцати лет, сомневаясь в своих дурацких решениях. В решениях, которые она приняла еще до того, как Марта появилась в планах. Даже сейчас Люсиль чувствовала острые приступы вины из-за своего собственного ребенка. Она любила дочь всем своим виноватым сердцем и была единственной поддержкой Марты с тех пор, как той исполнилось пять лет. Хотя иногда казалось, что плохое перевешивает хорошее.

Но со всеми этими детьми, которых принесли на этот свет Бернеда и Кэмерон Монтгомери, можно было подумать, что хотя бы один из них окажется достаточно порядочным. Люсиль выкинула содержимое совка за перила крыльца, мусор упал на растущую кучу под густым кустом глицинии, лианы которой извивались и поворачивали, когда глициния обвивалась вокруг карниза. Да и какой шанс был у потомков Монтгомери со всей этой дурной кровью, которая текла в их венах? Ни единого.

Она проверила на солнце чай, который поставила настаиваться на перилах крыльца. Солнечный свет блестел на стеклянном кувшине. Как тела, дрейфующие в чуть теплом море, чаинки плавали и кружились в янтарной жидкости.

В доме зазвонил телефон.

Старое сердце Люсиль пропустило удар.

Ей не надо было говорить, что новости плохие.

* * *

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал Трой, вешая свой пиджак на спинку одного из стульев на кухне Кейтлин. – Джош мертв. Это либо суицид, либо убийство. Полиция все еще пытается разобраться, что именно это было. Я правильно понял?

– Да.

Кейтлин налила свежей воды в миску Оскара и понадеялась, что не выглядит так же измученно, как чувствует себя. Она позвонила брату в Банк Монтгомери, как только уехали детективы Рид и Морисетт. Двумя часами позже, получив ее сообщение и перезвонив, приехал Трой. Ему пришлось пробираться через толпу репортеров, ошивающихся возле главных ворот, поэтому когда он ворвался в дом, то выглядел скорей обозленным, нежели опечаленным новостью, что его зять мертв.

Как и предсказывал детектив Рид, телевизионщики и репортеры местных газет показались вскоре после того, как уехала полиция. Они постучали в дверь, и когда Кейтлин отказалась отвечать, «поселились» на тротуаре перед ее домом. Она мельком заметила стройную женщину в элегантном фиолетовом платье и черном шарфе, стоящую возле главных ворот, пока ее снимала камера. Желудок Кейтлин сжался.

«Только не снова. Никаких камер. Никаких репортеров. Никаких вопросов о личных деталях моей жизни».

– Они не могут сказать, убил ли он сам себя или же это сделал кто-то другой? – спросил Трой, возвращая сестру к реальности.

О Боже, она должна собраться, она не может позволить никому, даже Трою, узнать о своих страхах.

– О…да, я думаю…Я уверена, они могут. Просто это требует времени.

Трой фыркнул, выражая свое раздражение, и зазвенел ключами в кармане своих брюк.

– Бравая полиция Саванны. Ты ведь ничего не сказала им? – Жесткие голубые глаза внимательно изучали ее, выискивая слабину, ложь.

– Я не могла. Я ничего не знаю.

"За исключением того, что наверху, в спальне, была размазана кровь. Чертовски много крови".

Это не была кровь Джоша. Не могла быть!

Кейтлин опустилась на один из стульев – обессилевшая и напуганная до смерти.

– Но ты, должно быть, возглавляешь список главных подозреваемых, – нахмурившись, проговорил Трой.

Его волосы были такими же темными, как и ее, на висках был лишь легкий намек на седину. Трой стоял выпрямившись, плечи широкие, бедра стройные - тридцатилетний мужчина в отличной форме.

– Не секрет, что у него была связь на стороне, и он собирался развестись с тобой.

– Замечательно, Трой, – пробормотала Кейтлин. – Не стоит приукрашивать правду.

– Именно. И сейчас, все что у тебя есть – кризис.

– У меня? – спросила она, а затем увидела белые линии от его сжатых губ. – О чем ты говоришь? Что я убила Джоша?

– Конечно, нет.

Но Кейтлин все равно была в бешенстве.

– Ты знаешь, мне бы не помешала небольшая поддержка. День был адским, и он еще не закончился. – В ее глазах заблестели слезы, но Кейтлин не стала вытирать их.

Она не сдастся. Оскар, чувствуя ссору, прокрался на свое любимое место под столом.

Ключи Троя звякнули, когда он посмотрел на задний двор.

– Мне жаль. Я … я не очень хорош по части поддержки.

– Не стану спорить.

– Но тебе необходимо понять, что ты – очевидный подозреваемый. – Прочесывая волосы пальцами обеих рук, он устало вздохнул. Словно быть единственным из ныне живущих мужчиной в семье Монтгомери было непосильной ношей. – Может, тебе стоит поехать домой на некоторое время.

– Это – мой дом.

– Знаю, знаю, но может, будет лучше, если ты уедешь из города, переедешь в поместье, побудешь с мамой в Оук-Хилле.

– Хочешь сказать, мне стоит «лечь на дно»?

– Я не говорил…

– Трой, я – не преступница, – заспорила Кейтлин, про себя решительно отодвигая сомнения в сторону, и встала на ноги.

– Всего лишь жертва. – Его губы сжались в сдерживаемом гневе. – Всегда жертва. Господи!

– Я знала, что мне не следует звонить тебе, – произнесла Кейтлин.

– Тогда почему сделала это?

Она вынула из холодильника бутылку с водой и открутила крышку.

– Полиция не хотела, чтобы я была одна.

– И ты позвонила брату?

– Ты был ближе всех. – Иногда Трой был настоящей головной болью, но разве не все ее родственники такие же? Она знала, что звонок – ошибка с той самой минуты, как только набрала номер его офиса. Она сделала большой глоток воды. – Давай разберемся. Это не потому, что ты – мужчина, понятно?

– Послушай, Кейтлин…

Ее свободная рука взлетела к виску, и она растопырила пальцы, будто готовясь сдержать взрыв.