– Ну что ж, добро пожаловать, – сказала я, приветливо улыбаясь. Хотя это было крайне нелепо, после того, как я причинила ему боль для проверки оборудования.

– Это теперь твоя квартира, можешь везде ходить, – продолжала я, направившись в гостиную. Он пошел следом. – Только мой кабинет и спальня пусть останутся только моими. Договорились?

Я обернулась и посмотрела на него. Он кивнул, продолжая разглядывать обстановку. Должно быть, ему редко приходилось бывать в таком доме, поскольку лицо его все вытягивалось, а глаза все быстрее перебегали с одного предмета на другой.

– Это гостиная, – рассказывала я, махнув рукой в сторону диванчиков. – Тут я принимаю своих подруг. Но это бывает редко.

Я вздохнула, думая, не устроить ли в это воскресенье прием в честь моего замужества. Конечно, я еще не окончательно решила, но он нравился мне все больше. Когда ушли полицейские, он совершенно преобразился. Вся смиренность с него слетела, как и покорность с отрешенностью, а глаза озорно заблестели.

– Тут моя спальня и кабинет, – мы шли по коридору мимо моих личных апартаментов. Я не стала открывать дверь, чтоб демонстрировать беспорядок за ней. Кабинет показать было не стыдно. Несколько стеллажей с разными безделушками, письменный стол, портативный компьютер и еще кое-какая техника, нужная мне для работы. Мой любимый диванчик у окна, который часто заменял мне кровать, и телескоп, чтобы смотреть на звезды или подсматривать за соседями, когда как.

– Тут столовая и кухня, – мы вошли в светлое просторное помещение с длинным столом и двумя рядами стульев. Барная стойка отделяла столовую от кухни, оснащенной всевозможной техникой.

– Есть не хочешь? – спросила я, заметив, как он внимательно изучает холодильник.

– Хочу, – ответил он, присаживаясь на высокий стул возле стойки.

Я поняла, что готовить и угощать его придется мне.

– Чего бы ты хотел? – спросила я, погрузившись в холодильник. Экскурсию пришлось отложить.

– Не знаю, – ответил он задумчиво. – Еду.

– Очень смешно, – я вынула поднос с быстрым завтраком, которые держала про запас, когда готовить нет времени, а есть что-то просто необходимо. Вот этот случай настал. Я поставила его в печку и установила время. Мужчина с любопытством наблюдал за моими действиями. Я вдруг подумала, как выгляжу сейчас? Нечесаная и неумытая, только с постели вставши.

– Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться? – спросила я, включая кофеварку.

– Научусь, – ответил он, уперев локти в крышку стола, и опустив подбородок на руки.

– Это не самая модная техника, – я засыпала кофе в отверстие и выставляла программу. – Я за модой не гонюсь.

– Да, я это уже понял, – пробормотал он, рассматривая остальные приборы.

– Что это значит? – резко спросила я, обернувшись к нему. Он убрал руки со стола и сел ровно, наблюдая за мной.

– Что? – спросил он недоумевая.

– Как ты это понял? – спросила я сурово. Не хватало еще, чтобы всякие неандертальцы небритые мне замечания делали. Пусть я невыспавшаяся и в халате, но и он не фотомодель из кинофильма.

– Не думаю, что дешевые мужья сейчас в моде, – объяснил он сдержанно, хотя и с некоторым раздражением в тоне.

– Ах, ты об этом, – я облегченно вздохнула. Все же собственные комплексы мешали трезво рассуждать.

Печка щелкнула и дверца открылась. Я вынула поднос и сняла защитную пленку.

– Вот, это пока все, что могу предложить, – я поставила еду перед ним и налила в две чашки кофе.

Он, даже не поблагодарив, принялся уплетать, будто сто лет не ел. Я сидела напротив, тоже придвинув себе высокий стул, и попивала кофе. Его не смущало, что я внимательно его рассматриваю, словно уже привык к такому. Хотя чего ожидать от мужчины? Он всего лишь вещь. Теперь он был моей вещью, и я могла делать с ним, что пожелаю. И как я до такого докатилась?

Мне никогда не нравились такие порядки, когда одни люди помыкали другими как рабами в Древнем Риме. Мне это с детства казалось нелепым и диким. Пусть они были примитивны, глупы и агрессивны, но все же мужчины тоже были людьми. В моей семье, да и в семьях маминых подруг, мужчины не были бесправными вещами. Они получали хорошее образование, умели вести себя в обществе, могли проявить себя в какой-нибудь сфере. Мои подруги вели себя со своими любовниками, тоже купленными за деньги, почти как с равными. Позволяли мужчинам высказывать свое мнение, держаться свободно, и тем никогда на ум не приходило как-то злоупотребить этим. В наше время женщины давали мужчинам столько свободы и независимости, что больше сложно было и представить.

Конечно, лучше всего жилось тем, кто родился с хорошими физическими данными и был более всего пригоден для репродукции. При хороших внешних данных такой экземпляр был уже ценен сам по себе. Одно из брачных агентств брало его из семьи или приюта, где тот достигал мужского совершеннолетия, и давало образование за свой счет. Мужчину учили всему необходимому. Конечно, в первую очередь это было базовое образование, науки, искусство, ведение домашнего хозяйства, этикет, умение вести беседу, педагогика, поскольку именно на мужчину ложилась забота о малолетних детях. Затем агентство продавало мужчину за соответствующую его уровню цену. Самому мужчине ничего не нужно было делать, только ждать, когда женщина, располагающая средствами и возможностью завести детей, купит его, чтобы этих самых детей зачать. От наложников и просто любовников детей рожать было запрещено, другое дело муж.

Мой оказался тоже довольно неплох. Я, конечно, попыталась представить его без бороды и с приличной прической, но не получалось. Даже цвет глаз невозможно было рассмотреть, потому что он постоянно смотрел то в тарелку, то на свои ноги, а если и поднимал взгляд на меня, то их скрывали длинные волосы, которые сколько ни расчесывай, все равно падали на глаза. Он был неплохо сложен, но слишком худой, как на мой вкус. Не широкоплечий, хотя при таком росте будь он широкоплечий, затмевал бы солнечный свет. У него были красивые руки с длинными тонкими пальцами, как у музыкантов, правильная форма ногтей, без дефектов. Физически его можно было бы назвать идеальным представителем своего вида, но вот интеллектуально… Я сомневалась, что он блещет умом или хотя бы хорошо воспитан. Хороших манер, во всяком случае, я еще не наблюдала.

– Где ты учился? – спросила я после долгой паузы, пока он утолял голод. Я надеялась, что со временем он сбавит темп, но он ел как в последний раз, полностью набивая рот и быстро прожевывая. Меня начало мутить от его вида.

– В школе, – ответил он с полным ртом, но я поняла.

– В твоем файле значится школа для мальчиков в Истбридже? Ты оттуда родом? – продолжала я ничего не значащую беседу, попивая свой кофе и стараясь не замечать, что часть еды уже лежит на столе.

– Да, – кивнул он, отпив из чашки. Теперь на белоснежном мраморе появилось еще и пятно кофе. Неандерталец, честное слово.

– Кто была твоя мать? – это был обычный вопрос, как о погоде, только более личный, но его он почему-то разозлил.

– Я рос в приюте, – буркнул он, выскабливая остатки завтрака из всех закоулков подноса.

– Но ты должен знать, кто она, – продолжала я дружелюбно, хотя терпение мое имело границы. – Пусть у нее родился мальчик, это еще не повод отказываться от ребенка.

– Если у тебя родится мальчик, ты его себе оставишь? – спросил он с вызовом, подняв глаза на меня. Злобный, горящий ненавистью взгляд. Я даже поежилась, никак не ожидая такой бурной реакции.

– Ну, я еще не думала о детях, – начала я. Он оскалился. Хотя, наверное, пытался улыбаться. Просто дикий зверь.

– Отдашь его в приличный приют, и забудешь об этом неприятном факте, – произнес он холодно. – Такая как ты может позволить себе сколько угодно попыток, прежде чем получится долгожданная девочка, наследница и продолжательница рода.

Я замерла на миг, полностью лишившись дара речи. Так со мной даже Синди не разговаривала, а она была самой ужасной хамкой среди всех моих знакомых. Он продолжал ехидно улыбаться, наблюдая за мной. Ему, видимо, нравилось дразнить меня.