– Ты опять не отвечаешь на мой вопрос.

– Быть может, я потому так хорошо запомнил этот разговор с учителем, что разговор был последним, его уже не продолжить. Это как завещание… Я часто вспоминаю эти слова… Собирать документы… Я подумал еще, что одни описания не воссоздадут действительности. Надо подкрепить их картинами, фотографиями!.. Впрочем, это не моя собственная идея… Сам знаешь, многое делается, а потом конспиративным путем, через курьеров, материалы переправляют за границу…

– Хроника человеческих судеб необходима, я согласен! Рисковать собой ради спасения людей – это можно понять! Но заниматься мертвыми стенами… Когда кругом столько горя, прости, это слишком…

– То, что необходимо сделать, – будет сделано, – тихо произнес Станислав.

– Ну, ладно!.. Назови точный срок операции. Попытаюсь подстраховать, обеспечить поддержку…

– Не могу назвать срока. Все зависит от ситуации в Замке и от погоды. Может, ясный, солнечный день будет завтра, а может, через неделю.

– Скверно! – поморщился Петр. – Я не могу целыми днями ждать сигнала. У отряда есть свои дела. У меня тоже.

– Я все продумал, пойду без поддержки.

– Ты сумасшедший?! – в голосе Петра чувствовалась искренняя тревога.

– Нет! Ты сам подумай! Какая там может быть поддержка? Ведь возле Замка, во дворце «Под бляхой», расположен отряд полевой жандармерии «Потсдам». Тут же поблизости Новый Зъязд и мост Кербедзя. Здесь без конца проезжают машины вермахта, отряды СС, бронемашины, танки и артиллерия. Разве что ты целый полк приведешь на выручку и начнешь сражение в центре Варшавы?

– На что же ты рассчитываешь? – Петр грустно покачал головой.

– Просто я знаю Замок. В детстве частенько бывал там.

– Этого мало.

– Я накапливаю информацию, слежу за территорией.

– Тоже негусто.

– Большая часть отряда полевой жандармерии нередко выезжает на какие‑то операции или учения. Тогда Замок ими не контролируется. Выберу такой день.

– А Бруно? Есть сведения, что недавно он снова кого‑то убил, и как раз в Замке!..

– Да. Бруно. С ним лучше не встречаться. Буду надеяться, что мне повезет.

– Ну парень, хорошо бы тебе повезло!

– А ты, Петр, когда собираешься в лес? Знаешь, если у меня будет готов материал для передачи…

– Какое‑то время я побуду в Варшаве. Должен поработать в фирме. Заодно попробую сдать рисунок и экзамен по строительству… Если захочешь меня увидеть, помни, что моя квартира «накрыта». Буду на Мокотове, знаешь, у кого?

– Знаю. Тогда до встречи?

– До встречи!

Глава III

Когда он запер за Петром дверь, на кухне мелькнула чья‑то тень, послышались легкие шаги.

От неожиданности Станислав вздрогнул. Ведь он проверил: в доме никого не было, а другого входа в квартиру нет. Правда, на кухню он только заглянул.

– Кшися?

Молчание. Шаги стихли.

– Кристина? Я знаю, что это ты! Отвечай!

Молчание.

Ему стало не по себе. Что за дурацкие шутки? А может, Кристина здесь не одна? Случалось иногда, что ей в голову приходили сумасбродные идеи. Она любила подчеркнуть свою независимость, особенно после смерти матери, когда стала вести хозяйство, пополняя семейный бюджет своим заработком в портняжной мастерской. Станислав хотел, чтобы сестра только училась, но, хотя Кристина посещала бесплатные тайные занятия в гимназии, заработанных Станиславом денег не хватило бы даже на самое скромное содержание для обоих. Он не умел подрабатывать, поэтому злотые, которые добывала Кристина, их здорово выручали.

Он знал, что может рассчитывать на преданность Кристины, на ее острый ум, сообразительность, умение хранить чужие тайны, она не раз доказала это, но он знал и о том, как решительно отстаивает она свою независимость. Гибкая, маленькая – никто не давал ей ее пятнадцати, – она умела проскользнуть в малейшую щель. А потом как ни в чем не бывало возвращалась к своему плюшевому мишке, делилась с ним своими секретами. Ни одной из подружек, даже самой близкой, Гале, Кристина не рассказывала о своей дружбе с игрушкой. Только Станислав знал об этом, но и ему она объяснила, что любит бурого медвежонка потому, что это последний подарок родителей, полученный ею на рождество в канун войны.

Станислав любил сестру, но относился к ней чуточку пренебрежительно. Поэтому он не обратил внимания на то, что в один прекрасный день медвежонок был упакован в чемодан. Одновременно Кшися вшила в жакет широкие ватные плечи, надела сабо на высоченном каблуке, выпустила на лоб челку и даже слегка подкрасила губы. Станислава смешили эти претенциозные и, по его мнению, лишенные всякого смысла затеи. Кристина, однако, не обращала внимания на колкости брата и каждое утро, тяжко вздыхая, усаживалась перед зеркалом на свои «косметико‑украшательские» полчаса, а затем в жакете с ватными плечиками отправлялась в путь, постукивая каблуками, словно на ходулях.

Несколько дней спустя Станислав встретил ее закадычную подружку Галю. Он удивился перемене, которая и с ней произошла. Волосы Гали, некогда заплетенные в две толстые косички, сейчас были зачесаны вверх. И тут Станислав неожиданно заметил красоту и пышность светлой короны ее волос. Девушка показалась ему чужой, совсем взрослой и даже чуть загадочной.

Правда, в отличие от маленькой, хрупкой Кристины, Галя, ее ровесница, казалась почти взрослой девушкой. Когда она улыбалась, глядя на собеседника своими глазами цвета дикого меда, к ней трудно было не отнестись всерьез. Голос у Гали был чистый, глубокий, в нем вибрировала какая‑то таинственная нота, словно бы далекое звучание скрипки.

Станислав, до сих пор видевший в ней лишь девчонку, подружку своей младшей сестры, смотрел сейчас на Галю с удивлением.

Причина этой внезапной метаморфозы выяснилась, однако, самым неожиданным образом.

Обе девочки, уже давно входившие в подпольные отряды харцеров, решили проникнуть во «взрослую» организацию, куда принимали лишь с шестнадцати лет. Поэтому они и старались набавить себе года два‑три.

Возможно, эта хитрость и удалась бы, если б Станислав случайно не оказался в условленном месте их встречи с ребятами. К великому сожалению, обман обнаружился, и Гале пришлось снова заплести косички, а Кшися смыла с лица помаду и, спрятав в угол танкетки на высоком каблуке, вернулась к привычным сандалиям. Извлеченный из чемодана медвежонок опять обрел почетное место в изголовье ее кровати, но сама Кшися отныне ни разу не заговорила со Станиславом первой. И всякий раз подчеркивала свою независимость и самостоятельность, давая понять, что не забыла обиду.

Разумеется, Станислав по‑прежнему полностью доверял сестре, но знал, что от нее всегда можно ожидать какой‑нибудь проделки. А главное, у нее в гостях мог быть и кто‑то посторонний.

Поэтому он с тревогой повторил:

– Кшиська, выходи! Не то зажгу свет, а окно не занавешено!

Дверь на кухню скрипнула и отворилась. Станислав с напряжением вглядывался. Все вокруг непроницаемой завесой окутал мрак.

– Зажигай!.. Сегодня на нашей стороне улицы света нет, – послышался насмешливый голос.

Станислав облегченно вздохнул.

– Подслушивала? – спросил он сурово.

– Нет. Сначала спала. А потом меня разбудил выстрел.

– Ты слышала наш разговор?

– Не бойся, не проболтаюсь. Слово чести харцера.

– Я тебе верю! И всегда верил. Вот только взрослую из себя строить ни к чему, – продолжал Станислав, словно бы еще сердясь, а на самом деле успокоенный тем, что его опасения не оправдались.

– А разве мы не взрослые?.. – шепнула Кристина, но так тихо, что он мог и ослышаться.

Опустив шторы из черной бумаги, она проверила, нет ли где щели. Фыркнула карбидная лампа. Яркий свет и особый запах заполнили комнату. Согласно приказу оккупационных властей, электрический свет включали через день – раз на четной стороне улицы, раз на нечетной.

Кристина быстро разожгла огонь в печке на кухне и поставила картошку в мундире на ужин. В печке весело потрескивал огонь, в горшке забулькала вода, Кшися уселась напротив брата, расположившегося со своими бумагами тут же, за кухонным столом, поближе к свету.