тут же поздоровалась с ним и задала вопрос: какого черта он не приехал раньше, и что ему тут нужно теперь?
Странно было спрашивать это у сына покойной, о чем тот сказал с выражением оскорбленного достоинства. Разговоры за столом притихли, все ожидали, что будет дальше. Более-менее знакомые с ситуацией предвидели скандал, намереваясь: кто своевременно его пресечь, кто насладиться редким представлением. Но скандала не произошло. Павел Петрович выпил рюмку за упокой души, съел кусочек рыбы и ложку салата, поздоровался с внуком, а дочь попросил уделить ему время, когда она сочтет нужным. Желательно как можно скорее, у него поезд в Питер, не хотелось бы задерживаться.
Таня обещала быть в его полном распоряжении через полчаса и повернулась к гостям, предложив сказать о покойнице директрисе школы. Пока та разглагольствовала, Таня старалась собраться с мыслями. Папочку своего она в лучшем случае терпела, и очень переживала по этому поводу. Ненормально ведь, когда дочь не выносит собственного отца, который не бил ее в детстве. Правда, обычно она об этом не думала: отец благоразумно поселился в отдалении, в ее жизни со времени окончания школы не участвовал, с собственной матерью отношения не поддерживал, если не считать телефонных поздравлений с праздниками, которые в последние годы стали заменяться открытками с готовым текстом. Сейчас она не могла отделаться от навязчивой мысли: зачем он приехал? Естественно было предположить, что на похороны родной матери. Но весь вид господина Афиногеева говорил о том, что у него есть дело, и именно ради него, а не ради прощания с дорогой покойницей он прибыл. Те же чувства разделяла и Римма Михайловна. Как коршун следила она за бывшим супругом с момента его появления, ни на минуту не сомневаясь, что прибыл он сюда с корыстной целью. Она не забыла, как после смерти ее матери, не имея, по сути, к ней ни малейшего отношения, Альбина с Павлом прибыли в Москву с целью наложить лапу на оставшееся после Людмилы имущество. Тогда она в одиночку отбила атаку, потому что находящаяся в состоянии транса Татьяна готова была все отдать, только бы от нее отстали. Не было бы новое явление Павла Петровича, на этот раз без супруги, повторением пройденного. Альбина могла послать его одного, чтобы сбить Римму со следа, Таня сейчас не способна бороться еще и против собственного отца. А трехкомнатная квартира в сталинском доме рядом с метро Сокол на сегодня — целое состояние.
Поэтому, когда через некоторое время Павел Петрович поднялся и вышел, а через несколько минут Татьяна, извинившись, отправилась за ним, Римма Михайловна, шепнув пару слов своему супругу, выскользнула следом и оказалась свидетельницей следующей сцены.
Отец и дочь стояли друг напротив друга в комнате Толика. Дверь они даже не прикрыли, так что у Риммы Михайловны была полная возможность слушать и наблюдать.
Павел Петрович вкрадчивым голосом предложил поговорить о наследстве. Ведь теперь ему что-то полагается, он, как сын своей матери имеет права... Таня вдруг неожиданно звонким голосом произнесла:
Конечно, ты можешь забрать ее альбомы с фотографиями, мебель, кофейный сервиз и носильные вещи.
Таня, по-моему, ей принадлежали еще кое-какие вещи, не только носильные, – так же вкрадчиво продолжил Павел Петрович.
Ты имеешь в виду квартиру и драгоценности, которые ей оставил дедушка? Извини, ничего не получится. Три года назад она оформила на все это дарственную. Мне. И очень ясно объяснила, почему: чтобы они не достались этой жадной пиявке, твоей нынешней жене. Мне кажется, этим она выразила свою волю совершенно ясно. Я дар приняла. Так что вокруг все мое, можешь успокоиться, папа. Все это нетронутым перейдет твоему единственному внуку.
Татьяна улыбнулась и быстро прошла обратно к столу, даже не заметив стоявшую в тени коридора мать. Павел же Петрович сразу ее увидел и зашипел: «Твоя работа, ты их всех против меня настраивала все эти годы». Схватил с вешалки свое пальто и выбежал. Почему-то теперь он не казался импозантным господином, наоборот, одежда сидела на нем как-то криво и неловко, волосы растрепались, и даже гладко выбритый подбородок уже не казался таким гладко выбритым. Римма Михайловна подошла к двери, чтобы закрыть ее за бывшим мужем, и увидела, как тот столкнулся у лифта с человеком, из этого лифта выходившим. Если кто и был на свете, встреча с кем для нее была неприятнее встречи с Павлом, так вот он перед ней. Ее бывший зять собственной персоной.
Римма Михайловна отшатнулась, и Туманский мимо нее вошел в дверь, даже не обратив внимания на того, кто за ней стоял. Бедная женщина не решилась встретиться еще и с этим призраком прошлого, и пошла на кухню. Там спокойно, уютно и безопасно.
Надо сказать, этот призрак был не так бесплотен и безопасен как предыдущий. Татьяна опасалась, что он придет без приглашения, и не ошиблась.
Вся водка, которую Татьяна успела выпить за этим столом, улетучилась из ее организма, при виде Евгения Ивановича. Если он узнает, что Толик сегодня вечером уезжает с бабушкой в Литву, трудно себе представить, что произойдет. Во-первых, никто никуда не поедет. А что будет во-вторых, об этом даже подумать страшно. Пока же Туманский лицедействовал.
В отличие от Таниного отца, он не стал смущаться, а постарался привлечь к себе всеобщее внимание, неся положенную в таких случаях пургу о прекрасной женщине, которая воспитала, как родная мать, такую чудесную Танечку и положила свои угасающие силы на воспитание его замечательного сына. После чего он положил под Танину тарелку конверт так, чтобы все видели. Он такой добрый, хороший и помогает бывшей жене несмотря ни на что.
Все притихли. После того, как первый призрак скандала рассосался, народ успокоился, только учительницы втихомолку сожалели, что упустили возможность поучаствовать в эпохальном безобразии, и им нечего будет обсуждать на переменах. А тут пришел новый, еще более перспективный в смысле скандала персонаж.
Таня сидела со страдальческой улыбкой на лице, стараясь ничем себя не выдать и прикидывала, что Евгений может знать и от кого. Судя по тому, как он вел свою партию, он ничего не знал, просто счел необходимым устроить этот спектакль. Потому что, высказав все, что приличествовало случаю, он выпил водки, сел, что-то поклевал лениво из того, что положила ему на тарелку оказавшаяся рядом Лина, встал, подошел к Толе, что-то ему сказал на ухо, выслушал ответ, извинился и ушел. Таня, все это время пребывавшая в диком напряжении, наконец выдохнула. Когда за Евгением Ивановичем закрылась дверь, она открыла оставленный им конверт. Сто долларов. А выглядело все так, как будто он принес по меньшей мере полмиллиона.
После ухода Туманского народ стал расходиться. Первым удалился давний бабушкин поклонник. Еще через полчаса не осталось никого из школьных. Минут через двадцать после них ушли Сергей с матерью. За ними Леша, извинившись, подхватил жену и был таков. Остались те, кого Татьяна определила словом «свои». Непонятным для нее образом в «свои» попал и Виктор. А вот в момент ухода Сергея она испытала облегчение и даже не попыталась его задержать или хотя бы договориться о встрече.
Когда чужие ушли, обстановка чудесным образом переменилась. Все расслабились, в том смысле что стали чувствовать себя свободно и непринужденно. Мужчины пошли курить на лестницу, женщины собрали посуду со стола в предоставленные фирмой коробки и переместились в кухню. Римма и Лина, шапочно знакомые давно, только сейчас получили возможность нормально пообщаться, и это доставляло им видимое удовольствие. Таня складывала в холодильник оставшуюся еду. Толя помогал ей: носил блюда от стола.
Толь, смотри, я вам с собой дам рыбку, мясо, язык и фрукты. В поезде сможете поесть вечером, и на завтрак останется. Еще тортик сверху поставлю. Он шоколадный, не испортится. Ты же будешь тортик?
Буду, какие дела? Мам, там еще горячее осталось в кастрюльках. Я его на балкон отнесу, все равно в холодильник не влезет.
Горячее? А было еще горячее? Почему я его не видела?
