Давай, доставай из своего бара что-нибудь, угости мужиков. И выпей с ними, если уж на то пошло, что за мода в одиночку коньяк глушить.
Татьяна спрятала заветную бутылку, вынула виски и перцовку, достала рюмки и понесла все это на кухню, где уже готов был поздний обед или ранний ужин.
Наутро Альгис улетел. Таня позвонила всем, кто искал ее вчера, по телефону решила все вопросы, среди которых не нашлось ни одного срочного, и осталась дома. Собрала в дорогу сына, вымыла полы и навела блеск на кухне. Бывшую бабушкину комнату, произведенную в гостиные, подготовила для завтрашнего печального события. Действовала она с каким-то ожесточением, а взятая ею скорость превосходила всякое вероятие.
Римма Михайловна рвалась помочь дочери, но только мешалась под ногами. Татьяна ничего не говорила, но выражение ее лица свидетельствовало: еще пара минут, и она взорвется. В конце концов Римма подхватила мужа и внука и отправилась с ними гулять. Правда, гулянья хватило ненадолго. Не успели они добраться до парка и полюбоваться на первую майскую зелень, как зарядил мелкий, противный, совсем не весенний дождичек. Пришлось возвращаться. Йонас ворчал: «Свежий воздух, свежий воздух... Где в этом городе может быть свежий воздух, хотел бы я знать...»
Дома их присутствие, неизвестно почему, оказывало на Таню странное деструктивное воздействие. Она не орала, но предметы из ее рук не просто падали, а вылетали на высокой скорости, норовя произвести как можно больше разрушений. Это заметили и мужчины.
В конце концов они просто закрылись на кухне, включили «Индиану Джонса» и тупо смотрели все четыре фильма подряд, прерываясь только на еду. Первый фильм Таня вниманием не удостоила. Во время второго пару раз заходила в кухню и минут по десять смотрела, когда же дошла очередь до третьей части и на экране появился сэр Шон Коннери, она пришла, села и смотрела до самого конца. Индиана Джонс оказал на Таню целительное действие: она перестала кипеть и пришла в свое обычное состояние. Но на последний фильм не осталась, уверяя, что этот бред ее раздражает.
Утро в день похорон выдалось ветреное. По голубому небу неслись облака всех присущих этим природным объектам цветов, от нежно розового до свинцового. Дождя не было, но он мог начаться в любую минуту. По сравнению со вчерашним днем похолодало. Татьяна стояла под руку с отчимом и сыном около морга, благословляя предусмотрительность своей матери. Та выудила из шкафов старое, но еще вполне приличное Танино черное пальто, привела его в божеский вид и заставила дочь его надеть, а также обмотала ее теплой черной шалью, которая красиво драпировалась на плечах, скрывая потертости кашемира. Народ бодро собирался. Пришли директор Таниной школы и завуч по воспитательной работе. Директор работала там уже лет двадцать пять и хорошо знала Танину бабку. Завуч училась вместе с Таней в параллельном классе, Полина преподавала ей русский язык и литературу. Потом подтянулись учительницы, человек семь. Пришли мужчины: бывший военрук и бывший трудовик из школы, а также два Полининых верных поклонника. Один был совсем дряхлый старичок, его привела внучка, другой был вполне еще бодрым, его сопровождал бугай неопределенного вида. Появившиеся на сцене Сергей с матерью неуловимым образом слились с толпой школьных работников, а вот Виктор и семья Лины в полном составе выделялись на их фоне своей чужеродностью.
Все прошло четко, организованно, автобус приехал вовремя, до Хованского удалось доехать без особых пробок. Виктор, Сергей, Сева и Леша сразу оттеснили Йонаса, не позволив ему нести тяжелый гроб. Все как будто знали свой маневр и точно его исполняли. Тане не пришлось ничего делать, только подписывать бумаги там где стояли галочки, и платить деньги из отдельного специально подготовленного конверта. Йонас и Толик всюду ходили с ней, крепко держа ее под локти. Йонас поддерживал, а Толя и сам нуждался в поддержке, и, казалось, черпал силы в присутствии матери.
От крематория до квартиры, где был накрыт стол, добралось человек пятнадцать. Учительницы в большинстве своем убежали на работу, дряхлого старичка увела внучка, но свои все остались. Дома их встретила Римма Михайловна. Она оставалась караулить фирму, которая должна была обеспечить стол. Надо сказать, фирма не подвела. Огромный стол был отменно сервирован, закусок стояло много и впечатление они производили отрадное. Римма отвела дочь в сторону и зашептала, что в шесть часов приедут забрать посуду и получить деньги, так что к шести с поминками надо закругляться. На часах было всего полпервого, так что по этому поводу Татьяна волновалась меньше всего: до шести все давно разбегутся, поминки — не свадьба. Удручало что ее родной отец так и не приехал, несмотря на то, что его предупреждали три раза: два лично и один раз через его нынешнюю жену Альбину. Все-таки Полина — его мать. А, в конце концов, Бог ему судья.
Когда все расселись, старичок с бугаем, который оказался не только давним поклонником Полины но и бывшим ординарцем ее мужа-генерала, попросил слова и долго распинался, как Полина Константиновна была прекрасна и необыкновенна и как ее все любили. После этого компания, что называется, «разбилась по интересам». Сева подсел к Йонасу и они стали обсуждать достоинства разных систем отопления дачных домиков. Леша разговорился с Виктором, Римма Михайловна зацепилась языком с Линой, училки тихо болтали между собой, время от времени делегируя кого-нибудь для выражения соболезнований Тане. Почти все они знали ее еще со школьных времен, поэтому актуальные обстоятельства ее жизни были для них гораздо интереснее разговоров об ушедшей коллеге. Таня рассеянно отвечала на вопросы, выпивая понемногу со всеми, кто к ней подходил. Толя не отходил от Татьяны, усиленно наворачивая вкусности, до которых удавалось дотянуться. Сергей сидел рядом с матерью с недовольным лицом. Его раздражало то, что он должен изображать нейтралитет и непричастность, хотя бы перед собственной мамочкой, которая как раз хорошо знала Полину Константиновну, так что ее присутствие в глазах окружающих было более оправданно, чем его.
Виктор глядел на своего школьного приятеля с тоской. Как только он увидел его в морге, сразу понял, кто этот таинственный Танин возлюбленный. Они поздоровались, но вели себя как чужие, хотя случайно брошенные взгляды, движения, да и сам неестественный, отстраненный стиль общения, который они поддерживали на людях, давал пищу внимательному взгляду, а взгляд Виктора был не просто внимательным. Понаблюдав некоторое время, решил, что роман, похоже, идет к завершению, только непонятно, то ли Сергей собирается Таню бросить и не решается, то ли она его. Во всяком случае, кидаться между ними, как ему хотелось, было не только бесполезно, но и крайне нежелательно. Годилась только политика выжидания.
Он проводил ее в жизнь: обсуждая с Ольгиным младшим братом последние футбольные матчи, искоса следил за соперником. Нарочно уселся так, чтобы разговаривать с бывшим другом было затруднительно, а наблюдать удобно. В общем, все шло по накатанной, так, как должно было.
Внезапно в дверь позвонили. Таня встрепенулась, но Толик бросился вперед раньше с криком «Я открою». Через минуту он вернулся с таким видом, как будто его одежда вдруг стала ему велика размеров на шесть. За ним в комнату вошел импозантного вида господин, в котором Таня узнала собственного отца. Он был один, без жены. Вошел и беспомощно заозирался по сторонам, видимо, никого не узнавая. Так ведут себя близорукие люди, случайно оказавшиеся без очков в незнакомом месте. Но Павел Петрович обладал прекрасным зрением, это его дочь знала точно. Она поднялась и приветственно махнула ему рукой, приглашая за стол. Другой на его месте стал бы громко извиняться за опоздание, говорить речи, изображая скорбь. Павел Петрович не стал проделывать этих неловких телодвижений, просто сел за стол поближе к дочери, по выражению его лица было ясно, что он хочет поговорить с ней приватно, не при всех. На свою беду он поместился аккурат рядом с собственной бывшей женой, которую просто не узнал, иначе бы постарался сесть от нее как можно дальше. Римма Михайловна
