О своем последнем решении он написал:
«Отнюдь не удивительно, я никогда не был генералом в сияющей броне или апостолом воинских добродетелей. Для них есть место в истории, но я был просто молодым человеком, серьезно относившимся к своему долгу. И все, чего я достиг до того, привело к этому [ к гибели Миров Медины]. Целая звездная система была уничтожена по моей вине. Я часто думал на борту «Карфагена», что бы сделал Гурион? Его не было там. А если бы он там был, он бы сделал то же самое? Я сожалею, что так и не обсудил с ним эту тему до самой его смерти. До сих пор я не уверен, была ли это моя блестящая победа, или напротив – самая позорная неудача. Великий Враг не добился своих целей. В военном отношении это можно считать победой. Но это трудный вопрос. Добившись этого, я потерял весь Коридор Медины, уничтожил его древнюю историю, миллиарды жизней, и потерял многих, многих друзей».
БАСТИЭЛЬ Сильверстайн запрыгнул на трап корабля. Броненосцы толпились вокруг, в бешеной давке сражаясь за место на борту фрегата. В их отступлении не было никакого порядка. Они толкались и давили друг друга, некоторые даже убивали других, чтобы проложить путь на корабль. Прямо перед ним эльтебер поднял картечный пистолет и выстрелил в воздух, пытаясь восстановить порядок. Кто‑то ткнул его ножом в ребра, и военачальник рухнул в толпу.
Сильверстайн пригнул голову, плотнее натягивая на лицо зловонную металлическую маску. Изнутри она пахла медным запахом крови. Кольчужный табард свободно висел на его худых плечах, жирно смазанные полосы металла свисали с плохо сидящих на нем доспехов, как бусы. Он никогда не думал, что сможет раздеть труп хаосита и взять его одежду. Возможно, несколько месяцев назад другой Сильверстайн посмеялся бы над такой мыслью. Но сейчас все, что угодно было лучше, чем альтернатива.
Позади полусферой на горизонте сияла расширявшаяся звезда. Атмосфера горела красными и черными вспышками. Она плавилась, как фотопленка в кислоте, черные дыры зияли в ее поверхности. Земля содрогалась – планета начала терять атомную целостность. Впервые, насколько он себя помнил, Сильверстайн был по‑настоящему напуган. Корабли Броненосцев наполняли темнеющее небо в массовом исходе с планеты. Он успел попасть на один из последних кораблей, взлетающих с Аридуна.
Трап начал подниматься с гидравлическим визгом. Охотник вместе с солдатами Великого Врага побежал глубже в трюм корабля. Они набились в темный гулкий трюм. Еще десятки Броненосцев хлынули с трапа, когда он был поднят. Некоторые цеплялись за него пальцами, пока люк не закрылся. Сильверстайн слышал приглушенные вопли снаружи. Снаружи Броненосцы стучали по корпусу в отчаянной металлической какофонии.
В трюме царила кромешная тьма. Сильверстайн решил не использовать аугметику, чтобы видеть лучше. Он не хотел это видеть. Он чувствовал зловонную жаркую скверну солдат Хаоса вокруг. Корабль задрожал, когда включились его двигатели, унося его с поверхности, давление воздуха в отсеках стало тяжелым и гнетущим. Прижимая искореженный кусок железа к лицу, Сильверстайн начал молиться Императору, повторяя одну и ту же молитву снова и снова.
