Чанта посмотрел в небо, словно в поисках некоего божественного знака. Увидел он его или нет, зрелище кораблей, повсюду сыпавшихся с неба на его планету, заставило его принять решение.

– Капрал, передайте приказ всем батареям открыть огонь, – приказал майор Чанта.

– Сэр? – переспросил вокс‑связист, на его лице отразилось смятение.

– Приказываю открыть огонь. Быстрее, капрал, – сказал Чанта, натягивая стеганый воротник цвета хаки на лицо. Он не хотел, чтоб солдаты увидели его окровавленную нижнюю губу, кровь уже испачкала его форму цвета слоновой кости под гамбезоном. Никогда в жизни майор Чанта еще не испытывал такого страха. Если он ошибся, это ему чертовски дорого обойдется, но если он прав, то это уже не имеет значения.

ГЛУБОКО под поверхностью Наги подземное хранилище вздрагивало от ударов. Всеобщая катастрофа не обошла туннели и хранилища, сетью раскинувшиеся под континентом, несмотря на глубину, на которой они находились. Песок сыпался с балок, когда многочисленные удары продолжали терзать поверхность мира. Сотрясение чувствовалось глубоко в катакомбах, в которых находились библиотеки, и даже еще глубже, в архивах. Помещения для писцов тоже страшно трясло. Казалось, сама планета разваливается на части.

Эльхем Метидес, старший архивариус, уже начал опасаться худшего. Стеллаж с книгами в триста метров высотой, начал опасно трястись, содрогаясь на своих деревянных опорах, таких старых, что они стали пепельного цвета. Том «Движения звезд», девятисотлетнего альманаха, слетел с полки в семидесяти метрах выше, у северного входа в хранилище. Книга со свистом пролетела мимо Метидеса и разбилась о кафельный пол рядом с ним, разлетевшись вихрем пергаментных листков.

– Метидес! Метидес! Что происходит? – воскликнул богослов Амадо.

– Я… – начал архивариус. Но он не знал, что ответить на этот вопрос. Метидесу было уже за пятьдесят, и большую часть своей жизни он был хранителем книг. Многие считали его эрудитом, человеком энциклопедических знаний. Если кто‑то на Наге и понимал, что за катастрофа сейчас происходила на поверхности, то Метидес, вероятно, был одним из таких людей. Но он не хотел сеять панику.

– Землетрясение, конечно, – солгал он.

– Не может быть! Эта часть хранилища не находится близко к разломам или зонам субдукции! – закричал богослов, хватаясь за рукав льняной рубашки Метидеса.

– Вы знакомы с работами Алоизия Спара?

– Нет…

– Прекрасно. Тогда вам абсолютно не о чем волноваться, – съязвил Метидес, освобождая рукав.

– Но Метидес, некоторые говорят, там наверху идет бой! Там война? Но почему?

Эльхем Метидес глубоко вздохнул. Возможно, другие уже знали, или, может быть, они читали те же тексты, что и он. Библиотеки в лабиринтах катакомб под поверхностью Наги служили главным архивом Миров Медины. Хотя в них хранилось все, от военной поэзии эпохи, предшествовавшей Ереси, до данных по товарообороту в суб‑секторе за последний месяц, была и такая вероятность. Работы Алоизия Спара были не слишком известны, но все архивисты в душе обожали приобщаться к тайному знанию.

– Зачем кому‑то сражаться за Миры Медины, как не ради Старых Королей Медины? – серьезно произнес Метидес.

Амадо встряхнул головой и рассмеялся.

– Старые Короли Медины – это же миф, сказка.

– Тогда зачем, Амадо? Вы же ученый человек. Или вы не знаете? Нага – маленькая планета пограничного сектора. Она не имеет ни стратегического значения, ни сколько‑нибудь значительных ресурсов.

Теперь архивариус схватил Амадо за рукав.

– Алоизий Спар предупреждал нас о Старых Королях Медины. Он предсказал, что они могут принести в наш мир войну со звезд. Почему вы смеетесь?

– Потому что это детские сказки! Реликвии Эпохи Отступничества, спрятанные и забытые на одном из Миров Медины? Нет даже никаких правдоподобных сведений о том, что это такое, и где они могут быть! Чистая выдумка!

– Алоизий Спар ничего не выдумывал. Он знал законы неизбежности. Если Старые Короли были потеряны в Мирах Медины, неизбежно кто‑то попытается найти их, сейчас или через сто тысяч лет.

– Кто был этот Алоизий Спар? Пророк?

– Нет. Военный тактик. Лорд‑генерал Эпохи Отступничества.

– Ах, – кивнул Амадо, явно ошеломленный.

Метидес отпустил его рукав. Его речь прервалась, когда в хранилище из коридоров катакомб стали входить другие работники архива. Некоторые из них кричали, некоторые плакали, другие потрясенно молчали, глядя остекленевшими глазами.

– Они здесь! Война! На Нагу пришла война!

По всеобщему смятению это было и так ясно.

Прежде чем Метидес смог расслышать что‑то еще, какофонию криков заглушил страшный грохот с поверхности. Три стойки с книгами рухнули, две у северного входа, и одна рядом с западным, сотрясаемые деревянные опоры уже не могли их держать. Стометровые полки опасно закачались, и книги хлынули с них потоком. Лавина прозы, поэзии, и исторических документов погребла под собой всех, кто находился в хранилище.

К своему счастью, Эльхем Метидес быстро потерял сознание. Он не слышал криков своих умирающих коллег и гробовой тишины, последовавшей за ними.

В СТРАШНОЙ давке в толпе Винимус Дахло потерял свои счеты. Его чайная тележка тоже была опрокинута, но ее можно было починить. А счеты были очень дороги ему. Они были вырезаны из ароматного красного дерева, это был подарок жены. Его жена два года копила деньги на этот подарок, собирая их в помятой консервной банке, спрятанной в колыбели их дочери.

Он искал счеты, ползая на четвереньках в желтой пыли, поднятой паническим бегством толпы. Люди непрерывным потоком бежали по улице, опрокидывая лотки и прилавки, толкаясь и падая. Торговец, несущий клетки с декоративными птицами на шесте, споткнулся о ноги Дахло. Недалеко продавщица гончарных изделий жалобно плакала, ее глиняная посуда была разбита и затоптана толпой. И сквозь весь этот шум непрерывно слышался треск выстрелов.

Дахло в своих поисках пришлось двигаться против течения толпы, наконец, он заметил, как в известковой пыли мелькнуло резное дерево. Пригнувшись и защищая голову руками, Дахло рванулся сквозь толпу. Спотыкаясь, он пробился через остатки чьего‑то ларька с косметикой. Маленькие банки с красками – красной для губ, фиолетовой для глаз, кремовой для щек – были все раздавлены. Давление толпы было таким сильным, что Дахло едва не сбили с ног и оттащили назад на несколько метров.

Отчаянно пробивая себе путь в давке, Винимус Дахло увидел свои счеты на земле. Лак немного стерся с них, но в остальном они были невредимы. Он бросился к ним, и, схватив, прижал дорогой подарок к груди. Когда Винимус уже повернулся, чтобы бежать обратно, вдруг чья‑то сильная рука схватила его за украшенный бисером воротник куртки и швырнула на землю.

Он тяжело упал на спину. Падение оглушило Дахло, ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. И то, что он увидел, затопило его сердце ледяным ужасом.

Над ним стоял один из бронированных убийц.

Он был высоким и мощным, облаченным в тяжелые слои кольчуги и металлических пластин. Это был монстр, дикий и свирепый. На его бронированной груди висели многочисленные патронташи и подсумки с боеприпасами и гранатами.

Но что больше всего ужаснуло Дахло – это его голова. Его голова была словно обмотана железом. Полосы металла покрывали ее всю, от верхней части черепа до нижней челюсти, с небольшим отверстием для рта и узкими щелями для глаз. Дахло видел, что из щелей между железными полосами сочится гной.

Нарочито медленно облаченный в броню убийца поднял кулак в латной перчатке. К ее тыльной пластине был приварен тридцатисантиметровый шип, и убийца неторопливо занес его над своей жертвой. Дахло был уверен, что под железными пластинами чудовище улыбается.

– Пожалуйста, лучше застрели меня, – прохрипел Дахло, и тут же пожалел об этом. Он ведь всегда представлял себе, что его последние слова будут спокойными и мудрыми.

ТРАССИРУЮЩИЕ снаряды врезались в стратосферу, облака разрывов покрывали небо, как клочья пепла. Несмотря на отчаянное сопротивление, корабли продолжали падать на поверхность. Десятки их были сбиты зенитным огнем, рассыпаясь в небе пылающими обломками. Но еще десятки продолжали мчаться к поверхности сквозь оранжевые сумерки, и приземлялись в огромных тучах пыли.