– Твоя история поистине удивительна. Но прошу тебя, сыграй мне еще на твоем чудесном инструменте, – сказал Ур Фта и протянул свирель старому форлу. Недолго думая, Кин Лакк прижал ее ладонью к груди, наклонил голову и заиграл, ловко перебирая отверстия пальцами. Ур Фта вздрогнул, как натянутая тетива, но поборол себя и продолжал сидеть неподвижно, одной парой рук обхватив свои плечи, а другой – опираясь на правое колено.

– Что это значит, благородный Ур Фта? – спросил удивленный Кин Лакк, прервавшись. – Почему ты не двигаешься?

– Это значит, – ответил Ур Фта, гордо вскинув слепое лицо и положив ладонь на рукоять меча, – что наследник Син Ура сам выбирает свою дорогу. Никогда и никому не удастся подчинить себе его волю.

– Ты настоящий воин, – произнес Кин Лакк, придав твердости своему хриплому голосу. – Ты сын своего отца. Поверь, я и не думал подчинить твою волю себе. Да ты и сам теперь доказал, что это невозможно. Напротив, я готов тебе подчиняться. Я стану служить тебе глазами в любом сражении, да так, что ты, слепой воин, станешь непобедимым.

– Хорошо. Но как быть с твоею ненавистью к крианам? Ведь я не собираюсь сражаться с ними. Между нашими царствами давно установился мир.

– Сегодня мир – завтра война. Я потерплю, благородный царевич. Думаю, осталось недолго. Что-то мне подсказывает, что встретились мы недаром.

– Хорошо, – повторил Ур Фта, поднимаясь и старательно скрывая охвативший его радостный трепет. – Я принимаю твое предложение. И если ты хочешь немедленно доказать свою преданность, до рассвета мы должны спуститься в Айзур. Там с твоей помощью я буду участвовать в поединках на празднике Золоват и добьюсь, чтобы меня признали воином. Ты согласен?

– Согласен ли я вновь пережить вместе с тобой волнение юного сердца в первом бою? Согласен ли я вернуться из мира призраков к жизни, бегущей среди опасных случайностей и смертельных угроз? И ты еще спрашиваешь? Конечно согласен! Сегодня же наследник великого Син Ура убедится, что лучшего жизнехранителя, чем моя свирель, поющая у него над головой, ему не найти.

Юные любители рабады с блаженными улыбками на устах почивали в Ализандовом гроте, ни о чем не подозревая. А их предводитель Ур Фта верхом на своем черном, как застывшая смола мубигала, гаварде мчался по горным тропам к Айзуру, то натягивая, то ослабляя узду согласно с простенькой мелодией, которую выводил на своей свирели сидящий в седле прямо перед ним небольшого роста крепкий старик с серебристым оперением.

– Еще налетаюсь сегодня, – сказал он Ур Фте, когда усаживался на это почетное место, и добавил: – Погоняй смелее, царевич, – я вижу как днем в темноте.

И после этих его слов ничего не остается добавить ко второму урпрану книги «Кровь и свет Галагара».

Накануне вечером было. Взметнулся и pастаял первый день праздника Золоват. Осталась по нем прекрасная память о шумных играх и молодецких забавах. Цвет юности Цлиянского царства с рассвета до заката сверкал под солнцем Айзура. Будущие витязи, хотя и берегли силы для поединков второго дня, уже вовсю старались завоевать участие и поддержку.

В преддверии веселого пира, разнообразно украшенного изысканными яствами, невесомый восторг охватил сердца, вспыхнув беспечным пламенем. От этого заблестели глаза, и лица, открытые навстречь светлому Золовату, озарились улыбками при виде героев первого дня. А те неспешно шагали плечом к плечу, отвечая улыбками на улыбки, и, осчастливленные долгожданным афусом торжества, размахивали яркими гирляндами из цветов айолы и листьев скарела.

В преддверии веселого пира, подобного коему не бывало целую зиму, дыхание участилось, как бы в любовном порыве, и небеса пошатнулись во взорах. Добротревожно зарокотали гаргасты, и девицы, весь день волновавшиеся за своих любимых, разом ахнули и завизжали, узнав героев первого дня. А те неспешно шагали, радуясь друг за друга, и в мечтах возносились на новую и новую высоту, а в ответ на все знаки восхищения, словно бы нехотя и с ленцою размахивали свежими гирляндами, что сплели для них айзурские красавицы из цветов айолы и листьев скарела.

В преддверии веселого пира, обыкновенно не утихавшего целую ночь, радостное волнение закипело подобно морским громадам перед бурей. Торжественно взревели зулы, и цлияне, собравшиеся вкруг площади Зьаф, разом вскочили, приветствуя героев первого дня. А те неспешно шагали по большому кругу, наслаждаясь заслуженным почетом, и в ответ на хвалебные крики то и дело размахивали пышными гирляндами, что сплели для них девицы Айзура из цветов айолы и листьев скарела.

Тонколицый, посверкивающий острым взором Фо Гла пытался разглядеть в толпе своего отца, чья мечта о надежном потомстве сбылась с рождением единственного сына. Но только после того, как он уже заимел трех дочерей, давным-давно повылетавших из родительского гнезда. Седовласый Нирст Фо тоже вытягивал шею, надеясь поскорее увидеть сына. Наконец их взгляды пересеклись – и счастливый возглас старика вырвался из общего гама, чтобы в следующий лум снова в нем утонуть. Отец по праву гордился сыном: из десяти стрел, пущенных Фо Глою, девять угодили в мишень – летящий обруч, обтянутый темною кожей.

Ал Грон, невысокий юноша с раскрасневшимся от возбуждения лицом, с глазами, напоминавшими пару спелых ягод висиллы и довольно большим носом, слегка загнутым книзу, радовался как ребенок, хотя и старался выглядеть степенным. И он сумел отличиться в тот день – разогнав своего гаварда, мечом в правой руке поддел и подбросил одно за другим четырнадцать колец, а копьем в левой поймал все четырнадцать и возложил их к ногам своей возлюбленной Чин Дарт, в смущении потупившей взор.

Смуглое лицо третьего героя цветом и блеском было схоже с отполированным куском речного афата яйцевидной формы, висевшим у него на груди. Гордо повернув и вскинув голову, он растянул острозубый рот в самодовольной улыбке, когда в толпе стали дружно выкликать его имя: Тан Заф!

Тан Заф завоевал всеобщее расположение, когда в разгар традиционной сарпады остался один на один с разъяренным сарпом. Зверь мчался на него, покачивая торчащими из боков и спины древками. Храбрый юноша сумел удержать своего гаварда, едва не вставшего на дыбы и направить его прямо навстречь чудовищу. В последний лум, когда казалось, уже ничто не спасет храбреца, подгоняемый плетью гавард с ревом взвился в прыжке и вместе с Тан Зафом перелетел через сарпа. Пока неповоротливый зверь с ворчанием топтался на месте, не в силах уразуметь, куда подевался его смертельный враг, – Тан Заф умчался керпитов за триста, развернув, остановил своего гаварда, выхватил четыре копья, встряхнул привязанную к ним сеть и приготовился к броску. Как только сарп, наконец, углядев своего врага, сорвался с места, молодец всеми четырьмя швырнул сеть на копьях круто вверх, словно хотел поймать ею облако. Но верным был его расчет. Все убедились в том, когда копья с зубчатыми наконечниками юцазак описали в воздухе каждое по крутой дуге и с низким звоном глубоко ушли в землю, словно обозначив углы невидимого квадрата, а сеть накрыла свирепого сарпа, остановив его тяжелый бег в уктасе (не более!) от невозмутимо восседавшего в седле Тан Зафа. Он, спешившись, подошел вплотную к запутавшемуся в сети сарпу и похлопал его по плоской массивной холке двумя руками. Восторгу созерцавших эту победу не было предела. Вот и теперь они не унимались, выкликая хором:

– Тан Заф! Тан Заф! Храброму – слава!

Рука об руку с Тан Зафом выступал его лучший друг Бер Сан. Круглоголовый, безволосый, он, как всегда, выглядел угрюмым и только изредка поднимал светлые глаза из-под сдвинутых к массивному носу густых радужных бровей. Никто лучше Бер Сана не умел обращаться с метательными ножами. Всего лишь четырежды поднялась и опустилась колотушка, ударяя в большой гаргаст – и этого времени хватило Бер Сану для того, чтобы с расстояния в один уктас метнуть в цель сорок ножей. Невозможно было уследить за четверкой его мелькающих рук с тонкими белыми пальцами. Когда же мелькание прекратилось и Бер Сан отвернулся, скрестив руки на груди, восхищенные сородичи увидели, что все сорок ножей вонзились в щит двумя ровными линиями и их сверкающие на солнце алые рукоятки образовали правильный крест, перечеркнувший белое поле мишени.