Кин Лакк молча кивнул и, поднявшись, предложил прогуляться по саду. Солнце скрылось, и в наступивших сумерках благоухание сделалось почти невыносимым. В буре белоснежного цветения бирцид, чьи маленькие лепестки уже кружились в воздухе на гребнях теплого ветра, все трое вдруг остановились. И Кин Лакк сказал:

– Разное может случиться. И не диво, если удача не всегда будет сопутствовать нам на избранной трудной дороге. Принесем же клятву, славный витязь, теперь, посреди этого прекрасного вертограда, в том, что не отступимся и не предадимся спокойной жизни, станем верно служить благородному царевичу до тех пор, пока он не вернет в глаза свои свет и не уничтожит злокозненного чернородного дварта Ра Она.

Кин Лакк опустился на колени и прикоснулся рукою к руке царевича.

– Скорее погибнем, – сказал Нодаль и сделал то же самое. Позднее были еще сложены об этом такие строки:

Наутро лодка с тремя героями на борту под небольшим прямоугольным парусом, подгоняемая свежим рассветным ветром и плавным течением зеленоватых вод Зиары, заскользила по направлению к Саркату.

Не будем говорить о том, как проводили время в пути царевич и его спутники, ни повторять слова форлийских витвол, которыми веселил сердца Ур Фты и Нодаля славный Кин Лакк, ни пересказывать произносимые тогда для забавы бесконечные истории любовных приключений витязя с посохом, давно заключенные в отдельную книгу, сотрудницу в грезах любвеобильных юнцов.

Перешагнем через день с пристани утра на берег ночи, взлетим на высокую стену из белого сафа вместе с Кин Лакком или, подобно Ур Фте и Нодалю, перелезем через нее по сброшенной форлом веревке из крепких волокон рудлы – пока неусыпные стражи расходятся в разные стороны, повернувшись друг к другу спиной. Оставим двоих у ворот гавардгала и проследим за третьим, крадущимся вдоль стены к восточным воротам сада, окружающего царский дворец.

Ты, верно, спросишь: к чему эти лишние хлопоты? Отчего бы не дождаться ясного дня и не войти в город с толпою жителей окрестных сел, стекающихся на базарную площадь Сарката? Почему бы не купить гавардов вместо того, чтобы красть их, да еще из-под носа у царских гавардиров? Ты недоумеваешь, не в силах подыскать какой-нибудь ответ на эти свои вопросы? Ну что ж, оттого ты и не был никогда в Галагаре, оттого и не стоял в ту ночь рядом со знаменитым Нодальвирхицуглигиром Наухтердибуртиалем, который, крадучись на женскую половину царского дворца, задушил волосяною удавкой одного за другим добрую дюжину отборных стражей, вооруженных топорами на длинных рукоятях, отомкнул не одну дюжину хитроумных запоров и, затаив дыхание, остановился у двери в опочивальню царевны. Прислушавшись и оглядевшись по сторонам, он мягко толкнул дверь и ступил за порог, перешагнув через тело здоровенного евнуха, облаченного в безрукавный тисан и широкие сатьяры из белого и алого цинволя. Нодаль сделал несколько шагов по направлению к невысокому ложу, занавешенному полупрозрачным чидьяровым пологом, – и его сознание помутилось. Но помутилось лишь на один мимолетный лум и, конечно, не от каких-нибудь подлых умыслов. Просто вдохнул он едва уловимый аромат драгоценных курений, витавший в сонных покоях прекрасной Шан Цот, или коснулся тяжелой рукой невесомой волнующей ткани…

Преодолев понятную слабость, Нодаль склонился над ложем и холодно глянул на царевну, окутанную сном. Ее черты, залитые теплым светом, струящимся из множества пристенных фонарей, сияли спокойным совершенством. А все же верный витязь был невозмутим, словно глядел в бревенчатую стену. Пошарив за пазухой, он извлек заветные зерна залидиоля, взял их с ладони в щепоть и протянул руку к погибельно прекрасному лицу. Как вдруг ресницы Шан Цот задрожали, и она широко раскрыла глаза, сверкавшие подобно двум громадным альдитурдам, упавшим на снег. Но отважный Нодаль не дрогнул и спешно пустил свои зернышки в ход. В тот же лум волшебные глаза царевны, неотрывно глядевшей витязю в лицо, подернула томная дымка, и выражение ужаса в них сменилось глубокой волной сладострастья. Однако и эта волна не захлестнула твердое сердце героя. Он не стал дожидаться, пока веки царевны опустятся под тяжестью новой дремы, наспех завернул ее в сорванный тут же чидьяр и кинулся прочь из дворца, неся на плече сокровище, завладеть которым не чаяли и во сне несметные дюжины ловких агаров. А в мягком ларце, где хранилось сокровище прежде, теперь лежал, утопая в пуховых подушках, бездыханный евнух с выпученными глазами и широко раскрытым ртом.

Нодаль двигался быстрым бесшумным шагом по запутанным галереям женской половины дворца, пересекал, держась как можно ближе к стенам, просторные залы, озаренные мириадами светильников. Время от времени слух его чутко улавливал малейшие шорохи и иные подозрительные звуки. Несколько раз он сворачивал не в ту сторону, где, по его разумению, лежал кратчайший путь наружу. То и дело раздававшиеся топот ног и сдавленные крики указывали на то, что подвиги витязя на пути в опочивальню царевны уже обнаружены и следует ожидать серьезного столкновения с целым отрядом стражников за любым поворотом. Теперь это представлялось ему нежелательным делом: ведь надо было прежде всего беречь царевну и постараться выиграть время.

И все же стычки избежать не удалось. В тот лум, когда Нодаль приблизился к концу длинного, едва пропитанного тусклыми отблесками редких светильников перехода, его внезапно ослепило пламенем полудюжины смоляных факелов, и в гуще их шаткого света сверкнули смертоносные лезвия зайгалов.

Не выпуская царевны и только крепче прижав ее к отведенному плечу, славный витязь выхватил из-за спины свой чудовищный посох и провел им с правого плеча свистящую дугу, перечеркнувшую стражников, словно кровавой кистью. Но немедленно им на смену накатила новая полудюжина. Гул впереди нарастал, и Нодаль, отбивая атаку за атакой, одновременно стрелял глазами в поисках выхода из этого узкого места. Теперь действительно надо было торопиться: еще роф-другой – и, обнаружив пропажу царевны, поднимут на ноги весь столичный гарнизон, перекроют все ворота, так что выбраться из Сарката будет не так-то просто.

Наконец он углядел в темной нише слева и сзади то, что искал, или, во всяком случае, очень на то походившее. Не переставая работать посохом и удерживать противников на изрядном расстоянии, Нодаль неожиданно отступил на шаг вправо и, оперевшись плечом о стену, ударил в темную нишу ногой. Дверь, скрывавшаяся в тени, с грохотом распахнулась – и он, пригнувшись, ринулся в проем, не ведая, что там его ожидает.

Удерживая дверь богатырской спиной под нарастающим прибоем размеренных ударов, славный витязь обнаружил, что очутился в кромешной темноте. Но, втянув воздух ноздрями, он без труда определил, что это за место. В трех шагах перед собой нащупав посохом скользкую покатую поверхность, Нодаль точно подгадал между двумя ударами, с ревом сотрясавшими ему спину, и шагнул в сторону, освобождая дверь и закрыв телом свою драгоценную ношу. В тот же лум рев и треск слились воедино и добрая дюжина нодалевых преследователей с беспорядочными воплями, цепляясь друг за друга, отправились вниз по зловонному полукруглому желобу, предназначенному для спуска нечистот.

– Вы ступайте, а я там обойду, где почище, – сказал он, подтолкнув к желобу последнюю пару стражников, сумевших-таки задержаться в дверном проеме, и, не слушая их удаляющихся воплей, кинулся обратно в галерею.