— Ума не приложу, как я отважилась позвать мистера Коулла…
Я фыркнула и закатила глаза, а она продолжила:
— Надеюсь, об этом никто и никогда не узнает. Представьте, что будет, если Найт расскажет еще кому-нибудь.
Я почти не сомневалась, что он уже рассказал кому-нибудь. И не раз. Оставалось рассчитывать на то, что народ не сбежится, чтобы изгнать из Шерри дьявола. По местным меркам, быть впутанной в ситуацию, где фигурируют имена сразу троих господ, вверх распущенности. В аристократических кругах — это милые забавы, в королевских — хороший тон. Странная кульминация: чем выше положение, тем фривольней нравы.
— Если я неплохо разбираюсь в людях, то твоего Патти не остановит сломанная нога противника, — по-филосовски рассуждала, покачивая ногой, — думаю, пистолеты будут спокойно пылиться, пока не срастутся кости, но после обязательно пойдут в расход.
— Не говорите так, Анна, — она надула губы, — я никогда не прощу себе, если из-за меня пострадает мистер Вебер.
— А если пострадает Коулл? — провокационно усмехнулась я. — Между прочим, на нем остались явные улики. Я имею в виду лицо этого джентльмена. Его фонарем теперь можно освещать улицы…
— Прекратите насмешки, леди Блайт, — нахмурилась Шерри. — Я никому не позволю над ним смеяться!
Она разгорячилась, выкручивая пальцы, а меня так и разбирало подсластить пилюлю.
— А если Коулл тоже сделает тебе предложение? Что ты ответишь?
— Бред! — она побледнела, вытянувшись и остолбенев, как памятник на городской площади, — Коулл увлечен другой женщиной.
— Кем, позвольте узнать?
— Вами! Разве вы не видите?
Я изобразила на лице крайнюю степень изумления, не забыв раскрыть рот для убедительности.
— Шарлотта Эванс, вы только что увели у меня из под носа мистера Коулла, — притворное возмущение заставило ее оттаять, — а еще назывались подругой.
— Я… я, — она трагично хватала воздух, и я поднялась и поманила ее к двери.
— Умираю от голода, Шерри. Негоже хозяйке морить свою гостью голодом, — весело заулыбалась, — а за обедом обсудим, как быть дальше.
Едва я схватилась за ручку двери, как что-то больно сжалось внутри, заставив согнутся пополам. Огненная резь подкосила ноги, и я с тяжелым вздохом опустилась на пол.
— Леди? Леди Блайт? Анна? — закудахтала Шерри, бегая вокруг меня и пытаясь определить, что случилось.
А то, что случилось, было скорее предчувствием, предвкушающим трагедию. Меня уложили на постель, убедив, что я должна дождаться врача. Боль прекратилась, но мой живот окутал странный холод. Китти, Шерри и грубоватая горничная носились надо мной, как над сокровищем, и только одна из них, моя компаньонка, понимала, в чем было дело. Я потонула в собственной слабости, упросив, чтобы мне принесли чашку горячего шоколада и плед. Когда, наконец, явился врач, я уже чувствовала себя превосходно. Хитростью и не дюжими стараниями нам с Китти удалось выпроводить из комнаты других женщин, чтобы поговорить с врачом, и после уймы манипуляций с моим телом, мне объявили, что я должна больше отдыхать и не тревожится. На том мы с доктором распрощались.
Спать я легла, все еще тревожась за ребенка. Склонна думать, что мой малыш обладал даром предвидения и хотел всего-навсего предупредить меня заблаговременно бежать из Шропшира, ибо вскоре меня ожидала страшная встреча. Мне снился огонь, пожирающий Шил-парк — предвестник разрушения наяву, которого я боялась и жаждала долгих одиннадцать лет.
ГЛАВА 20
Любовь сильнее самолюбия: женщину можно любить, даже когда она презирает вас.
Л. Вовенарг
Утро принесло лишь малое облегчение. Я поднялась на удивление рано. В Хартфордшире я не вылезала из постели до полудня, завтракая прямо на простынях, едва разлепив глаза. Столичная жизнь обязывала, видите ли.
Спустилась в гостиную, принарядившись, ибо садится за стол нужно было при полном параде. Мое личное убеждение. Сегодня я пренебрегла корсетом и надели воздушное платье светло-голубой лазури и жемчужное ожерелье, как истинная лондонская дама, принимающая в будуаре. Правда, еще на лестнице я услышала, что у нас с Шерри гости. Мужские голоса. Сердце отчего-то тупо заныло и тяжело затрепыхалось. Я шла, как на каторгу, сжимая кулаки. Голоса становились громче, и вдруг я узнала один из них и обомлела. Злость разом затмила рассудок, оборвав дыхание, и я влетела в комнату, видя перед собой только одного человека — Чарльза Бенджамина Беккета. Однако меня ждал сюрприз. Едва я выпорхнула на середину гостиной, заставив всех умолкнуть и удивленно на меня воззриться, я заметила его — моего горячо любимого супруга — Энтони, который стоял у окна в пол оборота, равнодушно перебирая пальцами.
Мы долго играли в гляделки: то лорд Блайт, то Беккет, то Шерри и обратно. Занятно, но это не могло продолжаться вечность. Кроме того у меня было такое дикое выражение лица и, наверно, стоящие дыбом волосы, что на губах Чарльз вольготно расположилась нахальная улыбочка.
— Леди, — он поклонился, как галантный кавалер на королевском балу, — рад вас видеть, — его глаза говорили больше, буквально пожирая меня.
— Анна, — Энтони подошел, аккуратно взяв мои руки кончиками пальцев, свел их вместе и поцеловал.
Меня передернуло. Всегда создавалось впечатление, что на губах у мужа был неприятный жирный осадок после съеденных деликатесов. Он заметно раздобрел в талии. Энтони никогда не был подтянут, но и толстым не был. Видимо, его протеже — любительница изысканных блюд.
Беккет, напротив, становился только краше. Меня от него тошнило, но я знала дам, которые были от него без ума. Холодная кровожадная кобра была во стократ приятнее.
— Как вы себя чувствуете, леди? — любезно осведомился он. — Миссис Эванс сказала, что вчера вам было плохо.
Я бросила многозначный взгляд Шерри, которая лишь удивленно хлопала глазами, плохо соображая, чем обязана визиту столь влиятельных господ.
— Я чувствую себя прекрасно, лорд Беккет, — мой ледяной тон мог приморозить усы Энтони к его подбородку.
— Рад это слышать, — его улыбка стала по-настоящему раздражающей, — мы беспокоились.
Наверное, я съем свои панталоны, если муженек и Чарльз действительно беспокоились.
— Вы не писали мне, леди Блайт, — в голосе Беккета проскользнул неясный упрек, — Я предполагаю, вы хотя бы обо мне вспоминали?
Конечно, вспоминала, срываясь на крепкие словечки.
— Миссис Эванс, — он вдруг обратился к Шерри, которая вздрогнула и поднялась с дивана, — распорядитесь принести кофе. Верно, лорд Блайт?
— Да, непременно без сахара.
Энтони блюдет фигуру? Это что-то новенькое.
— А мне, пожалуйста, еще чего-нибудь перекусить, — невозмутимо командовал Беккет, говоря с Шарлоттой, как с прислугой.
Она закивала и побежала в кухню тормошить свою горничную-кухарку.
Мы остались наедине — я, Энтони и Чарльз. Я вдруг осознала, что моя жизнь как-то странно перекликалась с судьбой миссис Эванс. В ее жизни было трое мужчин и в моей трое. Я определенно дурно на нее влияю.
— Леди, — Беккет оказался рядом, предлагая присесть в кресло. Я ощутила запах его парфюма — не слишком резкий, не слишком сладкий — а именно такой, какой мне нравился. Он делает успехи, — нам нужно поговорить.
После этих слов по коже пробежался мороз, лишая хладнокровия.
Энтони облокотился о подоконник, как большой сгорбленный ворон, загородивший свет солнца, и выжидающе глядел на Чарльза, предоставив ему право вести беседу. Так было всегда.
— Леди Блайт, я надеюсь, вы воспримите то, что я хочу сказать, спокойно, — Беккет сел напротив меня, положив ногу на ногу и вперив пристальный взгляд мне в переносицу, — мы не раз обсуждали это с вашим мужем, — затаенный голос — признак торжества и снисхождения. Так говорят победители с проигравшими, — и пришли к выводу, что так будет лучше для всех.
Мне стало казаться, что он, как паук, плетет вокруг паутину. Энтони никак не выражал эмоций, стоя, как чучело на поле. Что, святые небеса, происходит?