Только что убийца мчалась по парапету, а уже в следующую секунду она просто‑напросто исчезла, растворившись в тенях.

Талос не стал подниматься на ноги. Пророк даже не был уверен, удастся ли ему это. Он закрыл единственный уцелевший глаз. Второй превратился в слепой и кровоточащий комок боли, и с каждым биением двух сердец от него вглубь черепа шла глухая пульсация. Бионическая рука, дрожащая от повреждений суставов и нервных соединений, активировала вокс на вороте доспеха.

– В следующий раз я послушаюсь тебя.

Сквозь оглушительный рев двигателей вертикального взлета прорвался голос, доносящийся из внешних динамиков катера. Помехи лишили слова всякого выражения.

–  Если мы не выйдем из боя сейчас, следующего раза не будет.

– Я велел тебе уходить. Я отдал приказ.

–  Господин, – затрещали динамики в ответ, – я…

– Убирайся, будь ты проклят!

Когда Талос взглянул на корабль в следующий раз, две фигуры стали видны более четко. Они сидели рука об руку в пилотских креслах.

– Я официально извещаю, что ты больше не состоишь у меня на службе, – скороговоркой передал он по воксу и снова расхохотался. – Уже во второй раз.

Но катер остался на месте. Двигатели натужно ревели, омывая бастионы волнами раскаленного воздуха.

На сей раз сквозь хрип вокса прорезался женский голос:

–  Талос.

– Бегите. Бегите как можно дальше отсюда и от этого мира, несущего одну смерть. Бегите в последний город и садитесь на первое же судно, покидающее планету. Империум приближается. Они станут залогом вашего спасения. Но помните о том, что я сказал. Все мы – невольники судьбы. Если Вариилу удастся вырваться живым из этого безумия, однажды он придет за ребенком. Неважно, как далеко вы убежите.

–  Возможно, он никогда нас не найдет.

Смех Талоса наконец‑то утих, хотя пророк продолжал улыбаться.

– Молитесь о том, чтобы не нашел.

Вдох ножом вошел в его разорванные легкие. Он привалился спиной к зубцам стены, закряхтев от боли в переломанных ребрах. Серая мгла медленно затягивала мир вокруг. Пальцы потеряли чувствительность. Пророк положил одну руку на потрескавшийся нагрудник с ритуальным изображением оскверненной аквилы, дочиста отполированным дождем. Вторая легла на болтер – оружие Малкариона, которое Талос выронил раньше, во время боя. Окостеневшими пальцами пророк закрепил двуствольный болтер на бедре и снова медленно втянул ледяной воздух в легкие, не желавшие больше дышать. Кровоточащие десны окрасили зубы в розоватый цвет.

– Я иду за ней.

–  Не будь идиотом.

Талос поднял голову, позволяя струям дождя смочить раны. Странно, что мимолетное милосердие заставило их поверить, будто они могут говорить с ним в таком тоне. Он заставил себя подняться на ноги и зашагал по обвалившимся, выщербленным бастионам, сжимая в руке сломанный клинок.

– Она убила моих братьев, – сказал пророк. – И я иду за ней.

Сначала он направился туда, где лежал Кирион. Метательная звезда почти ничего не оставила от его груди: черный огонь пожрал плоть и кость грудной клетки и лежавших под ней органов. Он снял шлем Кириона, прикасаясь к нему осторожно – отчасти чтобы не потревожить собственные раны, отчасти из уважения к умершему.

Когда Кирион вцепился в его запястье, Талос изумленно моргнул. Черные глаза брата завращались в глазницах, ничего не видя и оставляя след из дождевых капель, схожий со слезами‑молниями на его наличнике.

– Узас, – просипел Кирион.

В открытой воронке его грудины трепетало одно легкое. Одно сердце все еще слабо сокращалось.

– Это Талос. Узас мертв.

– Узас, – повторил Кирион. – Я ненавижу тебя. Всегда ненавидел. Но мне жаль.

– Брат.

Талос повел рукой перед глазами Кириона. Реакции не последовало. Тот был совершенно слеп.

– Талос?

Он взял Кириона за руку, сжав запястье в братском приветствии.

– Я здесь, Кай.

– Хорошо. Хорошо. Не хотел умирать в одиночестве.

Расслабившись, он снова осел на камни.

– Не забирай мое геносемя, – подняв руку, Кирион прикоснулся к глазам. – Я… Кажется, я ослеп. Это неправильная темнота.

Воин стер стекающую с губ слюну.

– Ты не возьмешь мое геносемя, так?

– Нет.

– И не разрешай Вариилу извлечь его. Не позволяй ему прикасаться ко мне.

– Не позволю.

– Хорошо. Те слова, что ты сказал. О войне. Они мне понравились. Не передавай мое геносемя. Я… покончил с этой войной… навсегда.

– Я понял.

Кириону пришлось три раза сглотнуть, прежде чем он смог заговорить снова:

– Я как будто утопаю в слюне.

Но это была кровь. Талос ничего ему не сказал.

– Септимус и Октавия ушли.

– Это хорошо. Хорошо.

Из перекошенного в слабой улыбке рта Кириона потекла смешанная со слюной кровь. Его тело задергалось в предсмертных конвульсиях.

Талос держал его в руках, не говоря ни слова. Паузу, как обычно, заполнил Кирион.

– Я умираю, – сказал он. – Все остальные мертвы. Рабы спаслись… А… – медленно выдохнул он, – а как ты?

Талос подождал, пока последнее дыхание сорвется с губ брата, после чего бережно закрыл его глаза.

Он забрал у мертвого три вещи – не больше и не меньше.

Люкориф лежал неподвижно. Талос обошел его труп по широкой дуге и направился к Вариилу.

Апотекарию до смерти было еще далеко. Пророк нагнал его, когда тот, выдохшийся, с отрубленными ногами, полз по камням. Потеря ног ниже колена отнюдь не смягчила нрав Живодера.

– Не трогай меня, – сказал он Талосу, который пропустил это мимо ушей.

Пророк оттащил его к зубцам крепостной стены, где было немного суше.

Несколько отделений своего нартециума апотекарий открыл, а их содержимое переместилось по большей части в его кровеносную систему.

– Я не умру, – сказал он Талосу. – Я остановил кровотечение, предотвратил риск сепсиса и прочих инфекций, применил пластырь из искусственной кожи и герметизатор для брони, а также…

– Заткнись, Вариил.

– Извини. Кажется, я переусердствовал со стимуляторами, но надо было учесть экстренность ситуации. Я не привык…

– Заткнись, Вариил, – сказал Талос, сжимая руку брата, запястье к запястью. – Я иду за ней.

– Пожалуйста, не рискуй своим геносеменем.

– По правде, тебе очень повезет, если оно уцелеет.

– Это огорчает меня.

– И если ты сумеешь убраться с этой проклятой планеты, не трогай геносемя Кириона. Пусть он покоится с миром.

Вариил склонил к плечу голову, мокрую от дождя.

– Как пожелаешь. Где катер? Он вернется?

– Прощай, Вариил. Восьмой легион еще будет гордиться тобой. Мне не нужно быть пророком, чтобы это предсказать. – Он указал на пояс Вариила со всеми карманами, патронташем и запасными обоймами. – Я возьму это, если ты не возражаешь.

Вариил возражать не стал.

– Как я выберусь с Тсагуальсы, если катер не вернет меня на корабль Делтриана?

– У меня есть предчувствие, что воины легиона придут сюда однажды ночью, они пожелают своими глазами увидеть, что тут произошло.

– Догадка? – поинтересовался Вариил, нажимая клавиши на нартециуме.

– Хорошая догадка, – ответил Талос. – Прощай, брат.

– Умри с честью, Талос. Благодарю тебя за Фригию.

Пророк кивнул и оставил последнего выжившего брата в струях дождя.

Она пошла за ним, когда вой железного воздушного охотника стих и расстояние поглотило рев его турбин. Тогда она выступила из теней и помчалась вниз по крепостной стене, легко балансируя копьем в уцелевшей руке.

Шелковая грива струилась вслед за танцовщицей‑мечницей, не забиваясь в глаза. Храм баньши мира Ультве нуждался в ней, и в храм баньши она пришла. Раскол между провидцами мира‑корабля не добавил удачи, как и разделение сил, последовавшее за ним.

Немногие из других храмов Пути решились последовать за ней, несмотря на то уважение, что заслуживали ее доспехи и оружие. Они не решались оставить Ультве без защиты, поэтому армада была столь малочисленна и призрачна – корабли, населенные духами, и горстка настоящих воинов, осмелившихся ступить на землю этого нечистого мира.